Страница 4 из 11
О нет, к счастью, сегодня не моя смена в кафе, так что можно вплотную заняться уроками. Мама не знала, что никаких друзей у меня нет, да и про подработку не догадывалась. Она бы попросту не разрешила мне вкалывать столько, в ущерб учебе и собственному здоровью. Но я не могла видеть ее такой больной и слабой, потому использовала каждый шанс заработать и накопить на ее операцию. С лейкемией не шутят. Маме нужна пересадка костного мозга, а это безумно дорого.
– Нет, мам, сегодня останусь дома, с тобой, – произнесла и поцеловала маму в подставленную щеку. – Хочешь, посмотрим какой-нибудь фильм? Или просто поболтаем?
Я готова чем угодно заниматься, только бы не думать о Валентине и завтрашней встрече с ним.
Как бы ни хотелось остаться дома, спрятавшись с головой под одеялом, пришлось вставать и тащиться в институт. Я ловила себя на мысли, что вышагивая по до боли знакомым коридорам, постоянно оглядываюсь, словно ожидаю слежки. Как будто Валентину Петровичу больше заняться нечем, как контролировать каждый шаг какой-то там девчонки. Ну, подумаешь, прокатил разок и залез в трусики. С ним такое наверняка постоянно бывает. Возможно, он прямо сейчас охотится на новую жертву, более привлекательную и податливую.
А вот от этой мысли стало больно.
Только с какой стати? Я ведь прекрасно понимала, что у препода это не всерьез. Не мог мной, серой мышкой без опыта на любовном фронте, заинтересоваться такой потрясный мужик, как Валентин Петрович Залесский. Единственное, что я могла сделать, так это выбесить его отказом, тем самым раззадорив интерес. Лишь бы он не вздумал мстить, мне этого не вынести.
Валентин ведь не такой, правда?…
Искренне хотелось в это верить. С трудом высидев первую пару основ лингвистики, подготовилась к следующей лекции. Литературе разных эпох – той самой, что вел Валентин Петрович. Ну, я-то готовилась как обычно: повторила пройденный вчера материал, просмотрела собственные записи. В то время как остальные девчонки красились, распускали и расчесывали волосы, а, главное, расстегивали верхние пуговицы на блузках. По лекционному залу поплыл аромат дорогого и не слишком парфюма. В носу защипало от переизбытка сладости. У меня вообще появилось чувство, что где-то рядом взорвался магазин с парфюмом.
– Девчонки, вы как хотите, но он мой! – заявила во всеуслышание Катька. Закинула ногу на ногу и подтянула и без того короткую юбочку так, что стал виден край кружевных чулок. – Вик вчера весь урок на меня засматривался. Эй, блаженная, он тебя вчера зачем останавливал? Обо мне расспрашивал?
Я сделала вид, будто не понимаю, к кому обращаются, продолжая зубрить лекцию. Надо же, как вывернула, решила, что Валентин спрашивал меня о ней? С чего бы вдруг? Мы с Катькой никогда не были подругами. Наверное, ей так проще было оправдать поступок привлекательного препода. Конечно, Катерина Кузнецова привлекательная, к тому же не отличается моральными принципами. И все же я не могла и не хотела представлять ее рядом с Валентином Петровичем. Это все равно, что посадить в клетку с тигром бешеную болонку, возомнившую себя хищницей.
– Эй, убогая! – крикнула Катька. – Комарова, к тебе обращаюсь! О чем с торбой разговаривал мой Вэл?
Ее Вэл?! Мне прямо-таки захотелось рассмеяться в голос. А еще сказать, что нам с Валентином Петровичем вообще было не до разговоров. Мы несколько другим занимались.
Правда, вслух я произнесла иное. Сначала хотела послать бешеную блондинку куда подальше, но передумала, воспользовавшись иным доводом:
– Не беси меня, Кузнецова, – рыкнула, не отрываясь от тетради. – Тебе же хуже будет.
– Ой, напугала, – хмыкнула Катька. – Что ты мне сделаешь, блаженная?
– А ничего, – спокойно произнесла я. – В следующий раз, когда понадобится курсовая или реферат, обращайся к кому-нибудь другому.
