Коррекция (Йеллоустоун)

– Можете не продолжать. Знаете, почему вы ещё живы? Нет? Тогда я вам расскажу. Мы так и думали, что вы займётесь ремонтом и сможете восстановить до половины установок. Кое-кто предлагал стереть с лица Земли вашу гору, а заодно и все шахты с ракетами. Потратить немного уже ненужных нам ракет и обеспечить себе полную безопасность.

– Тогда почему?

– По нескольким причинам. Выпущенные в нас ракеты нетрудно было бы уничтожить, да и не верил я в то, что вы решитесь на такую самоубийственную глупость. Поэтому не хотелось начинать первыми и ещё больше загаживать этот мир, которому и без того немало досталось. Я был уверен, что вы с нами свяжетесь, так и вышло.

– И что вы мне ответите?

– Сколько у вас людей?

– У нас около четырёх с половиной тысяч человек, из которых на командном пункте тысяча двести. Остальных нужно собирать с большой территории, а у меня нет для этого средств.

– Я думал, что их намного больше, – удивился Алексей.

– Много шахт оказались разрушенными, – объяснил Александер, – а кое-где люди пытались спастись самостоятельно.

– К вам вышлют пять десантных машин, – сказал Алексей. – Лететь они будут часов десять-пятнадцать, в зависимости от ветра. Вас заберут за один раз. Учтите, что командный пункт должен быть разрушен. А перед сбором ваших людей прикажите им отключить все системы и максимально затруднить к ним доступ посторонним. Ваша гора заминирована или нам нужно везти всё необходимое для подрыва с собой?

– У нас предусмотрена ликвидация объекта, – ответил Александер, – но я запущу её только после того, как вы соберёте всех людей. Сигнал можно подать и дистанционно. Что вы можете нам обещать?

– То же, что и всем остальным, – жизнь! – сказал Алексей. – И не где-то в изоляции, а в нормальном человеческом обществе. Только имейте в виду, что сначала пройдёте тесты и вас осмотрят медики. Мы должны знать, что собой представляют ваши люди. Может быть, они давно свихнулись от одиночества и лишений. Не бойтесь, мы не бросим и таких. Если не получится с лечением, поселим отдельно. Учитывая важность того, что вы нам оставляете, вам пойдут на уступки.

– Когда за нами вылетят?

– Завтра часов в девять утра по Москве. И имейте в виду, что вам не удастся захватить машины: в них будут десантники. К тому же побережье сковано льдом, так что вы не сможете воспользоваться кораблями, а «Ковчеги» не дотянут от США до Австралии. Говорю для того, чтобы знали и не строили несбыточных планов. Кроме того, ничего хорошего вас там не ждёт.

– Мы не нарушим слово и надеемся, что так же поступите и вы, – сказал Александер. –Подготовим всё, что нужно, и будем ждать.

В кабинет командующего Белорусским военным округом генерал-полковника Можайко быстрым шагом вошёл начальник разведывательного управления полковник Сотник.

– Началось, Сергей Фёдорович, – доложил он. – Поляки устроили свару.

– Садитесь, Иван Фёдорович, – сказал Можайко. – Выкладывайте всё, что известно.

– Весь сегодняшний день мы регистрировали активный радиообмен на армейских частотах. Естественно, всё кодированное, но передачи велись с польской территории. Уже два дня нет ни одного беженца, а до этого хоть и немного, но шли. Час назад к нам перебежал один из польских пограничников. Сообщил, что в Лодзи и в районе Варшавы идут бои с применением бронетехники и реактивной артиллерии. Парень умный и сразу понял, чем это пахнет, поэтому рванул к нам и готов на всё, только бы оставили. Я отдал приказ запустить «Невидимки». Только что передали, что мы потеряли два аппарата из трёх. Оставшийся показал передвижение танковой колонны и многочисленные пожары в городе Остроленка.

– Сбивают по тепловому следу? – спросил генерал.

– Да, это единственное слабое место «Невидимок», особенно в холодный сезон. Мы вернули уцелевший разведчик, поскольку в дальнейшем наблюдении нет смысла. Пока идёт бойня, беженцев можно не ждать, поэтому я распорядился, чтобы эвакуировали весь персонал обоих пунктов их приёма, а пограничников отвели в укрытия. Будут наблюдать с помощью техники.

