Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 10

– Ясно, что! Разве мужик против пива устоит? Так и пошел к ней пиво пить.

– Что делает баба! Совсем осмелела! – Неожиданно Матрёна захихикала. – Куда ж ей мужика, если сама-то всё по аптекам бегает: без успокоительных капель и дня прожить не может?

Теперь хихикали обе. Далее они немного посудачили ещё на тему женской свободы и пошли со двора.

В подвале часовщик Горелик, маленький, с густыми бровями пытался включить фонарик. Тот загораться не пожелал.

– Дама! Что вы тут улеглись! Не делайте нам нервы! – сверкнул он глазами. – Не мешайте офицеру следователю смотреть на окрестности! Умоляю!

И через несколько секунд:

– А трупа-то и нет! Напрасная тревога.

Василий Чижиков не был следователем. Простой опер. Стоял он в мрачноватом повальном помещении, пытаясь прикрыться служебной папкой от падающей с потолка какой-то дряни.

– Не обращайте внимания, – показал Горелик вверх, – ремонт там хозяева делают. И штукатурка старая падает, и побелка сыпется. А то и вода откуда-то капает. В моей клетушке то же самое.

Часовщик Горелик арендовал другое маленькое помещение в том же подвале.

– Гражданка Кавалеридзе, почему вы заявили, что в подвальном помещении по указанному адресу находится труп сапожника Литвака Семёна Иосифовича?

Элеонора Тимофеевна моментально пришла в себя, поднимаясь со ступеней, проскрипела:

– А как же! Зашла к нему по делу, а из двери такая вонь! Точно, труп! А в замочную скважину не видно и в окно-то не разглядеть.

– А по какому делу вы хотели видеть Литвака?

– По личному!

Кавалеридзе не хотелось рассказывать, что пришла она забрать старые семейные фотоальбомы. Она на свой страх и риск выпросила их у одной своей знакомой, сын которой занимался раскопами. В свободное от основной работы время. Сыновнее хобби приносило неплохой доход, что знакомая смогла стать единственной владелицей старинной виллы в курортном городе. Виллу отреставрировали. Восстановили оригинальный камин. И он даже работал!

Литвак имел подобное хобби. То есть он копал. И тоже в свободное время.

С одной стороны, Элеоноре Тимофеевне хотелось, чтобы Семён наконец-то обратил на неё более пристальное внимание и сделал ей брачное предложение. С другой – поправить материальное положение. И решение ей виделось одно. Быть полезной Литваку в поисках антикварных вещиц. Упросила знакомую одолжить старые немецкие альбомы. А уж Семён сможет найти в них полезную для себя информацию.

Один раз она передала старую исчерканную немецкую топографическую карту, найденную в вещах покойного мужа.

Литвак нашел старинные каминные часы. Основание у них было деревянным с инкрустацией из янтаря оттенков от темного меда до почти белого. Часы не имели одной стрелки. Да и механизм был поврежден основательно. Эту находку Семён оставил себе и поставил в мастерской. Для красоты, так он объяснил.

Элеоноре Тимофеевне он передал небольшой медальон. Последний был сильно запачкан чем-то, то ли ржавчиной, то ли каким-то гнильём, выглядел крайне непривлекательно, цепочки к нему не было, но петелька для цепи или шнура имелась неповреждённой. Не смотря на непривлекательный вид старинной штучки, Элеонора Тимофеевна дару была рада.

«Как изящно Семён положил начало наших отношений. Так романтично, так тепло!» – думала Кавалеридзе. Спросить, что ещё было в найденном тайнике, она застеснялась. Да и отвлеклась на свои незначительные проблемы: требовалось почистить медальон. В ювелирных мастерских её смутили немалые цены. Решила по старинке, как в родное советское время. Что там у нас? Мел? Сода? Но тут включился здравый смысл. Вдруг вещица очень ценная? Как бы не повредить. Наступив решительно на жабу, она купила специальное средство для чистки домашнего серебра. Долго изучала инструкцию. С помощью косметических палочек и дисков, вздохнув и задержав дыхание, приступила. И через пару минут остановилась, потому что одна из сторон оказалась не металлом, а эмалью. Особо не раздумывая, Элеонора Тимофеевна положила вещицу в тёплую мыльную воду. И стала ждать. Медальон не стал сопротивляться. Эмаль очистилась. Объявился рисунок, яркий, привлекательный. Незнакомые цветы, листья, стебли. По краям тончайшая филигрань. Под грязью обнаружился замочек, и медальон открылся. Внутри оказалась какая-то труха. Элеонора безжалостно всё вытряхнула, а освободившееся пространство продезинфицировала водкой. В её палехской шкатулке нашлась подходящая серебряная цепочка.





