Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 14



– Это самое великолепное платье из всех, что я видела, – восторженно выдохнула девушка.

Бьянка нервно улыбнулась ей, а тетя принялась деловито застегивать шелковые пуговицы на спине, которых было ровно сто семь. Платье и впрямь было потрясающим. С некоторым чувством вины, Бьянка призналась себе в том, что наслаждается некоторыми атрибутами своей роскошной свадьбы. Например, свадебным нарядом, как у настоящей королевы, о котором она даже мечтать не могла.

Это было платье А-силуэта, девственно-белого цвета, который, к счастью, хорошо сочетался с ее светлой кожей. Юбка была шелковой, а корсаж из тонкого кружева с россыпью настоящих бриллиантов и жемчужин. У платья был довольно скромный вырез, полностью скрывающий грудь, а длинные рукава расширялись к низу. Длинный ряд пуговиц на спине придавал ему особый шик. По традиции, в первую брачную ночь муж должен был расстегнуть все пуговицы до единой, не оторвав ни одну. Наутро, платье забирали родственницы постарше, и, если платье было повреждено, жених становился объектом насмешек за свою нетерпеливость. Бьянка предпочитала не думать, как будет вылезать из этого платья ночью.

– Уверена, у тебя будет еще лучше, – сказала тетя Стелла Виви, которая отчаянно покраснела при намеке на свою свадьбу.

Когда все пуговицы были застегнуты, она усадила Бьянку на стул и прикрепила длинную фату к ее волосам, которые были собраны в строгую прическу, удивительно идущую ей, подчеркивая идеальный овал лица.

– Бабушкин гребень, – прошептала тетя, со слезами на глазах, украшая узел на ее затылке их семейной реликвией, которую женщины Марино надевали только в день своей свадьбы. – Надеюсь, он принесет тебе счастье.

Бьянка сжала ее руку, едва сдерживая собственные слезы.

– Никаких слез, не то макияж испортится! – испуганно воскликнула Вивиана, разряжая обстановку. – И, у меня тоже есть подарок. Энзо хотел сам его преподнести, но я ему запретила. Нельзя ведь видеть невесту до свадьбы!

Девушка держала в руках большую шкатулку. Тетя Стелла неприязненно скривилась и отошла в сторону, делая вид, что поправляет свое платье и прическу. Вивиана протянула ей шкатулку и Бьянка нерешительно приняла ее. Она не хотела никаких подарков от Дона.

– Это украшения его матери, – пояснила Виви. – Он сказал, что отныне, они принадлежат тебе. Можешь надеть что-нибудь на церемонию.

Бьянка открыла шкатулку и ее тут же ослепила россыпь драгоценных камней. Украшения были прекрасны и наверняка, очень дорого стоили, однако, она не хотела надевать их.

– Не думаю, что к вырезу моего платья подойдет ожерелье, – сказала она, пытаясь смягчить отказ. – А серьги я хочу оставить мамины.

– Ты права, – легко согласилась Виви. – Можешь надеть украшения Энзо на прием. Ты и так великолепно выглядишь, Бьянка. Давай, я тогда запру шкатулку в бардачке машины Тео? Не думаю, что оставлять ее здесь без присмотра – хорошая идея. Кто угодно может зайти и взять, а в ней сотни тысяч долларов.

Бьянка вернула ей шкатулку и с облегчением выдохнула, когда Вивиана ушла. До церемонии оставалось очень мало времени, и, ей нужно было настроиться на нее без фальшивой радости, которую она разыгрывала перед Виви.

Тетя Стелла встала за ее спиной, положив руки ей на плечи, и встретила ее взгляд в зеркале.

– Ты не передумала? – серьезно спросила она.

Бьянка погладила свой все еще незаметный живот и решительно кивнула.

– Все будет хорошо, тетя.



Она очень на это надеялась. Как и на то, что ее не стошнит прямо во время речи священника.

***

Когда Джино вел ее к алтарю, где ждал Дон, серьезный и угрюмый, смотревший на нее тяжелым взглядом, Бьянка, вдруг, осознала, что теперь вся ее жизнь будет подчинена этому человеку, и ей каждый день придется находиться под этим испытующим взглядом темных, как его душа, глаз. Она не хотела этого. Не хотела такой жизни. Девушку охватила такая паника, что она замерла на середине прохода и, только больно дернувший ее за руку, брат смог привести ее в чувства.

– Бьянка, не будь идиоткой, – прошипел он ей.

