Страница 1 из 18
Татьяна Бердникова
Боги поневоле. Наследие Зевса
Они заметили меня сразу же. Они ждали меня – это я понял, едва приблизившись. Должно быть, мои расследования не остались в секрете от них, они догадывались, что рано или поздно я попытаюсь подобраться поближе.
И вот это произошло. Я не успел даже взглянуть в окно, не успел толком ничего увидеть, как меня схватили и заломили руки.
– Любопытный журналистишка, – услышал я чей-то насмешливый голос, – Хотел увидеть, чем мы занимаемся? Сейчас посмотришь.
Голос у меня пропал. Надо было что-то сделать, попытаться как-нибудь освободиться, что-то сказать, хотя бы солгать, что я вовсе не журналист и вообще попал сюда по ошибке, но я не находил слов. Для человека моей профессии это вообще странно – обычно нужные фразы сами просятся на язык, но сейчас я бы слишком испуган.
Они затащили меня в шаткий домишко, в окно которого я пытался заглянуть и толкнули на пол перед одним из своих – по-видимому, главным. Ему даже не потребовалось ничего объяснять.
Он окинул меня презрительным взглядом и, не успел я даже попытаться встать, присел на корточки, сжимая, словно тисками, мою нижнюю челюсть и изучая мое лицо.
– Симпатичная мордашка, – наконец, вынес он вердикт и резко оттолкнул мою голову, – Султан будет доволен. Эй, – он выпрямился и, глянув на кого-то из подручных, щелкнул пальцами, затем указывая на меня. Меня снова скрутили.
В шею вонзилась игла, должно быть, заранее подготовленного шприца, я вскрикнул… и потерял сознание.
… Пришел в себя я от опрокинувшегося мне на голову ведра воды или, может быть, целого чана – ощущение было такое, будто я попал под водопад. Я закашлялся, задергался и попытался для начала протереть руками лицо… не получилось. Руки были прочно связаны за спиной; возможности двигаться я был лишен.
В сердце мигом вспыхнула ярость, толкающая на подвиги; я распахнул глаза и одним движением сел, упершись пальцами в пол позади, а правой ногой – в какую-то поперечную балку на полу. Вода продолжала тихонько капать мне на голову и я, отгоняя от себя мысли о китайской пытке, попытался оглядеться.
Увиденное, надо признать, утешительным не казалось ни в коей мере.
Я находился в странном, довольно большом помещении, небрежно заставленном разнообразными ящиками, как закрепленными, так и болтающимися сами по себе (хорошо, что ни один из последних не упал мне на голову!), с вогнутыми стенами и полом. Последний, ко всему прочему был изборожден поперечными… шпангоутами?.. Так, если мои познания верны – я нахожусь в трюме корабля.
Блеск. Мало того, что меня схватили, мало того, что накачали какой-то дрянью, так еще и похитили, и теперь решили куда-то там доставить водным путем! Пешочком домой уже не вернуться.
На макушку упало несколько тяжелых капель холодной воды, сменившихся на тоненький ручеек. Я недовольно тряхнул головой и поморщился. Болело все – начиная с той самой головы, которой я столь опрометчиво тряхнул, и заканчивая пальцами ног. Про руки можно было даже не вспоминать – их сводило так жутко, что я вообще сомневался, что сумею потом распрямить их. Перед глазами все как-то странно расплывалось, очень болела шея в месте укола, а в дополнение ныло плечо, которым я, кажется, ухитрился удариться. Возможно, случилось это, когда меня швыряли в трюм – вряд ли эти твари уложили меня сюда аккуратно.
Корабль мотнуло, затем тряхнуло, будто от взрыва. Мне даже почудился глухой звук, сопроводивший последний, но я тотчас же оправдал это для себя ударом волны в борт. Впрочем, разницы здесь не было решительно никакой, ибо результат был однозначен – от резкого движения судна я завалился на бок, опять ударившись плечом и, шипя и плюясь, попытался кое-как вернуться к прежнему положению.
Как ни странно, мне это удалось, но еще одно резкое движение заставило меня согнуться, практически утыкаясь носом в свои колени, силясь не упасть еще раз.
