Что это было?

– Ну, раз такое дело, пошли на пищеблок, там еще коньяк остался.

Он согласился, и мы полураздетые переместились на кухню.

Глава 4.

Сегодня мне хорошо писалось, и я чуть ли не до самого обеда просидел за компьютером. Когда часы на стене пробили двенадцать, я стал собираться на встречу с Алиной – дочкой моего предшественника. Какая-то непонятная тревога мешала мне сосредоточится и я, то натягивал на себя джинсы, то переодевался и надевал костюм.

Когда все было готово, я закурил и подошел к окну.

– Вот и осень пришла, – невесело произнес я, трогая через стекло, прилипший к нему лист клена.

Желтый, с коричневыми прожилками, он держался своими резными краями за мокрую поверхность. От ветра он потихоньку сползал вниз, приподнимая свои маленькие крылья. Падение ускорялось и казалось, что еще мгновение и он спорхнет с мокрого стекла.

Но проходило время, а он все еще сопротивлялся напору ветра, выжидая удобный момент для полета. Перед ним ветка рябины кокетливо размахивала своей красной кистью, а он, опасно отрывая свои края от стекла, приветствовал ее всем своим резным телом.

Я ухмыльнулся своим наблюдениям и спросил:

– Ну, и чего ты медлишь, чего добиваешься? Лети!..

Я постучал ладонью по стеклу, подгоняя его к действию, а он сполз в угол окна и покраснел, стыдясь своей нерешительности.

Кисть рябины сводила его с ума и он, не выдержав напора страстей, оторвался от стекла и прилип к ее красным плодам.

– Бесподобно! – Воскликнул я, замечая, как ловко лист зацепился своим длинным хвостиком за гроздь красных ягод.

– Великолепная картина! Полная идиллия. – Восхищался я.

– Ты добился своего. Молодец! – Произнес я и запел:

«Кисть рябины, кисть рябины, все желанья исполнимы!» …

* * *

– Милая девочка, – подумал я, рассматривая девушку, сидевшую напротив меня. – И это предмет его обожания?.. – С каким-то скептицизмом подметил я, замечая татуировку на ее маленькой ручке.

Две розы, два сердечка пронизанные стрелой и надпись каллиграфическим почерком – «Out side», были изображены на ее теле.

– Out side, – произнес я и тут же стал переводить текст на русский язык, – снаружи, вовне, извне, за пределами…

– Это настоящая или так, нарисованная? – Как-то строго по-отцовски спросил я, сам удивляясь своей бесцеремонности.

Алина немного смутилась и опустила голову.

От ее напущенной важности вдруг ни осталось и следа, а я продолжал наступать, брезгливо посматривая на рисунок:

– Отец, наверное, не одобрил бы такое художество…

Она спрятала наколку под рукав блузки и тихо сказала:

– У меня хороший папа. И если бы он не умер, он бы меня понял.

От этих слов у меня внутри что-то екнуло, сердце защемило, и я с умилением посмотрел на эту девочку. Что-то в ней было родное и близкое и я сразу простил ее гонор и наигранную высокомерность.

– Твой отец тебя любит, – сказал я и, поправив локоны на ее хрупких плечах, продолжил, – вот его дневник. В нем много о тебе и для тебя. Почитай и может ты сможешь лучше понять своего отца.

Алина развернула тетрадь, а из нее выпал желтый и сухой лист клена, на котором были приклеены два маленьких сердечка.

Она улыбнулась и сказала:

– Это мы с папой в роще гербарий собирали…

Алина просматривала записи отца, а я находил на ее лице до боли знакомые мне сходства; родинка у края губы, ямочка на щеке и курносый нос. Мне было хорошо сидеть с ней рядом и находить в ней то, что хотелось увидеть. Я верил и молил Бога, чтобы у нее все сложилось в жизни, чтобы у нее все было хорошо. Мне хотело по-отцовски прижать ее к своей груди, но невидимая стена разделяла нас.

В зале кафе Алину то и дело отвлекали ее подруги, сидевшие за соседним столиком и я, замечая ее нервозность, закончил разговор.

