Страница 1 из 26

Скала Прощания. Том 2

Уильямс Тэд

Тэд Уильямс

Tad Williams

STONE OF FAREWELL

Book Two of Memory, Sorrow and Thorn

Часть вторая. Рука бури

Глава 14. Корона огня

Саймон сразу понял, что это сон, который начался самым обычным образом: он лежал на огромном сеновале Хейхолта, спрятавшись в щекочущей соломе и наблюдая за знакомыми фигурами Шема Конюха и кузнеца Рубена Медведя, о чем-то тихо беседовавших внизу. Рубен, чьи мощные руки блестели от пота, колотил молотом по раскаленной докрасна подкове.

Внезапно сон изменился: он больше не узнавал голоса Рубена и Шема, да и сами они стали совсем на себя не похожи. Теперь Саймон прекрасно слышал, о чем они разговаривали, молот кузнеца ударял по сияющему железу бесшумно.

– … Я же сделал все, что ты просил, – неожиданно заявил Шем незнакомым хриплым голосом. – Я привел к тебе короля Элиаса.

– Ты слишком много на себя берешь, – ответил Рубен. Саймон никогда не слышал этого голоса – холодного и отстраненного, точно ветер на высоких горных перевалах. – Ты ничего не знаешь о наших желаниях… о том, чего хочет Он. – С самим кузнецом было что-то не так, не только с его голосом: от него исходило нечто неправильное, словно черное бездонное озеро, скрытое под тонкой коркой льда.

Как Рубен мог казаться таким злым, даже во сне – добрый Рубен с его медленной речью?

На морщинистом лице Шема появилась радостная улыбка, но голос звучал напряженно.

– Мне все равно, – сказал Шем. – Я сделаю все, что Он пожелает. А в ответ я прошу совсем немного.

– Ты просишь больше, чем любой другой смертный, – ответил Рубен. – Ты не только осмелился призвать Красную руку, ты безрассудно требуешь одолжений. – Его голос был холодным и равнодушным, как могильная земля. – Ты даже не понимаешь, о чем просишь. Ты ребенок, священник, и хватаешься за блестящие вещи, потому что они кажутся тебе красивыми. Но ты ведь можешь пораниться обо что-то острое и умереть от кровотечения.

– Мне все равно. – Шем говорил с упрямством безумца. – Мне все равно. Научи меня Словам Изменения. Темный мне должен… он обязан…

Рубен закинул голову назад и дико расхохотался.

– Обязан? – выдохнул он, его веселье производило ужасающее впечатление. – Наш хозяин? Тебе? – Он снова рассмеялся. Неожиданно кожа кузнеца начала покрываться волдырями. Облачка дыма поднимались вверх по мере того, как сгорала плоть Рубена, постепенно открывая ядро пульсирующего пламени, так меняется красный цвет догорающих углей под порывами ветра. – Ты доживешь до Его окончательного триумфа. Это уже само по себе награда, о которой не могут мечтать смертные!

– Пожалуйста! – Рубен продолжал пылать, а Шем начал съеживаться, точно маленький сожженный пергамент серого цвета. Его крошечная рука метнулась в сторону и рассыпалась в прах. – Пожалуйста, бессмертный, пожалуйста. – Его голос стал странно легким, полным лукавства. – Больше я ни о чем не попрошу – и не стану более говорить о Темном. Прости смертного глупца. Научи меня Слову!

Теперь на том месте, где стоял Рубен, горело живое пламя.

– Хорошо, священник. Быть может, нет особого риска в том, чтобы дать тебе опасную, но последнюю игрушку. Властелин Всего очень скоро вернет себе мир – ты не сможешь сделать ничего такого, чего он не сумел бы себе вернуть. Хорошо. Я научу тебя Слову, но боль будет велика. За всякое Изменение следует платить. – И вновь в его неземном голосе послышался смех. – Ты будешь кричать…

– Мне все равно! – ответил Шем, и его пепел погрузился в темноту, как и вся кузница, а потом и сеновал. – Мне все равно! Я должен знать!.. – Наконец даже сияющее существо, бывшее Рубеном, стало лишь яркой точкой во мгле… звездой…

Саймон проснулся, задыхаясь, как тонущий человек, сердце отчаянно колотилось у него в груди, а над головой сияла единственная звезда, которая заглядывала в дыру, что находилась в верхней части их убежища, точно сине-белый глаз. Саймон вскрикнул.

