Безумный бог

Тот ответил не раздумывая:

– Твоя любовь.

– Так это все-таки ты. – Мистра опустила руки, а потом указала на жуткий город за стеклянной стеной. – К чему все это, Келемвар?

– К тому, что теперь я бог Смерти.

– Но где же твоя жалость? Осудить Адона…

– Жалость предоставим живым, а богу Смерти это чувство не пристало. Адону придется ответить за свои слова.

Мистра от изумления открыла рот. Она долго смотрела на серый город, но потом, в конце концов, повернулась к Келемвару:

– В таком случае я попрошу тебя вернуть его к жизни ради меня.

– Вернуть к жизни сумасшедшего? Кому это послужит во благо, кроме Кайрика?

– Это тебя не касается, – ответила Мистра. – Достаточно того, что я прошу.

– Нет. То, что Адон выступил против тебя, – твоя забота, но он посмел обвинить меня в том, что я твой любовник. Я не позволю ему подрывать у моих почитателей веру в меня.

– Умоляю тебя, Келемвар. – Мистра шагнула к Повелителю Смерти и взяла его за руки. – Во имя нашей любви!

Келемвар покачал головой:

– Нет, даже ради тебя. Я обязан исполнять свой божественный долг. И тебе советую поступить так же, иначе у тебя отберет власть не какой-то там Талос или Кайрик, а весь Совет.

Мистра отдернула руки:

– Как ты смеешь читать мне нотации! Я не для того стала богиней, чтобы отворачиваться от тех, кто…

Между Мистрой и Келемваром возник наполненный тенью плащ Жергала.

«Прошу прощения, Повелитель Смерти, но вашей аудиенции требует Хельм».

– Келемвар, верни Адона к жизни! – прозвучало в зале эхо, ибо не успел сенешаль произнести имя Хельма, как богиня исчезла. – Верни его в Фаэрун, иначе с нашей любовью покончено!

– Значит, так тому и быть, – ответил Келемвар, хотя он не был уверен, услышит ли его Мистра.

– Ты это о чем? – За спиной Жергала возник Хельм, в том самом месте, где еще секунду назад стояла Мистра. – Сразу предупреждаю, даже не пытайся спрятать…

– Нечего мне угрожать, Холодное Сердце. – Келемвар шагнул сквозь тело Жергала и уставился прямо в забрало Хельма. – Я не прячу богиню Мистру. Если желаешь, можешь обыскать мое царство, но если ты еще когда-нибудь станешь мне угрожать, то спасти тебя сможет только сам Эо.

Хельм отступил и склонил голову:

– В обыске нет необходимости, Повелитель Смерти. Мне достаточно твоего слова.

В следующую секунду Страж исчез так же быстро, как и появился, и не только потому, что должен был преследовать сбежавшую пленницу. Что-то в голосе Келемвара подсказало ему, что Повелитель Смерти жаждет крови, а Хельм не имел ни малейшего желания сражаться с изменившимся богом.

Жергал подлетел к Келемвару и указал белой перчаткой, затрепетавшей в воздухе, на ручеек блестящих черных бусинок, катящихся по щеке бога.

«Что это?»

– Ничего, – напряженно ответил Келемвар. – Все, что осталось от моей смертной жизни, наверное.

«Надеюсь, это скоро пройдет. – Сенешаль отлетел в сторону, словно Келемвар был заразным больным, собравшимся раскашляться. – Ничего подобного никогда не видел у бога Смерти».

– Тогда и не смотри!

Теперь и Келемвар отвернулся, поэтому ни он, ни Жергал не заметили, что каждая слезинка, упавшая на пол тут же исчезала.

44

Великий Физул и его служанка Тира заковали меня в цепи и поволокли, спотыкающегося, упирающегося, по Руинам. Мешковина, закрывшая мне голову, не позволяла ничего увидеть, а с короткой цепью на лодыжках я чувствовал себя стреноженным. Но мои тюремщики толкали, тянули меня и ворчали, словно не понимая, почему я так медленно передвигаю ноги. Спустя несколько часов таких мучений мы вышли на дорогу получше, после чего спустились, пролет за пролетом, по лестнице вниз, в какой-то каменистый коридор, где в нос мне ударил запах сырости и горящей смолы.

