Распад. Новое солнце

– Доктор, куда же вы? – окликнул старика Носидэ. – Мы еще не успели там убраться.

Миновало больше трети часа. Алсет тяжело дышал, его ботинки стали серыми от пепла. Он переставлял ноги, понимая, что не хочет увидеть того, что ему предстоит, но все равно шел. Он не мог отвернуться, забыть, сделать вид, что ничего не было. Это сломало бы его, теперь уже окончательно. Носидэ, в отличие от Алсета, двигался легко и непринужденно. Он наслаждался всем, что видел вокруг, ведь война – это то, что он умел лучше всего. Только в окружении огня он чувствовал себя как дома.

Когда изобретатель достиг баррикады, то от отчаяния рухнул на землю. «Грязно, мерзко», – это первое, о чем подумал Алсет. Ему не хотелось касаться этого, не хотелось, чтобы это его запятнало, отчего позже он почувствовал невыразимый стыд.

Всюду валялись изувеченные тела, десятки солдат пали здесь из-за каких-то неосторожных слов… его слов. Теперь монолог Носидэ обрел смысл, вот она, цена – жизни десятков ни в чем не повинных людей.

Жгучая боль переполнила сердце.

– Они сражались храбро, – поведал ему шпион. – Могли даже победить, будь у них шанс. Печальное зрелище. Столько загубленных судеб, пострадавших и обескровленных семей. А скольким несчастным еще предстоит погибнуть, пока эта война продолжается? Точнее, пока вы храните секрет «Грозового неба».

– Замолчи, Носидэ! Пожалуйста, замолчи.

Алсет заплакал бы, имей он право. Слезы могли бы помочь, подарить облегчение, но старик хотел себя наказать, поэтому не проронил ни слезинки.

Он поднялся и пошел вперед, особо не разбирая дороги. Он слышал что-то на заднем плане, голос Носидэ, который ему порядком осточертел. Впервые он видел поле боя так близко, понимал, что будет смотреть на него еще не раз… в своих кошмарах.

Разве это мир, который он хотел? Разве это – плоды его трудов? Как гордыня одного человека может привести к таким последствиям?

Изобретатель больше не был так чист: лицо покрывал пот, а штаны и камзол измазались в грязи и пепле.

Он искал что-то глазами, не осознавал до конца, но все равно искал, пока не нашел…

Алсет застыл у разрушенного здания, крыша которого обвалилась, но в глубине, среди развалин, возвышалось нечто черное. Это оказался Голем. Он стоял на коленях, склонившись, будто защищал что-то… или кого-то.

Изобретатель бросился туда, подвернул ногу, пока взбирался вверх по глыбам, но даже этого не заметил. Оказавшись рядом с Големом, он опустился на колени и начал отбрасывать камни в сторону. Он молился, продолжая и продолжая копать, пока не смог подлезть под бота и рассмотреть, что тот так старательно пытался защитить.

Под завалом он обнаружил двух солдат: один совсем бледный – мертвый, но второй, с раной на голове… кажется, еще дышал.

Алсет заплакал, хоть и обещал себе этого не делать.

– Носидэ! Носидэ! Тут выживший. Надо ему помочь!

Разведчик сразу же показался из-за спины, словно стоял там все время.

– Рядовой, – брезгливо поморщился Носидэ. – Боюсь, от него будет мало толку.

– Подготовьте лабораторию и пригласите вашего лучшего нейрохирурга. Я сделаю так, чтобы он стал полезным.

– Правда? – искренне удивился разведчик. – Вы впервые проявили желание поработать. Что же, как я могу встать на пути у столь искреннего порыва? Не волнуйтесь, я все организую.

Алсет кивнул и вновь посмотрел на юношу, которого смог найти. Его персональную «надежду».

– Я не позволю тебе умереть. Чего бы тебе и мне это ни стоило.

Часть I. Границы

39-й год Эры Очищения. Архелон.

Военная академия Архелона являлась одним из самых охраняемых учреждений столицы, но человек в сером плаще без труда миновал все посты охраны. Ни один из очевидцев не смог запомнить его лицо, только эмблему удостоверения, – полый позолоченный круг на черном фоне. Это не казалось странным, хотя таковым и являлось. Его не попытались задержать или проводить, с ним просто предпочли не связываться.

