История моего попаданства

Иннар подмигнул мне, а Фэнтос строго сверкнул глазами:

— Поздравляю, Виана, — патетично произнёс он, — теперь никто и никогда не сможет украсть нас, а если сама каким-то образом потеряешь, где-то оставишь — мы вернёмся к тебе утром следующего дня.

— Но уж постарайся не терять, — широко улыбаясь, тут же добавил Иннар, разве что пальцем не погрозил.

И братья пропали, а я проснулась.

Сразу посмотрела на руки — теперь по моим запястьям на манер браслетов непрерывно текли очень тонкие золотые цепочки, состоящие из замысловатой вязи рун. Тех самых, увиденных ранее на мечах. Я вытащила клинки из ножен и сравнила надписи — набор рун на Иннаре и Фэнтосе различались, и мои браслеты в точности повторяли рисунки, сияющие на Духе-Победителе и Страже-Защитнике.

Я поцеловала оба меча — при этом руны на ледяных лезвиях ярко вспыхнули, — и легла досыпать, чувствуя, что обрела две самые настоящие родственные души.

Глава 13

Джодоку удалось увидеться с Оракулом, но никаких подсказок эта встреча не принесла. Оракул утверждал, что Повелитель находится в нужном месте с нужными людьми, а нужное время придёт, когда будет угодно древним.

Так и не добившись более внятного ответа, Джодок покинул сакральное место.

Встреча с Верховными получилась не лучше. Более ста лет они всемером доили найденных сэддэков — собирали их дэви в уникальный сосуд, созданный Джодоком. Демоны одновременно продлевали собственные жизни и искали Королеву сэддэков, которая являлась последним ингредиентом для того, чтобы снять проклятье с Адохара.

Сэддэков оставалось всё меньше, а найти Королеву никак не получалось, и вот однажды оракул сообщил, что если Повелитель будет рядом с одним человеком, Королева отыщется сама. Человек нашёлся, Королевы всё нет.

Вот и сейчас, увидев своего Владыку, демоны обрадовались, уверенные, что Повелитель нашёл-таки последний необходимый ингредиент, а когда поняли свою ошибку, не сумели сдержать неудовольствие.

Но Джодок и сам слишком давно находился в крайней степени бешенства — тщательно пестуемая ненависть помогала хоть немного заглушить любовь. Запретное чувство пробивалось с упрямством горного цветка, цепляющегося к неблагодатной почве. Любовь к простой женщине не имела никакого права украсть его душу, но пришла, захватила и с каждым днём всё усиливалась. Порой сдерживать её становилось невмоготу, помогала лишь удачно выбранная маска…

Так что Джодок очень тихо и спокойно попросил присутствующих замолчать. Этот тон Повелителя знали все, поэтому тишина наступила мгновенно.

— Оракул настаивает на своём. Я продолжу начатое, а вы пока оставайтесь здесь. Дэви для ритуала накоплено достаточно, жизнь тоже накачана с запасом, нечего вам шляться по Наосу.

С этими словами Владыка покинул своих подданных.

***

Переход в Конн длился второй месяц, и всё это время не происходило ничего особенного, если не считать регулярных истерик Дэвоны, на которые мы почти не обращали внимания.

Теперь тренировки с мечами проходили дважды в день — утром и вечером, — я вовсю училась работе двумя руками. Кстати, Фаррел не сказал ничего особенного о замечательных братьях — лишь сухо поздравил с хорошим выбором. Меня даже немного покоробило столь прохладное отношение к моим красавцам. Руны-браслеты на руках не видел никто, даже маг, по крайней мере, создавалось такое впечатление.

Эльф и демон очень красноречиво похвалили отличное приобретение и посетовали, что не они оказались в нужное время в нужном месте, дабы купить такое великолепие. Тритис сдержанно поздравил, но взор, обращённый в тот момент на клинки, сказал сам за себя — оборотень по-настоящему восхитился безупречным оружием. Велим был невозмутим, как всегда.

На тренировках мечи совсем не помогали, зато, когда случилась битва с очередной группой тёмных тварей (на этот раз в виде демонов в боевой форме), я, что называется, почувствовала разницу. Сложнейшие манёвры получалось проводить легче лёгкого, повысились ловкость и сила, и никакой усталости!

