Страница 2 из 3
Чтобы заглушить тревогу, Тоф спросил:
– Рута, как твоё обучение?
Та прикусила губу. Помедлила с ответом. Потом негромко сказала:
– Госпожа Хексен мной довольна. Говорит – хорошая целительница выйдет.
– А тебе самой нравится?
Рута почему-то зарделась, но кивнула.
– А куда ей деваться-то? – хмыкнул брат. – Раз не отсыпали Твилингары магии, надо чем-то другим заниматься. Замуж она же не хочет….
– Ной! – впервые за всё время Рута гневно повысила голос. – Дурак ты неотёсанный!
– Да, ладно-ладно, – со смехом ответил тот. – Чувствительная какая! Не буду больше про это говорить.
Миновав восточные ворота, друзья погрузились в суету и какофонию звуков. Речная слобода жила. Здесь сновали рабочие, дети, торгаши, моряки. В общем, все те, кого город посчитал лишними в военном походе. Зачем же собирать ополчение, когда можно справиться силами гвардии и магистериума?
Тут и женщины не прятались в домах. Прямо на улице они, в своих пропахших рыбой фартуках, развешивали на просушку бельё, чистили овощи, баюкали детей и просто громко болтали.
Друзья спустились к небольшому речному причалу, куда выдринги пригоняли крепкие, гулко стучавшие друг об друга брёвна. Сейчас время сплава прошло, только лежали на просушку ряды белесых круглобоких заготовок. Приятно пахло древесиной, хотя и не так остро, как от свежей.
Сейчас поперёк реки кипела работа. Выше по течению с одного берега на другой протянулись широкие ряды связанных между собой брёвен. Их соединяли цепями, чтобы потом закрепить с обеих сторон. Теперь, если враг решит подойти к городу на лодках, его ждёт неприятный сюрприз.
«Хотя, какой в этом смысл? – с неприязнью подумал Тоф. – Если уж она решит наступать через слободу, что мешает ей пройти по берегу?»
Словно прочитав его мысли, Ной гордо кивнул на поля, тянущиеся за рядами деревянных домиков:
– Там сейчас устанавливают ловушки! Пойдём, глянем?
– Ты-то откуда знаешь? – дёрнул хвостом Тоф. Ему уже хотелось домой. Тем более, что во рту не было ни крошки с раннего утра.
– Так это ж отец предложил!
Рута закивала, видимо, стараясь поддержать брата. Она вообще была сегодня немногословна.
– Да ну, – бесцветно отозвался Тоф. – Чего там интересного? Ты никогда не видел, как люди лопатами машут?
Ответить Ной не успел. Мимо, в клубах пыли, промчался всадник, затормозив лишь у самого причала. Бледный и взволнованный, он что-то объяснял старшему плотнику, указывая на север. Тут же полетели команды. Люди засуетились.
– Что происходит? – удивлённо подняла светлые брови Рута.
Друзья переглянулись.
– Сейчас! – кинул Тоф, пытаясь погасить тревогу.
Он притормозил возвращавшегося гонца:
– Эй, парень! Что за спешка?!
По счастью, тот оказался почти их сверстником, поэтому ответил даже с охотой:
– Плохо всё! – выдохнул он. – Наших разбили. Ведде мёртв. Кто выжил – в город возвращаются. Готовьтесь к осаде. А теперь пусти! Мне в штаб ещё надо!
Оглушённый Тоф выронил поводья лошади, и гонец вновь пустил её быстрой рысью.
– Тоф! – пискнула Рута будто где-то в параллельном мире.
– Слушай, да, может, обошлось, – пытался неуклюже подбодрить друга Ной.
– Мне… надо идти…. – всё ещё барахтаясь где-то под толщей ледяной воды, проговорил юный Рока.
– Погоди! Мы с тобой…, – намылился было Ной, но Рута удержала его за руку, покачав головой и что-то тихо сказав брату.
Умная всё-таки девчонка, Рута.
Где разместят раненых? В лазарете при казармах! Если дядя жив, он просто придёт домой… или нет? Он же на службе у города. Значит, обязан доложить о своём прибытии…, но суперинтендант погиб! Кому они будут докладываться? В мэрию! Точно! Больше некуда.
О покойницкой думать не хотелось, и Тоф вытолкнул эту мысль за натянутые струной нервы.
Он не прогадал. У мэрии, возвышавшейся над площадью монументом градоначальнику, толпился народ. Здесь же сновали туда и сюда военные гонцы. Подходили люди в мундирах. Кто-то узнавал кого-то. Останавливались, перекидывались тревожными фразами, обнимались, плакали. Другие просто безуспешно искали своих, дёргая за руки, заглядывая в лица.
