Чародейка

Трой Деннинг

Чародейка

ПРОЛОГ

Царь Титхиан I полз на четвереньках через вестибюль. Расставив конечности, он двигался рывками, в беспорядочном ритме, свойственном насекомому. Его нижняя челюсть находилась в постоянном движении, как будто он жевал жесткий стебель колючего растения. Взгляд выпученных глаз царя не отрывался от каменного пола. Без остановок он добрался до угла, затем, цепляясь когтями за стену, попытался подняться. Он не прекращал своих попыток до тех пор, пока ему не удалось встать более или менее прямо.

Некоторое время царь старался подтянуться еще выше, но потом внезапно упал на пол и продолжил свое путешествие на четвереньках, правда, теперь уже он двинулся в другом направлении.

Две отделенных от тела головы летели за царем, держась на расстоянии метра от пола. Одна была совершенно сморщенной, с мертвенно-бледной, пепельного цвета кожей, впалыми щеками, провалившимися глазами и потрескавшимися губами. Другая казалась раздувшейся, с грубыми чертами лица, одутловатыми щеками, опухшими глазами, превратившимися в темные щелочки, и ртом, полным сломанных зубов серого цвета. У обеих были жесткие волосы с многочисленными хохолками. Под подбородком у них темнели шрамы от швов. Кожа там была аккуратно собрана и зашита грубыми черными нитками.

«Разум насекомого взял верх над разумом Титхиана, — предположила вздувшаяся голова, мысленно обратившись к сморщенной. — Я говорил тебе, Виан, что он не был готов к таким опасностям и испытаниям».

«Лжец. Ты ничего подобного мне никогда не говорил, — ответил Виан. — Но это не имеет никакого значения, Сач. Если Титхиан не в состоянии подчинить себе разум панка, то нам от него в любом случае не будет никакого проку».

Догадываясь, что головы разговаривают между собой и, возможно, обсуждают его, Титхиан тем не менее не понимал ни слова из того, что они говорили. За десять дней до этого он использовал Незримый Путь для того, чтобы установить мысленный контакт с одним канком. Царь собирался проследить за тем из своих противников, кто вознамерится покинуть город, используя этого канка в качестве транспортного средства. Когда же Титхиан расширил рамки контакта, причудливые ощущения, обуревавшие канка, едва не свели с ума царя, позволив врожденным инстинктам гигантского насекомого взять верх над человеческим разумом. В данный момент наиболее примитивная, самая обширная часть интеллекта Титхиана считала его самого канком насекомым в два раза крупнее человека, имевшим твердый хитиновый панцирь черного цвета, шесть похожих на толстые палки ног и пару жестких усиков-антенн на голове.

Титхиан ощущал странные вибрации где-то в области подмышек, где у канков находились своего рода барабанные перепонки, заменявшие им уши.

Какие-то приглушенные звуки, отдаленно напоминавшие голоса, проходили сквозь верхнюю часть его тела. Титхиану показалось, что он узнал голос Садиры — одной из тех трех, за которыми царь намеревался шпионить. Что же касается Сача и Виана, то их речь представлялась ему просто бессмысленным набором звуков.

Крошечная часть его еще помнила, что некогда он был монархом, а вовсе не канком. Поэтому-то царь и пытался разобрать слова и понять смысл того, что говорилось. Именно этого он и добивался, возжелав обрести контроль над разумом канка. И теперь, даже несмотря на неудачи, он не собирался отступать.

Титхиан сконцентрировал все свои мысли на жизненном центре своего организма, то есть на том самом месте, где три потока жизненной энергии Пути — умственный, мысленный и физический — сливались воедино, высвобождая некую таинственную могучую силу. Бывший монарх мысленно представил себе, как нить золотистого цвета протягивается от жизненного центра его организма к его мозгу. Спустя мгновение он почувствовал странное покалывание во всем теле. Хотя царь знал, что это сильно ослабит его, он продолжал выкачивать из себя энергию до тех пор, пока кончики пальцев на его руках и ногах не стали излучать ее. Он хорошо понимал, что, если хочет одержать верх над инстинктами канка, ему потребуется вся энергия, которую он сумеет собрать…

Когда Титхиан почувствовал, что энергии набралось достаточно, он использовал часть ее для того, чтобы мысленно нарисовать собственный портрет. В его воображении предстал худощавый, костлявый мужчина с резкими чертами лица, крючковатым носом, длинными рыжеватыми волосами и золотой царской короной Тира на голове.