– Миленький кулон, – рассказывала и показывала Элеонора Тимофеевна товарками и соседям, – мужчина подарил. Ухаживает. Имеет серьёзные намерения.

И носила с удовольствием.

Товарки и соседи кивали головами и расспрашивали, а чем занят этот мужчина, каково его благосостояние, есть ли родственники?

– Он пенсию получает, и подрабатывает, конечно. Самостоятельный, – с удовольствием рассказывала Элеонора, – и жильё он имеет. Правда, комната в коммуналке. Но в центре. И дом хороший, старый, немецкий. Мы можем съехаться, а комнату сдадим. Он такой одинокий! – при этих словах романтически закатывала глазки.

И надо же случиться такому, что альбом потребовалось срочно вернуть. Она успела забежать к Литваку домой, но там его не застала. Прибежала в мастерскую – и тут нет. При сложившихся обстоятельствах она заволновалась. Не дай-то Господь что-то с ним произошло. Копателей много. Не поделили что-нибудь. Или ещё хуже что!

Но разве признаешься полицейскому, что сапожник на самом деле копатель?

Глядя на выражение лица Кавалеридзе, Чижиков понял, что не желает она при свидетеле рассказывать о причине, по которой пришла к сапожнику.

– Почему вы называете отсутствующего антикваром?

– А кто ж он ещё! К нему всегда такие личности ходили и всё ближе к ночи! Специально, чтобы никто не заметил. Часы у одного, я видела, на руке дорогие. Руку повернул – как сверкнуло! Неделю назад один такой в пиджаке кожаном пришел. Уже темно было. А я пошла мусор выносить. Смотрю: выходит, а в подвале свет горит, значит бизнесмен наш ещё на месте был. Конечно антиквар, кто ж ещё?

– Как вы странно мусор вечерами выносите! Помойка-то в другой стороне от вашего дома. – Снова встрял часовщик.

– Не ваше дело куда я с мусором хожу. А мне, может, прогуливаться нравится по вечерам. Так и в программе «Здоровье» по телевизору предлагают. Чтобы сон крепче был! Телевизор вы, что ли не смотрите?

«Действительно, странно. С той стороны и окошка подвального не видно», – подумал полицейский, но вслух ничего не сказал.

Кавалеридзе продолжала:

– Некоторые на машине подъедут. Придут, а с пакетами выходят. Конечно, антиквариат покупали и выносили. Жульё!

– Послушайте, мадам! Семён Иосифович был сапожником! А иногда летом садился с гуталином, щетками в кибитку у перекрёстка и чистил обувь! Недорого, к тому же! – Вновь говорит часовщик.

– Вы когда видели сапожника последний раз? – спросил полицейский часовщика.

– Примерно, неделю не видел. И не слышал. Через стенку. И не слышал, чтобы он по лестнице спускался или поднимался. Лестница у нас громкая.

Вошедшие находились в небольшом помещении, темном, разделенном прилавком-бортиком на неравные части. Меньшая для посетителей. В большей размещался сапожник со всеми бебехами, необходимыми для работы. Маломощная потолочная лампа придавала помещению вид крайне таинственный. У одной стены светлел старенький холодильник "Минск". Наверно, это агрегат можно было определить самым роскошным предметом в каморке. Хотя… В самом дальнем углу – старинные часы. Небольшие. С деревянным основанием, отделанном янтарными пластинами. Перламутровым циферблатом. Не работающие. Без часовой стрелки. С трещиной на корпусе. Часы Василию очень понравились.

"Немецкие,"– в этом Василий был уверен. Насмотрелся на подобные вещи в старых домах.

В помещении имелось окошко, под самым потолком. И выходило оно в переулок, а не во двор.

"Ни света, ни воздуха," – подумал Чижиков.ʺ