Кузнецова хмыкнула для порядка, но тотчас заткнулась. Что и говорить – мои курсовые ценились высоко, да и цены отличались демократичностью. Я вообще бралась за любую работу, только бы поскорее накопить нужную сумму. Хотя, Катьке знать об этом не стоило. Она и ее подружки только и могли потешаться, рассматривая мою поношенную одежду и удивляться, как это молодая девчонка может не пользоваться косметикой, не носить украшений и не посещать салоны красоты.
– Идет!.. – шепнула соседка Катерины.
И все девчонки притихли. Олег Бондарев, единственный представитель мужского населения в нашей группе, приуныл. Ну да, прежде ему доставалась львиная доля внимания, несмотря на непрезентабельную внешность. Не всем нравились долговязые парни с жиденькими рыжими волосами и гигантским самомнением. Теперь же, когда в институте появился Валентин Петрович, Олежке вообще ничего не светило.
– Добрый день, – вежливо поздоровался Валентин Петрович, входя в аудиторию. – Вижу, все уже в сборе. Это хорошо, потому как я патологически не переношу людей непунктуальных. Так что драть буду и за опоздания, и за невыученные темы.
Общий возбужденный многоголосый стон прокатил по аудитории. Кажется, девчонки слишком буквально восприняли слово «драть». Полагаю, Валентин Петрович имел в виду совсем не то, о чем размечтались они. Или нет? Вдруг, он действительно будет драть всех желающих?
– Кто готов рассказать нам о литературе барокко? – строго спросил препод. – Что можете нам поведать об испанском гонгоризме?
Я не отрывала от него глаз. Сегодня на Валентине Петровиче был свитер, на шее повязан шарф. Синий такой, с золотыми рыбками. Мой шарф! Тот самый, что подарила мама. Мне непременно нужно было его вернуть, и Валентин Петрович как будто знал об этом, открыто демонстрируя преимущество.
– Ирина Комарова, – проговорил он, и голос его как будто потеплел. – Расскажете нам о Луисе де Гонгора? Читали его «Оду на взятие Лараче»? Выходите же, не стесняйтесь.
Читала, но сейчас совершенно забыла. Забыла обо всем, кроме этих голубых глаз и мягкого, обволакивающего голоса препода. Поднялась с места и на негнущихся ногах поплелась к преподавательскому столу, точно загипнотизированная удавом маленькая мышка. Валентин рассматривал меня с откровенным вожделением, перебираясь горячим взглядом от груди к низу живота и невольно вгоняя меня в краску. При этом он теребил пальцами шарфик, и мне мгновенно вспомнились движения его умелых пальцев у меня в трусиках.
Ну, и как прикажете в таких условиях рассказывать о мифологической поэме, венце поэзии Гонгоры?
После того как Валентин Петрович продекламировал этот отрывок, по учебному залу снова прокатил восторженный стон. Вот только препод читал стихи, глядя мне в глаза. Я худо-бедно ответила на поставленный вопрос и опустила глаза в тщетной надежде, что теперь-то меня отпустят.
– У кого есть вопросы по теме? – спросил препод.
– А можно не по теме?! – радостно воскликнула Катерина. – Вы женаты, Валентин Петрович?
– Есть ли у вас странички в соцсетях? – спросила Маша. – Можно, я постучусь к вам в друзья?
Вопросы сыпались как из рога изобилия, и все это время я стояла рядом с Валентином Петровичем, мечтая провалиться на этом месте. Особенно когда препод приобнял меня за талию – как будто бы дружески, но у меня от этого прикосновения мурашки поползли вдоль спины. Стало вдруг нечем дышать. А трусики вновь намокли.
– Я не женат, если вам это интересно, – объявил Валентин. – Соцсети не слишком уважаю, предпочитая личное общение. Так ведь гораздо проще сблизиться, верно, Комарова?
Я нервно сглотнула и ничего не ответила.
– А вам разрешено спать со студентками? – хихикнув, спросила Катерина.
– Если им есть восемнадцать, – охотно сообщил Валентин. Его рука отпустила мою талию, но в следующую секунду я почувствовала вполне ощутимый удар по попке. Со стороны аудитории этого видеть не могли, и все же я успела почувствовать себя распутной донельзя. – Идите, Комарова, вы пока свободны.