Земля Проклятых

Сью права – Ричи из крайности в крайность. Но отчасти я разделяю его опасения – слишком все гладко, и слишком все непонятно. Много вопросов, и чтобы они не обещали, а на самые важные – ответы нам так пока никто и не дал.

Выходим мы все вместе, будто какая-та диковатая стайка. Но выйдя, и людей Роба видим всех кучкой. Наверное, держаться тех, кому доверяешь – здесь имеет смысл.

– Вышли – констатирует он сухо – отлично, идите сюда. Мы нашли немного припасов – поедим и в путь.

Мы медленно подходим к ним, с опаской глядя на странные продукты. Я вроде знаю, что это – но очень смутно, словно в книжках читал, а не сам ел. Судя по выражению лиц ребят – у них тоже самое чувство.

Сыр, бекон, бананы..

–Откуда? – удивляется Кэти.

– Полагаем, осталось от людей корпорации. Здесь должна была быть охрана Ассэта, пока проект был в работе, и судя по тому, что продукты свежие – ушли они совсем незадолго до нашего появления.

– Они охраняли нас, чтобы мы не вышли? – спрашиваю я – или чтобы люди типо вас не вошли?

– Они охраняли этот объект. Не уверен, что они сами знали, зачем. Им дали приказ – они его выполняли.

– Продукты точно от них – приценившись, заявляет Сара, и отвечает раньше, чем мы вновь зададим вопрос – сейчас в мире и не найти бекона. Не говоря о таких свежих желтых бананах. Подобные ресурсы и остались разве что только у Ассэта.

– А что едите вы?

– А что ели вы? – парирует Роб. Остальные его люди, кроме Сары, молчат, словно у них и языков нет. Но пристально нас разглядывают, точно невидаль какую.

– Жестянки – жмет плечами Сью, решив ответить на это, как Лидер кормаков. Точнее, бывший лидер кормаков – ну, это такая жижа в банках.

– У нас типо того – кивает Сара – иногда находим что поинтереснее, но большая часть магазинов давно растащена. Сначала это были здоровые в период паники, когда все еще думали, что это только вспышка и кумекали над тем, как это вылечить. Потом, когда зараза обуяла весь мир и стало понятно, что вакцины нет – растаскивать добро с прилавков стали иммунные. Останавливать их тогда уже было некому. А потом.. потом.. – она замолкает и жмет плечами – не так много осталось магазинов, в которых можно найти еду. Приходится забираться в дома или типо того, это опаснее – а везет далеко не всегда. Так что да, желтые дружки типо этих – настоящая редкость в духе Ассэта.

– Если у них такое жрут штатские – недовольно цедит Роб – не могу и подумать, что в себя толкают те, кто стоят у руля.

Я смотрю на бананы – их далеко не столько, сколько нас всех. Не хватит, даже если каждый поделить пополам. Как и остальных продуктов.

– Кому-то достанется что-то одно – предубеждая мой вопрос, говорит Роб – кому-то бекон, кому-то кусок сыра, кому-то целый банан.

– А как мы будем решать, кому что? – сомневается Сью.

– Решать? – женщина заливается неприятным хохотом – зачем решать, просто бери, что хочешь. Когда что-то разберут, а ты не успела – значит, бери что хочешь из того, что осталось. А если останется только одно – значит, тебя освободили от тяжелой ноши выбора.

– И вы не следите за этим? – хмурится Ричи – а если какой-то ундак возьмет и то и то.

Эти слова заставляют Роба разозлится, и он цедит сквозь зубы:

– У нас нет ундаков, пацан. Каждый знает, сколько может взять – и никогда не возьмет лишнего. Взять лишнего – это обделить своего же. Обделить своего же – значит отнять у него сил, что дает пища. Отнять сил – это значит, подставить под потенциальную опасность в случае угрозы нападения. А опасность – равняется смерти. Ты готов убить своего ради долбанного куска жрачки?

От такой цепочки и постановки вопроса, даже острый на язык Ричи не находится сразу, что ответить.

– Не знаю, как там строилось в вашем зверинце – продолжает Роб – но у нас все на доверии, по-другому не выжить. Доверие и забота о ближнем. Взаимопомощь и взаимовыручка. «Спасаю только себя» – только, если гибель остальных очевидна и непредотвратима.

