Страница 26 из 43
- Ты знаешь, Маша, я мужчина взрослый, давно уже не юнец, - начинает говорить серьезным тоном Глеб, а я в это время тревожно посматриваю в сторону уборной, закончится же когда-нибудь эта уборка, - и хотел бы сразу обозначить…
Он продолжает что-то говорить, я уже толком не вслушиваюсь, моя проблема достигла апогея. И тут вершится чудо! Та самая вредная тетка выходит из нужной мне комнаты, убирает табличку и уходит. Аллилуйя!
- Что? – вижу, что мужчина смотрит на меня вопросительно, неужели что-то спрашивал у меня, упс.
Он молчит, долго вглядывается в меня и на глазах мрачнеет.
- Вам настолько неприятно мое общество?
- Д-да, - не нахожу ничего лучше, чем согласиться с ним.
Ну, не говорить же, что все это время мечтаю попасть в туалет, чтобы опустошить организм. Стыдобища какая.
- Понятно, - бросает салфетку на стол и жестом подзывает официанта, - счет принесите, пожалуйста.
Мне бы обратить внимание на выражение его глаз, но в этот момент у меня снова бурлит в животе, что совсем не до Глеба. Ой-ой, добежать бы до унитаза.
Глава 26
На следующее утро в офис я иду с опаской и невероятным чувством стыда. Как теперь смотреть в глаза Глебу? После вчерашнего конфуза и моей невольной грубости сейчас меня пробирает стыд. Всё то время, что я иду от остановки к офисному зданию, мои щеки алеют, явно сравнявшись с цветом полевых маков.
- Маша! – окрикивает меня знакомый голос.
Оборачиваюсь и вижу спешащую в мою сторону Василису. И тут же начинаю сиять, поддержка мне сегодня не помешает.
- Доброе утро, Василиса! – стараюсь выглядеть бодрячком, но физиономия у меня, видимо, для этого слишком кислая.
- Ты уверена, что доброе? – усмехается она, будто в курсе вчерашнего позора, а потом добавляет: утро с самого начала не задалось, у соседей снова трубу прорвало, пришлось сестру вызывать, чесслово, надоело уже.
Закатывает глаза, а я выдыхаю облегченно. Все же сама мысль, что кто-то в курсе того, что произошло вчера, меня пугает.
- Напомни мне, кстати, перенести встречу с «МедФарм» на следующую неделю, - вдруг обращается ко мне, а я напрягаюсь.
- Почему не на эту? – задаю первый возникший вопрос.
- Шеф в командировку умотал, - цокает она недовольно, - так что придется нам держать оборону крепости вдвоём.
- В смысле? – переспрашиваю, как попугай, совершенно не понимая, что она имеет ввиду.
- Макарова у нас все же побаиваются и лишний раз с пустяками в приёмную не заходят, он не любит этого мельтешения, - делится она со мной по секрету, - а как все прознают, что мы несколько дней будем без бигбосса, нас тут же возьмут в осаду – то им не то, то им не это. Беспредел на выезде. В общем, сама увидишь.
Слушаю я ее вполуха, оглушенная счастьем, что шеф в ближайшее время в офисе не появится. Испытываю такое облегчение, что минуты позора переносятся, давая мне отсрочку, что на все остальное мне плевать. Чувствую себя способной справиться с любой напастью.
- Гнать их надо, Вася, просто в шею, вот и весь разговор, - даже не знаю, с какими прошениями собираются приходить к нам работники, но я решительно настроена всех их отбривать.
- Мне нравится твой настрой, - выдает вердикт девушка, поправляет деловито очки, и мы гордо заходим внутрь.
А вот там нас ожидает неприятный сюрприз.
- Лифт сломан, - говорит на входе охранник, лениво ковыряясь зубочисткой во рту.
Стону, понимая, что несколько этажей придется топать пешком. Мы с Васей переглядываемся и вроде как бодро шагаем первое время, но через три пролета сгибаемся пополам, тяжело дыша и агонизируя. Не знаю, как она, а лично я не привыкла подвергать свое тело таким ярым физическим нагрузкам. Нет, сейчас я регулярно хожу в тренажерный зал, выполняю все причитающиеся упражнения, но этого явно недостаточно, чтобы иметь дыхалку марафонца. Через еще пять пролетов у меня болят мышцы ног, конечности дрожат, не способные больше держать весь мой немаленький вес, пот течет с меня градом.