После ритуала братания с Иннаром и Фэнтосом я почувствовала себя по-настоящему защищённой, а то, что во сне они были мужчинами, создало иллюзию-мечту, будто и в реальной жизни мечи могут обратиться в людей. Эта мечта очень грела, придавала дополнительное спокойствие и хладнокровие, и потому контроль над эмоциями начал расти ударными темпами.

На то, чтобы контроль полностью перешёл в мои руки потребовалось около месяца — в один прекрасный день я почувствовала чёткое разделение себя и своих эмоциональных реакций на окружающие раздражители. С этого момента внутри установилось равновесие, ощущение радости и тихого, спокойного счастья.

Жизнь расцвела дополнительными красками. Окружающая природа ошеломляла великолепием, и сама душа радовалась при виде мерно шелестящих крон могучих деревьев, голубого неба и ослепительно сияющего солнца. Каждая изумрудная травинка, каждый цветок воспринимался не иначе, как совершенство. Улавливались тончайшие ароматы разнотравий, свежесть хвои и прохлада пробегающего по оврагу ручья. Звуки леса поражали своим многообразием, и даже тишина казалась живой.

Меня не отпускало чувство, словно раньше я существовала в убогом чёрно-белом пространстве, которое добрый художник раскрасил волшебными красками, проявив восхитительный, живой мир.

Произошло ещё одно, не менее важное изменение — я начала видеть своих попутчиков совсем другими глазами.

Дроу жила в постоянной ненависти и злобе, раздражаясь по поводу и без, обижаясь на весь мир. Она была вся, как на ладони — тонула в собственных эмоциях, как в глубоком колодце, выплёскивая скопившийся негатив на окружающих. Было очевидно, что самостоятельно выбраться из этой преисподней девушка не сможет.

Редкие привалы обходились без конфликтов. Чаще небольших, иногда — серьёзных. Дроу сбрасывала плохое настроение на попутчиков, будто именно мы были источником её проблем. Хотя какие, собственно, проблемы? Мужчина не любит? Ни она первая, ни она последняя… Зачем так мучиться и мучить других?

Сали жила в самом настоящем аду. Сейчас, выключив собственные эмоции, я видела, что личность девушки полностью подавлена искажением малетума. Словно сама Сали находилась в тюрьме и не имела права голоса, а её телом руководил кто-то незримый, вытворяя что угодно, только не то, чего бы хотела сама заключённая. Я чувствовала отчаяние настоящей Сали, и намеревалась помочь ей, как только смогу.

Мира жила в непрекращающемся страхе за себя и за сестру. Теперь я поняла, что Фаррел был прав — малейшее недопонимание между нами могло свести на нет всю её веру в меня. Откровенно говоря, удивительно, что Мира вообще сумела кому-то довериться. Она немного успокаивалась только при близком контакте с Велимом — видимо, именно поэтому так часто брала его за руку.

Сам Велим ощущался как непрошибаемая скала. Никаких эмоций, никаких чувств, вообще ничего.

Лэйс производил впечатление отлично сбалансированного механизма или чего-то вроде нуля, от которого может начаться любой отсчёт. Но отсчёта не было и быть не могло, потому что «ноль» растянулся в бесконечность. Мужчина твёрдо стоял на этой позиции, и считать его настроение было невозможно. Правильно говорят, что эльфы полностью контролируют эмоции — данное утверждение проверено мной. Могу поставить печать и расписаться.

Тэрмод под маской весельчака скрывал удушающе тяжёлое внутреннее состояние. Понять, что его гнетёт, ясное дело, не получилось.

Тритис излучал доброжелательность и внутреннюю силу. Ясно, почему он стал объединяющим звеном нашей странной команды. Кстати, даже дроу на него почти не нападала, разве что чуть-чуть и без того озверения, которое постоянно доставалось эльфу, Сали и Тэрмоду — они были её любимыми «грушами для битья». Изредка Дэвона набрасывалась и на меня, но я реагировала спокойно. Опасалась же она лишь Фаррела и Велима, а из-за Велима не трогала Миру.

Фаррел… Его «ноль» отличался от «нуля» Лэйса и от «стены» Велима. Если эльф именно контролировал эмоции, не показывая их окружающим, а у Велима стоял мощнейший щит, то Фаррел, вероятно, не испытывал эмоций, заменив их на чувства, которые однажды продемонстрировал. Правда, прочитать его чувства мне тоже не удавалось…