Ожерелье Зоны

– Растворился, – повернулся к стене, поджал ноги к груди, обхватил их руками и снова превратился в смердящую кучу тряпья. Гриф даже в какой-то момент подумал, не померещился ли ему наемник. На самом ли деле разговаривал с ним, не пустили ли чертовы академики газ. Сталкер перевел осторожный взгляд на топчан, не исключая варианта увидеть себя на нем. Потертый коричневый дерматин блестел гладкой растрескавшейся поверхностью, отбрасывал мутный блик от лампы и всего. Сталкер снова заглянул вниз. Куча тряпья оставалась неподвижной. Чтобы убедиться, он протянул руку и тронул наемника. Пока армейская куртка сминалась под пальцами, Гриф все еще сомневался в существовании Карабаса. Наконец он коснулся чего-то твердого, худого, словно палка. Сталкер сморщился, убрал руку, обтер о брюки и зашагал по карцеру.

Тайник он сделал на Карабасе. Преодолевая отвращение, сунул пинцет ему в карман и закрыл клапан. Наемник даже не пошевелился. После чего Гриф расхаживал по камере, морщил лоб, о чем-то усиленно думал и каждый раз, когда приближался к двери, ощущал тепло. В какой-то момент он остановился под зарешеченным плафоном и долго его рассматривал.

Металлический лязг заставил сталкера встрепенуться, повернуться к двери и принять непринужденный вид. Вошел Алексей. Дверь за ним захлопнулась с грохотом.

– Тише вы, – послышался сдавленный стон. Алексей завертел головой, обыскивая взглядом помещение.

– Это Карабас, он под лежаком, – взглядом Гриф указал на топчан.

– Карабас? – глаза Алексея расширились.

– Да, – Гриф не преминул воспользоваться пробуждением наемника, опустился на колени, заглянул в вонючий сумрак. – Карабас, ты можешь с нами поговорить?

– О чем? – послышался шелестящий шепот.

– Что здесь произошло?

– Седых пришел со … своими агалами.

– А земляки, рыкстеры?

– Они…

Повисла тяжелая тишина. Из-за двери слышались приглушенные голоса, звук кованых каблуков по железному полу, гул генераторных установок, где-то стучали по металлу.

– Эй, Карабас? – нарушил молчание Гриф. – Слышишь меня?

– Что с ним? – спустя несколько минут спросил Алексей, отчаявшись дождаться ответа.

– Матрешка забрала, – ответил Гриф, поднимаясь с коленей. – Ты мне, Ява, вот что скажи: о чем с пижоном беседовал?

– С пижоном? – Алексей сдвинул брови, а потом догадался. – А, с этим. Его Качака называл Пирцентом. А Качака – это…

– Знаю, кто такой Качака, давай дальше.

– Ну… спросил, куда идем. Зачем. Кто ты. Я рассказал все, как ты учил.

– Тише, – Гриф поманил парня пальцем. Алексей склонился над его ухом, зашептал.

– Ему медики рассказали про меня. Он интересовался, помогла ли катушка. Я сказал, что помогла. Спросил, где она теперь. Я сказал, что не знаю. Интересовался, смогу ли их привести на то место, ну… где нашли. Я сказал, что это можешь только ты, – Алексей замолчал.

– И все? – Гриф посмотрел на парня в упор.

– Ну… еще Качака мне в грудину пару раз вмазал для улучшения памяти. Вмазал не хило так. Он это «скворечником» называл. Ага, так и говорил: «Скворечник тебе забью». Странная у того мужика кличка, ну… которого ты назвал пижоном, – продолжал говорить Алексей с дурацкой улыбкой. От пережитого и обуревающего волнения он не мог остановиться. Гриф сунул руки глубоко в карман и зашагал по карцеру.

– …Пирцент. Очень похоже на слово «процент», – не унимался Алексей. – Говорит он так, ну… словно вот-вот расплачется. Сумасшедший какой-то. Точно говорю, Гриф, он чокнутый. Как здесь воняет, словно помер кто-то, – он поморщился, – форточки нет даже проветрить эту душиловку…

– Заткнись, – Гриф остановился напротив Алексея.

– Я… я, – промямлил парень и как-то обреченно, вяло махнул рукой в сторону двери, – это…

– Просто замолчи, – Гриф взглядом буравил в нем дырки.

Алексей поджал губы, закивал и сел на топчан. Вспомнил, кто под ним покоится, подскочил, отошел к дальней стене, опустился на корточки.