Бьянка заставила себя продолжить путь к жениху, который, в отличие от Джино, удивительно деликатно взял ее под руку, помогая подняться на ступеньку. Хотя вуаль и закрывала ее лицо, она прекрасно видела выражение его лица сквозь тонкую ткань, и, оно не предвещало ничего хорошего после того, как она чуть не опозорила его.

Все время, пока шла церемония, девушка стояла, опустив глаза и смотря куда угодно, лишь бы не видеть строгое лицо Дона, которое все еще наводило на нее страх. Да, он мог быть снисходительным, но она никогда не обманывалась на этот счет, считая мягкость, которую он проявлял время от времени, лишь маской, прикрывающей его истинную сущность. Бьянка не могла забыть выражение лица беспощадного зверя, который надругался над ней в ту ночь. В ее голове он просто не мог быть кем-то иным.

Когда священник задал главный вопрос, ей хватило силы воли твердо ответить согласием, что Дон, судя по довольно дернувшемуся уголку рта, счел удовлетворительным. После того, как их объявили мужем и женой, он откинул с ее лица вуаль и наклонился для традиционного поцелуя. Бьянка очень долго психологически настраивалась на этот момент, зная, что он неизбежен, но все равно едва устояла на ногах, когда руки мужчины сомкнулись на ее предплечьях, а сам он навис над ней, словно скала. Зажмурившись и заставляя себя медленно и размеренно дышать, она ждала, пока все закончится и, пораженно распахнула веки, когда ее губ всего на долю секунды коснулись мягкие мужские губы. Нежную кожу ее лица на короткий миг защекотала жесткая борода, а потом, Дон быстро отстранился, отпуская ее, и она вздохнула с облегчением. Вот и все. Самое сложное было позади.

***

Прием по случаю свадьбы проходил в отеле, и, на нем присутствовали несколько политиков и даже сам мэр города, что придало празднеству официальный характер и спасло ее от традиционных итальянских свадебных шуток, часто носивших пошлый посыл и непристойные намеки. Бьянка была безмерно рада, что ей не приходится целоваться с Доном, потому что она просто не представляла, как выдержала бы это. Достаточно было и того, что пришлось станцевать с огромным количеством гостей мужского пола, пока муж не увел ее отдохнуть в отдельную комнату. Как только она оказалась вне поля зрения, Бьянку тут же вырвало съеденным обедом прямо в кадку с цветком. Она просто не успела добежать до ванной, и даже не знала, есть ли она в этой комнате. Оказалось, была, потому что пока ее продолжало бесконтрольно рвать, послышался шум воды, а потом появился Дон с мокрым полотенцем в руках. Присев на корточки, он протянул его ей, и, она вытерла рот, обессилено опираясь на стену.

– Это нормально? – обеспокоенно спросил мужчина, продолжая сидеть рядом.

Бьянка встрепенулась, заметив столь близкое соседство, и попыталась встать, покачнувшись на каблуках. Он тут же поддержал ее, схватив за локоть.

– Я в порядке, отпустите, – тихо сказала она.

Девушка откровенно боялась требовать, хотя его прикосновения были невыносимы для нее. К счастью, Дон отпустил ее и отошел. Она осмотрела свое платье, удивляясь, как не запачкала его, и все еще чувствуя дурноту, осторожно присела на ближайшее кресло.

– В это время дня меня бесконтрольно тошнит, да и корсет платья слишком давит. Не думаю, что смогу вернуться на праздник в ближайшее время, – призналась она.

Дон посмотрел на нее таким мрачным взглядом, что она испуганно съежилась.

– Черт, Бьянка, не смотри на меня так! Я не на тебя злюсь, ясно? – прорычал он. – Нужно было учитывать такую деталь, как твоя беременность, при выборе платья. Надо придумать, что делать дальше. Если я вернусь на прием один, то все начнут судачить о причине твоего недомогания, а этого нельзя допустить.

Он запустил пальцы в свои волосы, нервно пропуская их сквозь довольно длинные пряди на макушке, тут же растрепав прическу, а Бьянка пораженно застыла, впервые видя его таким несобранным. И ведь не было серьезной причины так беспокоиться. Да, она вышла замуж уже беременной и люди могли болтать сколько угодно, однако, никаких доказательств не было, да и ребенок родится уже в законном браке, а значит, автоматически будет иметь все права Гвидиче. Почему Дон так беспокоился из-за этого? Ему ведь можно было все. Кто посмел бы сказать ему хоть слово против, особенно, лицом к лицу?