- Один плюс, - в перерывах еле шепчу, голос звучит надрывно, - может, пяток килограммчиков сброшу.
- Везёт, - откликается страдающая Василиса, - а мне-то куда? У меня итак недобор.
Скептически обвожу ее привычные моему взору серые тряпки и ухмыляюсь. За этими балахонами ее фигуру совсем не разглядишь. И пока мы временно отдыхаем, вспоминаю, что же хотела у нее узнать.
- Слушай, а этот Константин тебе кто? – с места в карьер, без прелюдий.
Она от шока и моей бесцеремонности замирает.
- Никто, - сглатывает, а глазки-то вон как бегают.
- Ты беременна от него? – подаюсь вперед, ожидая сенсационную новость.
От девушки такое сложно ожидать, но такой исход прям в лучших традициях мыльных опер, а их я страсть, как люблю.
- Нет, конечно, - фыркает она как-то презрительно, и от выражения ее лица все сомнения слетают, как шелуха, - он совершенно не в моем вкусе.
И замолкает, не желая больше продолжать этот разговор, хотя любопытство меня так и гложет.
- А ты куда…, - только хочу спросить о ее дальнейших карьерных планах, как в этот момент с нижнего пролета грациозно поднимается, стуча шпильками о кафель, Ирка.
Да еще так вальяжно, спокойно и без одышки, что меня пробирает зависть.
- Доброе утро! – здоровается с нами лелейным голоском, а затем говорит, будто просто размышляет вслух: нужно будет Глебу предложить по субботам устраивать физ.нагрузки, а то стыд и позор, конечно.
И цокает так демонстративно, что меня опаляет изнутри гневом. Вот же ж, кукла доморощенная. И на этом фоне оставшиеся этажи я пролетаю на силе и энергии злости, даже сама себе удивляюсь после. Обустраиваем с коллегой рабочее место и приступаем к своим обязанностям.
- Тук-тук, к Вам можно? – появляется вдруг из коридора пухлая физиономия.
Парень лет двадцати шести, светловолосый, голубоглазый, среднего роста, но внушительной такой комплекции – с пухлыми боками и щеками.
- Чего надо, Самойлов? – лениво нападает на него Василиса.
Я же пока просто выступаю в роли наблюдателя.
- У нас кофейный аппарат сломался, так что меня отправили, как делегата, наладить, так сказать, межкабинетные связи, - и заходит с целым подносом разнообразных кружек.
- Вызовите ремонтную службу! – поджимает губы секретарь, стискивает кулаки.
- Дык это, - ставит он нагло содержимое рук на стол с нашей кофемашиной и нажимает на кнопки, - они только завтра, сказали, будут, а кофеёк нам сейчас нужен, иначе как работать-то, а? У нас две аварийные ситуации с самого утра, ну, пожалейте, нас, дорогая Василисочка!
И глаза такие жалобные строит, что я сразу понимаю, почему именно его отправили за провиантом. Вижу, как это действует на коллегу, она смягчается и кивает в согласии, а затем вяло переводит свое внимание на монитор.
- Доброе утро, дамы! – через полчаса после ухода того паренька к нам вваливается долговязый мужик, на вид лет тридцати пяти, с уже пробивающейся залысиной, и в очках, - я у вас бумаги-то цепану, а то наша разъяренная сегодня, цербером охраняет свои запасы, а у нас критическая ситуация, три заказа горят!
И для наглядности показывает три пальца на руке. Он не ждет от нас ответа, просто лезет нагло в шкаф и забирает целую пачку новенькой упаковки бумаги.
И таких ситуаций до обеда я насчитываю целых шесть. Каждый из приходящих мил, приветлив, доброжелателен, улыбается жалостливо. В общем, стратегию местных я секу. Нашли они в свое время подход к церберу Василисе, которая имеет слабость к сирым и обездоленным. И в обед терпение мое лопается. Когда приходит очередной проситель, на этот раз желающий почему-то отжать на часик себе кабинет шефа, нет, ну, вот же наглость какая, я не выдерживаю и беру инициативу в свои руки. Все же теперь это мои владения.
- Выход, молодой человек, с той стороны! – поджимаю губы и практически рычу на какого-то паренька.
- Да я ж говорю… - пытается он мне снова затирать про какую-то важную встречу, а все переговорные кабинеты заняты, и это вопрос жизни и смерти.