В то время как перед человеком в плаще распахнулись все двери, ошарашенного профессора Тодорега выставили за порог ректорского кабинета.

Ему казалось, что он падает в какую-то черную бесконечную бездну, которая обволакивала его своим ледяным дыханием, делала из него пленника, тихого и безвольного. Он был один в целом мире, пока группа проходящих мимо курсантов с ним не поздоровалась, выдернув его из грустных дум. Медленно переставляя ноги, он направился в класс, всеми силами стараясь переварить полученную информацию.

Отрицание – первая ступень на пути принятия, но у Тодорега всегда возникали сложности с этим пунктом. В последнее время он много что отрицал, например, тот факт, что лысеет, зачесывая набок жидкие остатки волос; или что стареет, делая увлажняющие маски и хвастаясь дорогими и модными очками, надетыми на крючковатый нос. Отказывался платить алименты трем своим бывшим женам, а теперь еще не мог поверить в собственное увольнение.

Профессор был личностью известной, во всех плохих значениях этого слова. Скандалист и сноб, с замашками непризнанного гения, сумевший нажить множество врагов, но и весомые связи в правительстве. Он настолько уверовал в собственную безопасность, что полностью оторопел, когда его сбили с ног, и молча проглотил каждое слово ректора.

«Отнеситесь к этому по-мужски. Не сжигайте мосты», – ее вечно властный холодный голос по-прежнему звучал в его воспоминаниях. Он всегда ей не нравился, впрочем как и она ему. Старая тварь, списанная в запас, способная лишь лаять, но не кусать, так он всегда о ней думал, поэтому и проморгал тот момент, когда она вцепилась ему в глотку.

Со временем его оцепенение стало сходить на нет. Прокручивая в голове их недавнюю встречу, где он выглядел как побитый щенок, Тодорег смог преодолеть жалость к себе и перескочить на следующую ступень принятия, – его обуял гнев.

Класс военной истории, находившийся на первом этаже здания и выполненный в виде старого доброго амфитеатра, потихоньку заполнялся народом. Ступенеобразные возвышающиеся ряды и полукруглая форма помещения давала возможность оратору особо не напрягать связки, позволив акустике сделать за него всю работу. Темнота застланного тучами неба, раскинувшегося за окном, развеивалась благодаря электрическим лампам, висящим под самым потолком и придававшим помещению теплый рыжеватый оттенок. Но, каким бы ярким ни казался этот свет, он не смог искоренить тьму полностью, а лишь загонял ее в угол, где она мирно ждала своего часа, чтобы освободиться и вновь заполнить собой все пространство.

Именно в одном из таких углов и расположился человек в сером плаще. Его никто не замечал, и неудивительно, ведь в этом заключалась большая часть его работы. Он внимательно разглядывал лица, приметы, фигуры, ища ту самую, когда в класс ворвался возбужденный Тодорег.

– Курсанты, всем сесть! – проорал профессор, быстро спускаясь по лестнице между рядами. – Живо! Живо! Не заставляйте меня повторять!

Воспитанники академии поспешили выполнить указание. Из-за возникшей суматохи человек в плаще не сразу почувствовал на себе чей-то взгляд, лишь знакомые мурашки, пробежавшие по телу, дали понять, что за ним кто-то наблюдает.

С другой стороны аудитории на него пристально смотрела девушка. Он не мог разглядеть цвет ее глаз, хотя и знал, что они серые; ее светлые волосы, едва касающиеся плеч, скрывали уши, одно из которых покалечило шрапнелью.

Незнакомец улыбнулся и пониже натянул черную шляпу с широкими полями. Девушка же следила за ним до тех пор, пока Тодорег не занял место за кафедрой и не начал выступление.

– Сегодня мы немного изменим тему лекции, – произнес профессор и провел рукой над сенсором. – Карту, пожалуйста.

Свет в аудитории начал меркнуть. Из небольшого отверстия в полу вырвалась струя едва различимого дыма, который медленно поднялся вверх. Включился проектор. Появившиеся миражи заплясали в воздухе, стараясь приблизиться друг к другу и слиться воедино.