Я дал ей свой номер телефона и на прощание сказал:

– Бог даст еще увидимся, а дневник отца прочитай, будет о чем поговорить с ним при встрече…

– Это как? – Испуганно спросила Алина.

– А, так! Жизнь не заканчивается на земле!..

Она, конечно, не поняла значения моих слов и, пообещав мне обязательно позвонить, поспешила выйти из кафе.

Я сидел за столиком и размешивал ложечкой давно остывший кофе. Передо мной лежал желтый и сухой кленовый лист, выпавший из тетрадки журналиста. Я ухмыльнулся, припоминая тот далекий осенний день из жизни моего предшественника…

На душе было светло и грустно, и я произнес:

– Это, как тогда, помнишь, Витя?..

«Когда осень еще не наступила, а лето уже не закончилось…».

– Встречи больше не будет! – Невесело заключил я и, взяв со столика забытый Алиной лист, вышел из кафе.

На улице было людно, и я, щурясь от солнца, не сразу заметил компанию молодых людей на парковке, вблизи моего автомобиля. Они что-то активно обсуждали и громко смеялись, привлекая тем самым к себе внимание прохожих. Среди них я заметил Алину. Она как-то безучастно стояла в группе своих товарищей, прижимая к своей перламутровой куртке старенькую отцовскую тетрадку. Незамеченный я сел в машину, продолжая наблюдать за дочерью журналиста.

Я представил ее маленькой и перед глазами тут же появился замечательный ребенок – девочка с милой улыбкой и чистым взглядом. Я вдруг услышал ее веселый лепет и заразительный смех, а внутренний голос мне подсказал, что ее первым словом было слово «папа».

Я закрыл глаза и на время представил себя ее отцом. Я вдруг заметил, как память услужливо вернула мне все лучшие моменты жизни рядом с этим дорогим мне человечком. Я не хотел покидать приятных воспоминаний, но в них бесцеремонно ворвалась кучка недобрых людей, которые забирали от меня любовь этой милой и дорогой мне девочки. Мне было обидно и невыносимо больно, мне даже захотелось плакать, когда среди них я увидел и Нину. Почему и за что она так обходилась с журналистом, который мне теперь был родным человеком.

– Почему и за что она так?.. – Произнес я и открыл глаза.

Что бы уйти от неприятных воспоминаний я посмотрел на Алину. Она по-прежнему безучастно стояла в кругу своих друзей и только изредка улыбалась громким шуткам веселой компании.

– А она хорошенькая – все при ней!.. Подрастет немного и станет наша Алина красивой девушкой, а впоследствии и женщиной. – Вслух подметил я и, довольный своим заключением, улыбнулся.

Когда компания молодых людей медленно двинулась по аллеи, Алина задержалась и посмотрела в мою сторону. И хотя я прекрасно знал, что за тонированными стеклами меня не видно, я все равно откинулся на сидении, прячась от нее в салоне автомобиля.

– Что за глупости? – Упрекнул я себя и высунулся из укрытия.

Алины на месте уже не было, и я, недовольный, выругался:

– Ну, ты, как мальчишка, чего прятался, чего испугался?..

Я сунул ключ в замок зажигания, а контрольная лампочка видеорегистратора подмигнула мне с панельки прибора. Ухмыльнувшись своей мысли, я прокрутил записи. Здесь была и веселая компания молодежи, и Алина крупным планом среди них.

Довольный находкой, я завел автомобиль и подумал:

– Это хорошо! Дома просмотрю на компьютере…

Я уже хотел тронуться с места, как вдруг дорогу мне перегородил белый лимузин с затемненными окнами. Из него долго никто не выходил, и я поторопил его, просигналив клаксоном. В машине проигнорировали мою просьбу, и я вышел из машины чтобы разобраться в сложившейся ситуации на месте. Я постучал в окошко водителя, а пассажирская дверь открылась и появился крепкий парень в черном костюме. Не обращая на меня никакого внимания, он молча открыл заднюю дверцу автомобиля, и я увидел красивую женщину в перламутровом плаще. Это была та самая незнакомка, которая совсем недавно махала мне рукой, когда я заметил ее из окна своей квартиры. Это была та женщина, в которую, как мальчишка влюбился Петрович, это она привезла тело моего предшественника Виктора в крематорий.