Физул сорвал мешок у меня с головы, и моему взгляду открылось просторное помещение, целиком вырезанное в горе. На стенах горели несколько факелов, наполнявших воздух таким черным и едким дымом, что у меня из глаз хлынули слезы. Середина зала была пустой, если не считать символа Йахту Звима, нарисованного на полу, и черного алтаря в дальнем конце. Вдоль одной из стен стояли какие-то странные приспособления, но в тусклом свете я не смог определить, для чего они предназначены.

Наспех оглядевшись, я начал тщательно разглядывать комнату метр за метром, надеясь увидеть какой-нибудь железный ящик, или деревянный сундук, или еще что-то в этом роде, где могло бы храниться «Истинное жизнеописание Кайрика». Но мрак был таким густым, что я различал лишь странные очертания и неясные формы.

Физул направился к центру зала. Я зашаркал рядом с ним, проклиная тяжелые кандалы на ногах и наручники на запястьях, застегнутые спереди.

– Храм Йахту Звима. – Физул взмахнул рукой, указывая на мрачный зал. – Не такой величественный, как те. что строились во имя Кайрика, но нам, в Зентильской Твердыне, приходится довольствоваться малым, с тех пор как Безумец развеял наши дома в пыль.

– Падение города на твоей совести. – Я без страха произнес эти слова, уверенный, что защита Тира и здесь не подведет, – Если бы Зентильская Твердыня осталась верна…

– Замолчи, свинья! – Тира ударила меня между лопаток. – Я на всю жизнь нахлебалась Кайрикова дерьма.

– Нет, моя дорогая. – Физул потянулся за мою спину и отвел Тиру в сторону. – Позволь Малику высказаться. После всего, что ты мне о нем рассказала, я сам хочу послушать его речи.

– Мне нечего, добавить, разве что только одно: ты подлый предатель, потому что прочитал всему городу «Истинное жизнеописание Кайрика». – Тут я сделал паузу, внимательно присматриваясь к Физулу, не выдаст ли он чем-то, где находится книга, если она вообще здесь, но в глазах его только сверкнул гнев. Тогда я продолжил: – Это ты предал народ Зентильской Твердыни, а не Единственный.

Физул крепче сжал мою руку, только этим показав, как велик его гнев.

– Жаль, что ты так думаешь, Малик. Лично я ничего дурного тебе не желаю. – Физул остановился на священном символе, нарисованном на полу, и у меня возникло неприятное чувство, словно зеленые глаза смотрят прямо на меня. – Скажу больше: я хочу помочь тебе.

– Помочь?

Физул кивнул:

– Я хочу сообщить тебе правду о Кайрике.

– Ничего не может быть замечательнее! – Я не мог сдержаться, поверив в то, что он грозится прочитать мне «Истинное жизнеописание». – Я готов.

Физул нахмурил брови; удивившись моему согласию, затем покачал головой:

– Сначала мы должны очистить твой разум. – Он взглянул за мою спину, чтобы кивнуть Тире, после чего снова обратился ко мне: – Правда… усвоится лучше… если твои помыслы очистятся.

Я почувствовал, как по моему хребту прошелся нож. Никакого вреда, разумеется, мне лезвие не причинило, зато жутко пострадала моя одежда. Сырой ветер коснулся тех частей моего тела, которые редко испытывали подобное, а потом Тира содрала распоротые обноски, оставив меня голым, как в тот день, когда я родился.

– Ты же говоришь, что собираешься очистить мой ум!

– Так и будет, Малик, – произнесла Тира, – так и будет.

Она вышла из-за моей спины и остановилась передо мной, и мне пришлось прикрыть интимные части ладонями. Тира шлепнула меня по лицу и, схватив за наручники, рывком подняла запястья к животу:

– Тебе нечего от нас прятать.

– Сразу так бы и сказала! – Я всегда гордился, и небезосновательно, что так щедро наделен природой.

Тира снова собралась ударить меня, но Физул перехватил ее руку и покачал головой:

– Не будь к нему чересчур строга. Малику еще предстоит понять. – Верховный Тиран обхватил меня за плечи мускулистой рукой и повел к стене. – Тира утверждает, что ты не чувствуешь боли, Малик.

– Верно! – Я всего лишь надеялся избежать бессмысленной траты времени для нас обоих, но заклинание Мистры заставило меня добавить: – Во всяком случае, последние несколько дней.

– Вот как? – Физул схватил мои наручники и вздернул их обратно на живот, когда я из скромности снова опустил руки вниз. – Так вот, есть много способов очистить мысли человека.