Моя Родина – смерть

Миша не играл с мамой в прятки, он естественным образом уходил в коридоры подкладки реальности. Проваливаясь с атрибутами детства в сверкающие алмазными кольцами недостижимые современной науке дали пространства и времени: он не суетился и не удивлялся, используя свои способности, сдирая кожу с бесконечных скелетных уровней многомерной вселенной. Блуждая там не долго, руководствуясь баловством и естественным взрослением растущего организма, Миша, неизменно возвращался из невольных путешествий обновлённым и полным сил. С возрастом такие отлучки становились реже, блекли, стирались и, наконец, к восьми годам прекратились вовсе.

Поступив в школу, Миша встал на путь приобщения к людской подлости, предательству и борьбе за вершину пищевой цепи. В друзьях у него с первого класса ходили двое – Слава, белобрысый нахалёнок, юркий, крепенький, как малосольный огурчик, весёлый, общительный и Гена – пухлый, умный, вечная жертва школьных хулиганов. Они учились в одном классе, держались вместе в школе, и все втроём гуляли после занятий и в выходные. Мише не то, чтобы нравилось общаться с ними, но так было принято. В школе все мальчики так себя вели – разбившись на кучки, группки держались друг друга, враждуя с такими же, как они, компаниями, так рождалась путеводная ненависть, они взрослели. Миша не дружил с ними, а скорее наблюдал за друзьями; изучая их, он изучал себя самого. Их троица в среде младших классов не пользовалась авторитетом, являясь потенциальной добычей, но, до поры до времени, остающейся вне поля зрения крупных хищников. Всё изменил случай, произошедший с Михаилом в раздевалке, после окончания занятий.

Второй класс, середина октября, за подслеповатыми, давно не мытыми серыми окошками старенькой школы во всей гибельной красе расцветало, пугая буйством красок пожара смертельной болезни, ежегодное увядание природы, привыкнуть к которому никак нельзя, невозможно. Осень, каждый раз наступая внезапно, восхищала, пугала, дарила и грабила. Миша тонко чувствовал прерывистый пульс природы и, переживая внутри себя необыкновенную дрожь душевной глади, будоражимой ветром чувств, рождённых видом самого мистического, хитрого, пугающего месяца года – октября.

Оторвал его от созерцания воплощённой в жизнь мистики резкий болезненный толчок в плечо. Мишу откинуло на подоконник, и по его рёбрам проехался жёсткий угол. Потирая бок, он обернулся: рядом стоял Гоша Клюкин (кудрявый, глаза навыкате, ушастый), ухмылялся лиловыми толстыми слюнявыми губищами. В раздевалке, кроме них, никого не было, школьники спешили быстрее покинуть учебное заведение после уроков, а не торчать в гардеробе, любуясь через мутные стёкла на улицу, пускай и с наложенной на неё нескромной косметикой осени.

– Чё вылупился? Сейчас получишь в лоб, будет тебе праздник. – Гоша шутовски поклонился и полез в драку.

Миша в жизни никогда по-настоящему не дрался. Боролся с одноклассниками, с друзьями. Ничего серьёзного. Самая крупная стычка случилась с Костей Терлецким, когда они вдвоём после школы пошли на пустырь и там боролись два часа подряд. Костя знал два приёма – переднюю и заднюю подножку и из всех схваток вышел победителем. Боролись они как друзья, используя борьбу как потешную игру, забавное времяпрепровождение. И Миша хоть и старался победить, но понимал, что Костя хороший парень и с ним веселее общаться, чем драться. Сейчас же ситуация от тех давешних случаев отличалась кардинально. Этот противный Гоша давно подкатывал к нему с оскорбительными шуточками. Не нравился Миша Гоше и тот искал повод, чтобы выместить на его шкуре своё недовольство. Так ничего путного и не найдя, Гоша, недолго думая, пошёл на пролом.

В голове у Миши хлопнула первая тёмная вспышка, клыкастая боль укусила за нос, потом дёрнула за ухо, обожгла правую скулу. Что было дальше, Миша помнил смутно – потолок поменялся с полом местами, дважды мелькнула перекошенная мордашка Гоши. Дальше Миша увидел спину убегающего из раздевалки Клюкина. Всё кончилось – он победил? Нет, ничего не кончилось. Мише понравилось чувство, заполнившее его после драки. Победа окрашивала реальность в ультрамариновое возбуждение. У него будто отросли крылья, способные накрыть тенью целый город.