Насекомое немедленно отреагировало на его мысль, вызвав к жизни из глубин царского сознания образ канка. Тот сразу же устремился в атаку.

Щелкая жвалами, он кинулся вперед, чтобы схватить свою добычу. Хрупкий образ Титхиана метнулся в сторону, упал и покатился по земле. Когда он снова оказался на ногах, канк уже разворачивался для новой атаки.

Царь представил себе, что у него растут крылья. Он вновь ощутил покалывание во всем теле, когда новый поток энергии устремился из его жизненного центра. Затем он почувствовал, что у него появились крылья.

Канк сделал мощный бросок как раз в тот момент, когда Титхиан отчаянно захлопал ими. Монарху удалось оторваться от темной земли, с трудом избежав при этом челюстей насекомого.

Прежде чем туповатый канк понял, куда делась его добыча, царь опустился ему на спину и схватился руками за его усики-антенны. Канк взвился в воздух, пытаясь сбросить с себя нежелательного наездника. Но Титхиан крепко держался за жесткие усики. Борьба образов продолжалась.

Канк опустился на землю, визжа от боли и испуга. Его усики-антенны являлись как бы продолжением головных нервных окончаний, и любое повреждение этих жизненно важных отростков могло погубить его. Поэтому канк решил прибегнуть к еще одному способу избавиться от наездника. Он подобрал под себя все три ноги, расположенные с левой стороны, намереваясь опрокинуться на спину и раздавить врага.

Но Титхиан предвидел этот маневр противника. Он снова вызвал из недр своего организма поток жизненной энергии и вообразил, что местность там, где ему пришлось сражаться с канком, скрыта туманом. Царю показалось, что желудок его поднялся к горлу, но он продолжал крепко держаться за усики-антенны канка, пытаясь заставить непокорное существо признать его своим хозяином. Канк сопротивлялся еще некоторое время, затем покорился воле наездника.

Царю не пришлось долго ждать, чтобы понять, что ему все-таки удалось взять верх над инстинктами огромного насекомого. Не успел образ канка сдаться, как в ушах царя зазвучал знакомый голос. На этот раз, когда Титхиан прочно контролировал чувства и ощущения канка, он мог уже разобрать слова…

— Садира, что происходит с твоим канком? — послышался голос Рикуса, одного из спутников Садиры.

— Я не знаю, — ответила Садира. — Он словно взбесился, даже попытался сбросить меня. Я хорошо знаю нрав канков, но никогда не видела ничего подобного.

Будучи не в состоянии провести разницу между тем, что происходит в его голове и вне ее, канк на действия Титхиана реагировал чисто физически.

Надеясь успокоить Садиру, Титхиан слегка постучал по усикам-антеннам огромного насекомого — образа, запечатленного в его мозгу. И он, и настоящий канк, которым управляла Садира, устремились вперед.

— Видно, что-то вывело твоего скакуна из равновесия, а теперь он пришел в себя, — заметил второй спутник Садиры, тирийский аристократ Агис из семьи Астиклесов. — Пришпорь-ка канка. Клед должен быть уже где-то совсем рядом, и я просто сгораю от нетерпения встретиться с Эрсталом. Рикус говорил, что он такой же ученый человек, как и мудрецы Тира.

— В этом я вам не судья, — произнес Рикус. — Я знаю только то, что сегодня он — единственный из оставшихся в живых людей, кому посчастливилось прочесть «Книгу кемалокских Царей».

— А ты уверен, что он все еще находится в Кледе? — спросил Агис.

— Уверен, — заверил его Рикус. — То, что осталось в памяти Эрстала после прочтения книги, является для карликов единственным источником знаний о своей истории. Все в поселении согласятся скорее погибнуть, чем позволить ему уехать.