– Ну что же, это было ожидаемо, – сказал генерал. – В их положении можно было либо попытаться выжить всем, либо спасти немногих. Они выбрали второй вариант. Теперь спорят, кому попасть в число выживших. Как бы только в этих разборках не зашли слишком далеко. Но мы в любом случае остаёмся в стороне. Переведём войска округа в повышенную боеготовность и подождём, чем у них закончится. А в Москву я сейчас доложу.

– Что творится в Польше? – спросила Лида. – В новостях говорили только о том, что шли бои. Уже прошла неделя, и нет ни одного нового сообщения.

– Я распорядился больше не передавать такую информацию, – хмуро сказал Алексей. – Там делят ресурсы группировки президента Грабинского и министра обороны Заневского. При этом и те и другие уничтожают как беженцев, так и собственное население. Вряд ли они придут к соглашению, поэтому через две недели поляков почти не останется.

– А что случилось? Ты ведь говорил, что у них было много продовольствия и ГДР обещала помочь с БВК.

– Паскудная человеческая природа! – высказался муж. – У нас были свои люди среди польского руководства. Свои не в том смысле, что мы через них как-то влияли на ситуацию, просто нас достаточно подробно информировали обо всём, что происходит в верхах. С такими соседями это полезно. Понятно, что единоначалие в критических ситуациях выгоднее дебатов и голосования, но только тогда, когда наверху достойный человек, который знает, как спасти своих людей, и к этому стремится.

– Такой, как ты.

– Да, такой как я, – согласился Алексей, – а их Грабинский на эту роль не подходит. И Заневский, который тоже возжелал власти, ничуть не лучше его. И теперь они дружно разрушают города и перемалывают в боях армию, без которой не удастся удержать власть. А в пригородах стоят реакторы, которые ничем не защищены. Жалко мне поляков. Способный и красивый народ, но уж больно спесивый и неуживчивый. И скоро его не останется. И если бы только они были такие. Между Боливией и Бразилией уже идёт полномасштабная война. Скажи, есть у руководства Боливии мозги? Ведь ясно, что в случае победы они не приобретут ничего, кроме развалин. В чём смысл? Не получается спастись у нас, так не фиг и вам?

– Я не слышала об этом в новостях.

– Я же сказал, что этот негатив решили не давать. И так в нашей жизни мало поводов для веселья, не стоит омрачать её ещё больше. Сама же говорила, что не снимают комедии. Я недавно поймал министра культуры и пытал с пристрастием. Оказывается, никто не давит на киностудии, они сами не хотят их снимать. Не тот сейчас настрой у людей, так что придётся вам пока удовлетвориться старыми фильмами. Ничего, через полтора года увидим солнце, и настроение будет совсем другим.

– Американцев не привезли?

– Завтра должны прилететь, – сказал Алексей. – Пока всех собрали... К тому же мы на каждой пусковой установке заварили двери в шахты и в аппаратную. Это сейчас там никого нет, а потом? А у нас не скоро дойдут руки до американского наследства. В США работы на много лет, а нам нужно в первую очередь заниматься Европой. Единственное, что сделаем, – это базы на побережье, чтобы отгонять любителей халявы. И дело даже не в том, что утащат с территории США что-нибудь полезное, там много очень опасных объектов. Это не только атомное или химическое оружие, но и работавшие на министерство обороны биологические центры, которых было больше тридцати, и многое другое.

– Забрали себе остатки американской нации, а потом заберём и всё, что от неё осталось?

– А почему бы и нет, малыш? В Австралию уплыло не больше ста тысяч американцев, а у нас их миллионы. К чему возиться с добычей золота, если его можно просто взять? Часть их наследства придёт в негодность, но останется немало полезного. А нам ещё всё там чистить. Очередную порцию лавы Йеллоустон соберёт через десятки или сотни тысяч лет, так что материк, несомненно, заселят. Это только кажется, что земли очень много. Снимем ограничения на рождаемость, и через двести лет людей опять станет много. И они уже не будут гибнуть в войнах: не позволим мы никому воевать.