Большинство в мэрию, конечно, не пускали. Значит, остаётся найти кого-то знакомого, и узнать у него. Ну, или, чем Стужа не шутит, самого Роффу. Молодой Рока присоединился к толпе горожан, цепко вглядываясь в каждого проходящего военного. Сам не заметил, как принялся искать в лицах знакомые карие, с прищуром, глаза и нос горбинкой в обрамлении бледно-рыжих с сединой бакенбардов.
И так увлёкся, что чуть не пропустил пухлощёкого Мартина, служившего с дядей в одном подразделении. Через лоб у него тянулся багровый шрам, ещё не успевший стать рубцом, но, видимо, уже не нуждавшийся в повязке.
– Март! Эй! Мартин! – закричал что было силы Тоф.
Дядин сослуживец остановился, закрутил головой в поисках кричащего. Юный Рока протискивался через толпу, как мог, быстро. Два раза ему чуть не отдавили хвост, один раз – чувствительно заехали под рёбра локтем, и, пожалуй, не единожды наградили нелестным эпитетом. Но цели своей он достиг.
Почти.
Уже вывалившись из толпы, Тоф заметил, как Мартину бросилась на шею «пышечка» в клетчатом платье. Она даже не вытирала слёз радости с миловидного личика. Это за неё делал сам Мартин. Он глуповато улыбался, и твердил, что всё хорошо. Ну, разве ему теперь до племянника сослуживца?
Вдруг на плечо легла чья-то рука. Тоф круто развернулся.
– Мама?!
Бледная, осунувшаяся. Рыжие с чернью волосы, как всегда, наспех забраны в объёмный пучок между аккуратными ушками. Неизменное шерстяное платье – серое, словно мостовая, – сидит, как влитое, на всё ещё стройной фигуре. Но руки… эти родные натруженные руки висят плетьми, горбят покатые плечи. В серо-зелёных глазах – туман.
Она кусает нижнюю губу. Силится вытолкнуть слова из-за сведённой челюсти, но вместо этого разражается слезами. У Тофа обрывается сердце, и падает в глубокий тёмный колодец, откуда не видно неба.
– Мам… дядя Роффа?
Она кивает, всё ещё не в силах прервать потоки слёз.
«Но откуда ей знать?» – мелькает паническая мысль, когда Тоф бережно прижимает к себе хрупкую женщину.
«Может, это слухи? Сплетни глупых женщин?»
– Я была в лазарете, – еле слышно произносит из глубины сыновних объятий мама. – Помогала госпоже Хексен, когда их начали приносить. Тоф, их несут, похоже, до сих пор! Лазарет уже переполнен, а их всё несут…. Я ушла только на часок, чтобы тебя найти, а потом – назад….
– А дядя, мам? – осторожно напомнил ей младший Рока.
Ещё пара всхлипов, и мама всё же справилась с собой. Кетти Рока была слабой женщиной, но ради сына, порой, старалась быть сильнее.
– Они принесли Текка Фрида. Обмороженного всего. Он… он рассказал, что по ним ударило белым льдом. И Роффа… он был ближе. Текк сказал… сказал, что когда Роффа замёрз, какая-то тварь снесла ему лапой голову, как будто он был не живым форситом, а ледяной статуей… зачем, Тоф?! Зачем он мне это рассказал?!
Её затрясло, и Тоффин вновь услышал глухие рыдания. Мантия грозила промокнуть на груди, но разве это беда? А сам Тоф сидел в своём глубоком чёрном колодце – гулком и холодном, и отстранённо думал, что Текк, наверное, просто не хотел давать им ложную надежду. И правильно, ведь теперь она в дефиците.
– Мам, – наконец, смог он произнести, – может, отвести тебя домой?
При слове «дом» в животе настойчиво заурчало.
– Н-нет, – Кетти, наконец, оторвалась от сына. – Мне нужно в лазарет. Я обещала. И малышка Рута не справится пока. А ты иди! Там под подушкой стоит каша. Ещё теплая должна быть. На полке в коробе – хлеб. И молоко в леднике.
Слёзы высохли. Мама вспомнила, что у неё есть голодный сын, о котором надо позаботиться. Будто бы даже приободрилась.
Как ни странно, перед лицом реальной опасности, город ожил. Он тревожно гудел, торопился, плакал, робко улыбался, напряжённо готовился. Хоронил погибших и надеялся на живых.