Бинабик, который не совсем проснулся, поднял голову с мохнатой шеи Кантаки.

– Что-то случилось, Саймон? – спросил он. – Тебе приснился пугающий сон?

Саймон покачал головой. Прилив страха слабел, но он не сомневался, что это не обычные ночные фантазии. У него возникло ощущение, что разговор проходил где-то рядом и его спящий разум ловко вплел его в свой сон – реальное событие, с ним случалось такое множество раз. Странным и пугающим был лишь один факт: Слудиг храпел, а Бинабик явно только что проснулся.

– Так, ерунда, – ответил Саймон, стараясь, чтобы его голос звучал ровно.

Он осторожно пробрался к передней части навеса, ощущая синяки, оставшиеся после вечерней тренировки со Слудигом, и выглянул наружу. У первой звезды теперь появилась многочисленная компания – россыпь крошечных белых светлячков, разбросанных по всему ночному небу. Быстрый ветер унес тучи, ночь выдалась ясной и холодной, и со всех сторон их окружали просторы Белой Пустоши. И нигде в свете луны цвета слоновой кости он не видел живых существ.

Значит, это всего лишь сон о том, как старый Конюх Шем мог бы разговаривать с Рубеном Медведем хриплым голосом Прайрата, а Рубен Медведь говорил погребальным голосом пустоты на живой земле Господа…

– Саймон? – сонно спросил Бинабик. – Ты?..

Саймон был напуган, но раз уж он стал мужчиной, ему не следовало обращаться за помощью всякий раз, когда ему снился плохой сон.

– Ничего страшного. – Саймон, дрожа, забрался под свой плащ. – Я в порядке.

«Но их разговор казался таким реальным. – Ветки их хрупкого убежища заскрипели под порывами ветра. – По-настоящему реальным. Словно они беседовали у меня в голове…»

Следуя обрывкам послания, которое принес серебристый воробей, они пустились в путь с рассветом, стараясь опередить приближавшуюся бурю. Тренировки Саймона со Слудигом теперь проходили после заката, в свете костра, у него совсем не оставалось времени побыть одному до того момента, как его сморит сон, а уставшее тело начинало просить покоя. Так продолжалось в течение всех следующих дней, снова и снова: бесконечные холмистые поля, покрытые снегом, темные контуры низкорослых деревьев, упрямый ветер, вызывавший онемение. Саймон радовался, что его борода становилась все гуще: без нее, часто думал он, ветер сорвал бы с него кожу до самых костей.

Складывалось впечатление, что ветер уже разровнял лицо земли, почти не оставив ничего заметного или запоминающегося. Если бы не постоянно расширявшаяся линия леса на горизонте, он мог бы подумать, что каждое утро они просыпаются в одном и том же холодном открытом месте. С грустью вспоминая свою теплую постель в Хейхолте, Саймон решил, что, даже если сам Король Бурь перебрался в замок вместе со своими многочисленными, как снежинки, приспешниками, он мог бы счастливо жить в комнате для слуг. Саймон отчаянно хотел вернуться домой и был близок к тому, чтобы согласиться на матрас в аду, если дьявол одолжит ему подушку.

Шли дни, буря продолжала расти у них за спиной, и черная колонна угрожающе росла на северо-западном небе. Огромные руки туч цеплялись за небесный свод, словно ветви огромного дерева. Между ними мерцали молнии.

– Она двигается не слишком быстро, – однажды заметил Саймон, когда они поглощали скромную полуденную трапезу.

Его голос дрожал, и ему это совсем не понравилось.

Бинабик кивнул.

– Она растет, но распространяется медленно, – согласился тролль. – За это нам следует благодарить богов. – На его лице появилось неожиданно безнадежное выражение. – Чем медленнее она движется, тем дольше находится не над нами – но когда она до нас доберется, то принесет с собой тьму, которая не уйдет, как бывает с обычными бурями.