В ноздри забились какие-то непонятные рюши, белые мелкие кружева, и я непонимающе заморгал. Так-так-так, это что за фигня? Я же ткнулся носом в собственные колени, а не в ножки какой-то невнятной барышни, так почему же…
Еще один ушат холодной воды за ворот вынудил содрогнуться и, окончательно придя в себя, сделать сразу несколько чрезвычайно неутешительных выводов.
Во-первых, я в трюме корабля и крепко связан. Во-вторых, одет я в идиотское женское платье, розовенькое, с кружевами, ужасно омерзительное и раздражающее. Как-то сразу стали понятны намеки на мою «симпатичную мордашку» и какого-то султана – меня, судя по всему, решили вырядить девкой и продать тому самому султану в гарем. Блеск!
Хотя, возможно, до гарема я и не доживу. Потому что третьим, и самым неутешительным выводом был тот факт, что судно, на котором меня перевозят, по-видимому, терпит сейчас бедствие, прыгая по волнам, как солнечный зайчик, а в обшивке его, на пару метров выше моей головы, красуется внушительная пробоина. Именно из нее вода то и дело окатывала меня, пробираясь внутрь при излишне сильном крене судна, именно благодаря ей пресловутой жидкости на дне трюма собралась уже вполне внушительная лужа…
Вообще, странная, должен заметить, была лужа.
Впрочем, вокруг вообще творилось что-то невообразимое – корабль буквально ходил ходуном, трещал, казалось, по всем швам, метался из стороны в сторону и мне чудилось, что вода из пробоины обливает меня раз за разом, все сильнее и активнее… Но в трюме воды почему-то не пребывало. Количество ее ограничивалось той самой лужей, почему-то не уходящей вниз через доски, а растекающейся по ним ровным, плотным слоем. Странная это была лужа – казалась подвижной, вязкой, и производила впечатление скорее расстелившейся по доскам всем своим существом гигантской медузы.
Что ж, может быть, оно и к лучшему – если бы трюм заполнился водой, я бы погиб наверняка. Все-таки, будучи связанным, запертым в замкнутом помещении, я бы не смог и через пробоину наружу вылезти, а если бы и смог, не выгреб бы.
Я попытался встать. Чертово платье мешало неимоверно, мучительно хотелось сорвать его с себя и заткнуть им пробоину, оставаясь в неглиже, но дееспособным и со свободными руками. Я кое-как уперся последними в борт судна позади (а может, это был один из больших ящиков, болтавшихся по трюму – кто знает?) и, с трудом перебирая ими, принялся кое-как приподниматься на ногах.
Три раза я срывался, падая обратно, один раз даже загнал занозу в палец. На четвертый раз мне удалось встать и осторожно попятиться от «медузы», не давая ей меня коснуться. Почему-то близко знакомиться с ней очень не хотелось.
Корабль продолжал неистово метаться по волнам, отскакивая от одной к другой, словно теннисный мячик между игроками. «Медуза» неспешно колыхалась в такт этой качке, переползая из стороны в сторону. Несколько раз она, как бы невзначай, коснулась моих ног, и у меня почему-то возникло крайне неприятное впечатление, что эта водяная живность изучает меня. Присматривается. Приноравливается…
Судно накренилось на бок, и вода вновь начала подбираться ко мне. Честно стараясь не паниковать, уговаривая себя не обращать внимания на выходки какой-то там жидкости, я, осторожно пошатываясь (ну не морской я человек, к качке не приучен!), сделал шаг назад. Корабль содрогнулся всем своим деревянным телом, и я, запнувшись об один из шпангоутов, полетел на доски.
Вода, видимо, только этого и ждала. Совсем неглубокая, еле прикрывающая дно лужица вдруг нахлынула на меня, окатила с головой и, не успел я толком вдохнуть или хотя бы просто осознать происходящее, буквально поволокла меня к дыре, зияющей в корпусе судна.
Теперь сомнений в том, что в трюм попало какое-то живое существо, уже не оставалось, как и в том, что чем-то я этому существу не понравился. А может, наоборот, понравился? Может, оно хочет утащить меня в качестве трофея?
Волокло оно меня не быстро, но настойчиво и, видя, как приближается дыра, я ощутил волну ледяного, парализующего ужаса. За дырой, снаружи судна меня ждал океан – беспощадная, огромная масса бушующей воды, с которой и матерому моряку-то было бы справиться в одиночку непросто… А я не моряк. Плаваю, как все, особыми рекордами похвастаться не могу. Кроме того, у меня связаны руки.