Удольфские тайны

– И кто же этот искатель приключений? – осведомилась мадам Шерон. – Каковы его притязания?

– Это он должен объяснить сам, однако отец знал его семью и считал ее репутацию безупречной, – ответила Эмили и сообщила кое-какие известные ей сведения.

– Ах, в таком случае, кажется, это младший из братьев! – воскликнула мадам Шерон. – Разумеется, нищий. Замечательно! И что же, всего за несколько дней знакомства мой дорогой брат проникся дружескими чувствами к этому бродяге? До чего же на него похоже! В молодые годы он постоянно поддавался безотчетной симпатии и антипатии, когда никто вокруг не видел повода для проявления таких чувств. Больше того, мне всегда казалось, что люди, которых он не одобрял, на самом деле были намного симпатичнее тех странных личностей, которыми восхищался. Но о вкусах не спорят. На него всегда так влияла внешность нового знакомого! Я же совсем не обращаю внимания на черты лица: по-моему, это просто нелепая восторженность. Разве внешность имеет какое-то отношение к характеру? А что, если достойному человеку досталось несимпатичное лицо?

Последнюю фразу мадам Шерон произнесла с торжествующим видом, словно только что сделала великое открытие, и посчитала этот вопрос раз и навсегда решенным.

Спеша завершить пустой разговор, Эмили поинтересовалась, не желает ли тетушка подкрепиться. Мадам Шерон с готовностью направилась в замок, однако не оставила тему, которую обсуждала с самодовольством и строгостью к племяннице.

– Я с сожалением замечаю, – проговорила она в ответ на какое-то замечание Эмили относительно физиономики, – что ты унаследовала многие предрассудки отца, в том числе и расположение к людям исключительно из-за их внешней привлекательности. Полагаю, после столь краткого знакомства ты считаешь, что пылко влюблена в этого молодого человека. Тем более что ваше знакомство случилось при таких романтических обстоятельствах!

С трудом сдержав слезы, Эмили возразила:

– Когда мое поведение будет заслуживать строгого осуждения, у вас появится возможность высказаться. А до тех пор из чувства справедливости, не говоря уже о семейной привязанности, прошу вас воздержаться. Я никогда намеренно вас не оскорбляла, и теперь, после смерти родителей, только от вас могу ждать доброты, так не заставляйте же меня еще больше сожалеть об утрате отца и матери.

С трудом произнеся последние слова, Эмили бурно разрыдалась. Вспомнились деликатность и мягкость родителей, проведенные дома счастливые дни, по сравнению с которыми грубость и бесчувствие мадам Шерон показались особенно горькими и довели едва ли не до отчаяния.

Больше оскорбленная прозвучавшим в словах Эмили упреком, чем тронутая ее горем, мадам Шерон не произнесла ни слова, чтобы облегчить печаль. Несмотря на очевидное нежелание принять племянницу, она все-таки стремилась к ее обществу. Главной ее страстью неизменно оставалась власть. Она знала, что лишь выиграет, поселив в своем доме осиротевшую беззащитную родственницу, на которой можно безнаказанно вымещать любые прихоти и капризы.

Войдя в замок, тетушка распорядилась, чтобы Эмили собрала вещи для поездки в Тулузу, поскольку захотела немедленно отправиться в путь, но племянница принялась ее уговаривать подождать хотя бы до следующего дня и, наконец, тетушка согласилась.

День прошел в мелких придирках со стороны мадам Шерон и грустном ожидании безрадостного будущего. Вечером, как только тетушка удалилась в отведенную ей спальню, она обошла весь дом, чтобы проститься с каждой дорогой сердцу мелочью, зная, что надолго покидает его ради чуждого, неведомого мира. То и дело возникало предчувствие, что в Ла-Валле она больше никогда не вернется. Эмили надолго задержалась в кабинете отца: выбирала его любимые книги, чтобы увезти с собой, со слезами смахивала с обложек пыль и, сидя в его любимом кресле, предавалась размышлениям до тех пор, пока Тереза не открыла дверь, по привычке перед сном обходя комнаты и проверяя, все ли в порядке. Увидев молодую госпожу, она испуганно вздрогнула, но та пригласила ее войти и попросила содержать замок в полной готовности к ее возвращению.