Пока Ричи и девчонки стоят немного шокированные, я-таки нахожусь с логичным вопросом:

– Вы постоянно толдычите об опасности, гибели, нападении и так далее. А кого мы опасаемся? Кто может напасть в вымершем мире?

– Никто не сказал, что он вымер – замечает Сара – мы лишь сказали, что произошла утечка и вирус подцепило 99,8% человечества.

– Разве это не значит, что умерло 99,8%? – соглашается со мной Ричи.

Они вновь переглядываются. Наконец, Роб неспешно потирает свои мозолистые пальцы.

– Нет, это значит, что они заразились. Я же вам еще вчера сказал, сейчас мир делится на три условных группы: зараженные, иммунные и адаптированные.

– Вы иммунные – говорю я – и на нас не нападаете. Мы адаптированные – и тоже не нападаем на вас. Хотите сказать, что зараженные больные люди настолько отлично себя чувствуют, что нападают на здоровых?

– Да, Лаки – невозмутимо кивает Роб – этот чертов мир сошел с ума, но именно так и обстоят наши дела. Зараженные не умирают.

-2-

Мы молчим.

Не потому что такие дофига умные и выдерживаем паузу, чтобы они сами продолжили нам рассказывать. И не потому что нас что-то шокировало. Мы просто реально не можем понять, что они имеют ввиду.

Говорят какими-то странными образами, вместо того, чтобы сказать все в лоб.

И словно, отвечая на наши молитвы, вперед проталкивается один из толпы. Он ростом чуть выше Роба, зато намного уже плечами. Его волосы темно-каштанового оттенка, брови густые. На вид чуть больше сорока, однако жесты у него гораздо мягче и аккуратнее, чем у остальной шайки. Это заставляет меня задуматься о том, что он с ними не с самого начала.

– Все верно – когда он говорит, я отмечаю, что у него подозрительно поставлен голос. Может, до катастрофы он был лектором или типо того?

– Зараженные не умирают от вируса. L-вирус обладает функцией регенерации, он значительно усиливает процессы клеточного роста, проще говоря – он реанимирует организм. Но его бесконтрольное безостановочное воздействие – вызывает неконтролируемые мутации. Этот круг как бы зацикливается. Большинство мутаций фатально для человеческого организма – и должны приводить к смерти. Но едва обнаруживаются мертвые клетки, как этот же L-вирус, что способствует мутации, их реанимирует, что порождает еще большие мутации. Иначе говоря – спустя какое-то время зараженный, находясь в бесконечном мутировании организма, становится сгустком поврежденного генома, и генетически мертвецом. Но фактически никогда не достигает конечной точки – смерти.

– Выходит, вирус умертвляет зараженного, но при этом и поддерживает в нем жизнь. Это же обычный носитель получается – жмет плечами Сью – в чем проблема?

– Именно что – лишь поддерживает. У зараженных остаются простейшие двигательные функции, возможна часть памяти, но они полностью лишены разума. Ими движет лишь самый главный инстинкт.

– Какой? – щурюсь я, глядя на этого странного типа.

– Голод. Они просто жрут выживших, вот и все.

– Почему им не жрать остатки с магазина, как вам? Что-то искать?

– Ты упустил самую главную часть рассказа, Лаки – замечает Роб –они ЛИШЕНЫ разума. Это уже не люди. Они голодны, они видят нас – и они жрут нас. Все просто.

Я молчу. Ричи как-то истерично фыркает, стараясь выставить чувака на смех:

– Ага, каннибалы. Прикольный рассказ.

– Это правда. Иммунные в принципе не восприимчивы к этому вирусу – он по каким-то причинам не может закрепиться в их организме. У вас же – адаптированных – процесс регенерации клеток недостаточно интенсивный для дальнейших мутаций, потому вы получаете лишь «плюшки». Но почему так произошло и на чем базируется выборочность усвоения L-вируса – непонятно.

Наконец, Лин скрещивает руки на груди в совершенно несвойственной ей раньше манере, и глядит на мужчину с нескрываемым подозрением:

– А откуда вы так хорошо знаете об этом вирусе и так подробно?