Одевшись в коричневую курточку, сменив кеды на синие башмаки, он, довольный и даже счастливый, потопал на выход из школы. Выходя из дверей, он столкнулся с широкоплечим парнем на пару лет старше его. Миша не успел поднять голову и рассмотреть толкнувшего его, как живот в районе солнечного сцепления пронзило удушье. Большой пацан ударил его под дых и, не обернувшись на скорчившегося Мишу, не спеша, пошёл дальше. Умудрившись развернуться и, посмотрев на напавшего на него мальчика, Миша узнал в нём увеличенную копию Гоши – его брата Колю Клюкина. Младший брат успел нажаловаться Коле и тот совершил возмездие. Ни очень-то честно, зато эффективно. Такова жизнь.

Сердце Михаила защемило от переполнившей его смеси горячей злобы, кислой обиды и горького разочарования. Эйфория сменилась раздражением. Его эйфория! Страха он не чувствовал, лишь желание вернуть то, что у него так подло отняли. Он не думал – он действовал. Миша распрямился и звонко выкрикнул вызов:

– Козёл!

Коля не сразу понял, что обращались к нему. Сделал шага три по чёрно-белой плитке коридора, остановился, обернулся. Такого дурацкого, удивлённого выражения лица Миша ещё не видел – оно его порадовало, он злорадно заулыбался.

– Это ты мне, шкет? – с угрозой в надсадном голосе будущего подростка завибрировал Коля.

– Тебе, слепой козёл. Кроме нас здесь никого нет, урод.

Клюкин подходил к наглому щенку нарочито медленно, сдерживая желание поколотить его сразу, расквасив нос, выбив передние кривые зубы. Он ждал, что глупый гадёныш не выдержит его приближения и рванёт на улицу. Там Клюкин быстро настигнет обидчика брата и заставит плакать – как девчонку. Парень оказался глупее, чем он думал и остался стоять на месте, покорно, словно овца, ожидая мясника.

Коля размахнулся и так далеко завёл кулак за спину, чтобы с первого же удара расставить всё по своим местам, опрокинув Мишу на тощие коленки. Дальше произошло непонятное и от этого очень страшное. Малец перестал изображать из себя истукана и, не дожидаясь, когда по нему попадут, сам бросился в драку. За минуту Клюкин был повержен. Вторая победа за день (за жизнь) пришла к Мише легче, чем первая. Миша вошёл во вкус. Уходя, он оставил Колю Клюкина лежать без сознания в расползающейся луже крови, текущей из разбитого носа, губ, посечённых надбровных дуг.

О двойном триумфе Миши прознали. Каким образом стало известно о его подвигах осталось неизвестным. Как и любые новости, информация о драках, унижениях, поцелуях распространялась по школе со скоростью космического урагана. Кто-то всегда что-то видел, и в герметичной среде школьного общежития скрыть такие вещи было практически невозможно. Мишу зауважали и его компашку оставили в покое, избавив от посягательств на их независимость. Правда, после этого случая дружба между Мишей и его дружочками Геной и Славой продлилась недолго. Мише с ними сделалось нестерпимо скучно. Постепенно он от них отошёл и до тринадцати лет оставался одиноким волком в диких лесах учебных классов и улицы, будучи коконом, прибывающем в спячке, ожидающим дня выхода из него мотылька. В течение его пяти лет созревания ничего необычного в жизни не происходило. Миша читал, учился, смотрел кино, мечтал, снова читал, смотрел фильмы, мечтал.

Откровение наступило, как и в прошлый раз, окроплённое насилием и освещённое легко предсказуемым случаем. Инициация должна была произойти, и она произошла.

Миша, как всегда, возвращался из школы один. Через трое суток настанет день его рождения. Особых чувств он по этому поводу не испытывал. Миша давно перестал ждать этого события, как ждал его раньше в детстве. Подарки в виде солдатиков, машинок и пистолетиков интересовать его перестали ещё два года назад. Внизу живота поселилось необычное беспокойство, предчувствие чего-то взрослого, неприличного. Разобраться в этом он пока не мог, но на девочек стал смотреть по-другому. Интерес к противоположному полу был, но являлся вторичным, искусственным, газовым полупрозрачным покрытием, скрывающим под собой нечто совсем другое – безумно огромное, непонятное, молчаливое, ворочающееся во сне в ожидании прихода скорого пробуждения.