Страница 3 из 94
— Британец бы такого не написал.
— Так это был русский поэт.
— А, понятно. И что с ним случилось в итоге?
— Умер в эмиграции.
— И куда же он эмигрировал?
— В другую нашу колонию, — сказал Ник.
— То есть, он променял одну империю на другую? Или русские глухие провинции оказались для него недостаточно глухими?
— Не знаю, — сказал Ник. — Я не интересовался. Да и давно это было, в прошлом веке.
— Так с прошлого века ничего особо и не изменилось, — сказал Джереми. — Но мне больше по вкусу другие стихи. «Твой жребий — Бремя Белых! Как в изгнание, пошли своих сыновей на службу темным сынам земли. На каторжную работу, нету ее лютей — править тупой толпою то дьяволов, то детей».
— Слова истинного британского лорда, — сказал Ник. — Жалеешь, что ты не один из них и никогда не станешь?
— Иногда жалею, — сказал Джереми. — Хотя, как я уже говорил, сейчас лорды правят миром лишь номинально. Экономика, друг мой, это сила, с которой приходится считаться даже им. А ты не жалеешь?
— Нет, — сказал Ник. — Нет силы, нет бремени, знаешь ли. И, кстати, у него были и другие стихи. «Неволя нас не смутит, нам век вековать в рабах. Но когда вас задушит стыд, мы спляшем на ваших гробах».
— Так это позднее, это уже после того, как он чокнулся, — сказал Джереми. — И, кстати, цитируют их только подпольщики. Ты один из них, что ли? А Салли знает?
— Ты же сам говорил, Австралия — это глухая дыра, — сказал Ник. — У нас тут даже подполья нет.
— Так поехали со мной, — ухмыльнулся Джереми, поднимаясь из-за стола. — В Метрополии есть все!
— Поговорим об этом через пять лет, — сказал Ник. — Когда ты арендуешь здание в Сити.
— Не арендую, а выкуплю, — поправил Джереми. — Ладно, тогда и поговорим. Увидимся на вечеринке, дружище.
— Непременно, — сказал Ник.
Джереми умчался творить свое великое будущее, а Ник заказал себе еще кофе и снова принялся смотреть на яхту в океане. Только теперь, после слов Джереми, ему казалось, что ее осадка стала чуть больше. Видимо, на нее влияло Бремя Белых пребывающего на борту корабля лорда Реджинальда.