– Как жаль, что вы уезжаете, мадемуазель! – воскликнула экономка. – Уверена, что здесь вам было бы лучше, чем там, куда вы направляетесь.

На это замечание Эмили не ответила. Тереза, тем временем, продолжала искренне выражать свою печалью. Утешение доставляла лишь глубокая привязанность старой служанки.

Отправив Терезу отдыхать, Эмили продолжила прощальную прогулку по комнатам замка. В спальне отца задержалась, но испытала грустные, а вовсе не тяжелые чувства, и, наконец, вернулась к себе. Посмотрев в окно, она увидела слабо освещенный луной сад и испытала такое острое желание проститься с любимыми уголками, что решила выйти на улицу. Накинув легкую шаль, в которой обычно гуляла, она бесшумно вышла из дома и поспешила к дальней роще, чтобы напоследок в одиночестве вдохнуть воздух свободы. Глубокий покой, наполнившие воздух ароматы, величие далекого горизонта и чистого синего купола постепенно утешили и возвысили душу до утонченного умиротворения, способного показать, насколько мелочны и несущественны неприятности, еще недавно ее огорчавшие. Эмили совсем забыла о мадам Шерон с ее мерзким поведением и обратилась мыслями к наполнявшим небесную глубину бесчисленным мирам, которые скрыты от человеческих глаз и недоступны полету человеческой фантазии. Ее воображение проникло в бесконечное пространство и подступило к Великой Первопричине всего сущего, но при этом всюду и постоянно присутствовал образ отца. Эта мысль принесла утешение, поскольку в абсолютной уверенности чистой и святой веры Эмили знала, что поручила его Богу. Она прошла через рощу к террасе, по пути не раз останавливаясь, когда знакомые картины пробуждали боль утраты или рассудок напоминал о предстоящем изгнании.

Луна уже высоко поднялась над деревьями, тронула кроны серебряными лучами и пронизала светом густую листву, в то время как внизу быстрые воды Гаронны подернулись легкой дымкой. Эмили долго любовалась игрой света и прислушивалась к мирному бормотанию реки и шепоту ветра.

«Как свежо дыхание этих рощ! – подумала она. – Как прекрасен пейзаж! Часто, очень часто я буду вспоминать его вдали от дома! Увы! Сколько всего случится, прежде чем я снова увижу родной край? О, мирные, счастливые картины детских восторгов и навсегда утраченной родительской нежности! Почему я должна вас покинуть? В вашей тиши я обрела бы спокойствие и душевное равновесие. Счастливые часы детства! Я вынуждена оставить даже последние напоминания о вас! Не остается ничего, что могло бы воскресить мои детские впечатления!»

Вытерев слезы и посмотрев в небо, Эмили вернулась мыслями к возвышенной теме: душой овладела прежняя божественная благодать, вселила надежду, уверенность и преданность воле Господа, чьи деяния наполнили разум восторгом.

Эмили долго любовалась старинным платаном, а потом присела на ту самую скамейку, где так часто проводила время с родителями и где всего лишь несколько часов назад беседовала с Валанкуром. При воспоминании о нем в душе родились нежность и волнение. Эмили вспомнила, как молодой человек признался, что по ночам часто бродил вокруг ее дома, а порой даже осмеливался проникнуть в сад. Может быть, он и сейчас где-то неподалеку? Страх встретить шевалье, особенно после его признания, и навлечь на себя гнев тетушки, если та узнает о позднем свидании, заставил немедленно встать и направиться к замку. В тревоге Эмили то и дело останавливалась, всматриваясь в темноту. К счастью, ей удалось дойти до дома, никого не встретив. Под миндальными деревьями она помедлила, чтобы бросить на сад прощальный взгляд. Внезапно ей показалось, что из рощи вышел человек и медленно направился по освещенной луной аллее. Расстояние и неверный свет не позволили с уверенностью определить, была ли это реальность или плод ее фантазии. Некоторое время она продолжала смотреть в ту сторону, пока в полной тишине не услышала чьи-то шаги поблизости. Не тратя ни секунды на раздумья, она поспешила в замок и бегом поднялась в свою комнату, но прежде чем закрыть окно, посмотрела в сад: там кто-то был – теперь уже под миндальными деревьями, откуда она только что ушла. В волнении Эмили легла в постель и, вопреки обстоятельствам, сразу крепко уснула.