Глава 7. Побег

В молчании прошел час. Сталкеры только меняли позы. В какой-то момент Гриф подошел к топчану, заглянул под него. Наемник лежал неподвижно. Гриф протянул руку, аккуратно достал пинцет, убрал в карман и позвал:

– Карабас, просыпайся. Мне надо кое-что у тебя узнать.

В ответ ему была тишина. Гриф подождал, затем сунул руку под топчан, нащупал плечо, потряс:

– Карабас, хорош…

Послышалось шебуршание, а затем раздался громкий, резкий нечеловеческий то ли визг, то ли сдавленный вопль. Гриф отпрянул, не удержался, упал назад, быстро отполз к стене.

Из полумрака на него смотрели два бешеных, безумных глаза, поедающих его поедом. Они как будто подсвечивались изнутри холодным светом. Такие два стеклянных шарика, за которыми зажглись тусклые светодиоды, а черные точки посередине – зрачки. Желтый оскал поблескивал мокротой. Из дыр между зубов неслось булькающее утробное клокотание. Это уже был не Карабас и вовсе не человек, это было нечто маниакальное с полным разрушением личности. Гриф крепче сжал пинцет, готовый защищаться.

Но нет, обошлось. Свет в глазницах погас, клокотание стихло. Существо медленно отвернулось к стенке, свернулось в клубок и затихло.

– Господи, – выдохнул у стены Алексей, встал с корточек и зашептал, – я не смогу спать, пока он здесь.

– И не надо, – проговорил негромко Гриф, отошел к стене. На месте спайки разломал пинцет на две части, с минуту их вертел в руках, разглядывал и что-то соображал. Затем приблизился к Алексею и стал тихо посвящать его в план побега. Он дважды повторил последовательность их действий и как будут реагировать на ту или иную ситуацию. Алексей прилежно запоминал, морщил лоб, кивал, спрашивал, сталкер терпеливо разъяснял.

– Думаешь, получится? – спросил Алексей в конце. – Если все провалится, нас могут того, ну… пристрелить.

– Запомни, Ява, – проговорил Гриф убедительно, – только сомнения останавливают нас на пути к победе, в данном случае к свободе.

– Ну да, ну да, – Алексей нервно принялся кусать губу.

Еще два часа протекли в томительном ожидании. Когда им принесли на пластиковом подносе две одноразовые тарелки с какой-то баландой и пластиковые ложки, сталкер поинтересовался у Малого, который час.

Малой поставил поднос на пол и послал его на хер, затем вышел. Впрочем, Гриф и без его помощи узнал, что надо. Заглянул охраннику за спину через открытую дверь в узкое окно коридора. Был поздний вечер. А когда минут через двадцать охранник снова возник в проеме, чтобы забрать посуду, Гриф поинтересовался:

– Уважаемый, свет на ночь выключаете? А то у пацана темнофобия (он никак не мог вспомнить, как называется боязнь темноты), паника у него без света, понимаешь?

Малой опять послал Грифа куда подальше и вышел.

– Черт, – с досадой произнес сталкер, – что за урод?

– Свет они из-за меня не вырубают, – снизу донесся сиплый задыхающийся шепот. – Экспериментируют, суки… Я не переношу света… пятый день уже не сплю… твари.

– Тебя, гляжу, и не кормят, – не приближаясь к топчану, Гриф присел на корточки, глянул в сумрак. Карабас не поворачивался, лежал лицом к стене.

– Я сам… не ем, – повисло долгое молчание, – не могу.

– Так они что? Изучают воздействие матрешки? – Гриф в очередной раз попытался разговорить наемника. – Этот Седых, он нарколог?

Молчание было ему ответом. Сталкер не настаивал, ждал, а когда встал с хрустом в правом колене, Карабас просипел: – Нет. Они из-за танка здесь.

– Из-за танка? – Гриф встрепенулся. – Из-за атомного? – и снова вопрос повис в воздухе, как одинокая, парящая в потоке пылинка.

– Эй, Карабас, – сталкер заглянул под топчан, – я спрашиваю, из-за атомного танка они здесь? – хотя в его голосе и звучала настойчивость, приближаться и тем более тормошить наемника он не решался.

Карабас лежал неподвижно, словно мертвый. Затянувшееся безмолвие обещало быть долгим.

– Вот так дела-а-а, – прошептал Алексей.