Страница 17 из 63
– Двенадцать, – сказал Реджи.
– Довольно много.
– Почему ты не с ними?
– Не люблю толпы, – сказал Мордекай. – Смерть – дело сугубо личное и индивидуальное.
– Двенадцать – это еще не толпа.
– Больше трех – это уже толпа, – сказал Мордекай. – А интеллект толпы равен половине интеллекта самого тупого индивидуума, в эту толпу входящего.
– Нельзя ли вернуться к вопросу о том, кто появится из этой двери? – спросил Реджи.
– Молодежь, – вздохнул Мордекай. – Ничего не знают, самим соображать лень, ждут, пока кто-нибудь старый и мудрый все им на блюдечке преподнесет.
– Это ты, что ли, старый? – уточнил Реджи.
– А то.
– И ты мудрый?
– Ну да.
– Только блюдечка я тут не вижу, – сказал Реджи. – Ну насколько ты мудрый, объективно ответить ты сам не сможешь. А насколько ты старый?
– Я – самый старый из живущих ныне стрелков, – сказал Мордекай.
Реджи вспомнил стариков, с которыми… Которых он поубивал в Обители, на ступенях храма Святого Роланда. Пожалуй, они могли быть постарше Мордекая. Только вот к ныне живущим их никак нельзя было отнести.
Тем не менее Реджи скептически отреагировал на заявление Мордекая.
– Самый старый, значит? – спросил он. – Может быть, ты и Гилеад видел?
– Гилеада не видел, врать не буду. А вот с Роландом встречаться доводилось.
– Со Святым Роландом? – уточнил Реджи.
– Тогда он еще не был святым, – сказал Мордекай. – Сомневаюсь, что его вообще можно так называть. Если рассматривать его поведение с точки зрения общепринятых моральных ценностей, он был тем еще мерзавцем. Впрочем, я подозреваю, что он до сих пор им и остается.
– По-моему, ты малость преувеличиваешь, – сказал Реджи. – Роланд, конечно, личность легендарная, но я не думаю, что он бессмертен.
– Я и не утверждал, что он бессмертен, – сказал Мордекай. – Я только предположил, что он может быть до сих пор жив.
– Сие есть абсурд, – твердо сказал Реджи. – Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.
– Хе, – сказал Мордекай. – Если бы мне давали доллар каждый раз, когда кто-то говорит «не может быть» относительно вполне вероятных вещей, у меня было бы уже долларов двадцать. А может быть, даже двадцать пять.
– А револьверы? – не сдавался Реджи. – Если Святой Роланд жив, то почему его револьверы хранились у нас в ордене? Что же он за стрелок без револьверов?
– А почему ты думаешь, что это были его револьверы? – спросил Мордекай.
– Как это? – опешил Реджи. – А чьи?
– Подозреваю, что ничьи, – сказал Мордекай. – Это просто копии. Подделки.
– А как же… Но зачем?
– Давай я тебе кое-что объясню, мальчик, – сказал Мордекай. – Вообще-то сие есть секретная и не подлежащая разглашению информация, но раз уж ордену все равно конец и мы с тобой тоже скоро помрем… Как ты думаешь, кто основал наш орден?
– Как кто? Святой Роланд и его ученик Калаш Ворошило…
– У Роланда, которого ты постоянно и ошибочно именуешь святым, никогда не было ученика по имени Калаш Ворошило. И, немного переиначив фразу, Калаш Ворошило никогда не был учеником Роланда.
– Я не понимаю…
– Естественно, ты не понимаешь, – сказал Мордекай. Разговаривая, он с аппетитом ел, и мясной сок тек по его подбородку, капая на черную рубашку и могучую волосатую грудь. – Тебе много лет рассказывали официальную версию этой истории, да и, говоря по правде, не так уж много осталось людей, которые помнят, как все было на самом деле. Не посчитай мои слова ересью, но Роланд Дискейн из Гилеада имеет к ордену стрелков примерно такое же отношение, как гроза – вполне естественное природное явление – к многочисленным культам богов грома.
– То есть…
– Гроза существует, – объяснил Мордекай. – Но ей абсолютно наплевать на людишек, которые кланяются при каждом ударе молнии.
Небольшое облачко заслонило собой луну. Наверху что-то сдавленно громыхнуло.
– Нечего подслушивать, Зевс, – сказал Мордекай. – А то услышишь что-нибудь еще более неприятное.
– Зевс? – переспросил Реджи. Ему доводилось иметь дело с Зевсом, и тот показался стрелку вполне реальным персонажем, а не каким-то там мифом. Как назло, поблизости не наблюдалось ни одного громоотвода.
– Расслабься, мальчик, я пошутил. Владения Зевса слишком далеко отсюда. Скорее всего, это кто-то помельче. Из местных.
Облачко рассосалось. Реджи облегченно выдохнул.
– Роланд – это вполне реальный человек, – заверил его Мордекай. – Занятый реальным делом. В другом мире. В нашей вселенной он был, так сказать, проездом, и у него не было времени, чтобы основывать целый орден имени себя. Неужели ты никогда не задумывался о названии нашего ордена? Если бы тебе довелось основывать организацию, дал бы ты ей свое имя или все же поступил бы немного скромнее?
– Название могли изменить позже, – сказал Реджи.
– Название никогда не менялось, – возразил Мордекай. – Калаш Ворошило, основавший орден, дал ему имя Роланда, самолично причислив парня к лику святых.
– Доказательства, – потребовал Реджи.
– Какие тебе доказательства? Столько лет прошло, никаких улик не осталось. Может быть, ты еще потребуешь предъявить кирпич, которым Каин Авеля завалил?
– Этих парней я не знаю, – сказал Реджи. – Но если ты хочешь, чтобы я тебе поверил, убеди меня при помощи логики.
– По большому счету, мне по фигу, поверишь ты мне или нет, – сказал Мордекай. – Но подумай вот о чем… Что у тебя за револьверы?
– «Смит энд Вессон». А у тебя?
– И у меня «Смит энд Вессон», – сказал Мордекай. – Но некоторые ребята ходят с «кольтами». А револьверы самого Роланда ты видел?
– Я даже держал их в руках, – сказал Реджи.
– Ну да, – сказал Мордекай. – Я и забыл, кого спрашиваю. И клеймо какого производителя ты рассмотрел на револьверах Роланда?
– На них не было клейма, – сказал Реджи, вспомнив большие тяжелые револьверы с сандаловыми рукоятками.
– А какого они были калибра?
– Большого, – сказал Реджи. Честно говоря, тогда ему было не до детального обследования револьверов прастрелка. В его теле наличествовало слишком много свежепроделанных отверстий, а в голове стоял туман.
– Большого, – фыркнул Мордекай. – Десять потраченных на обучение лет, несколько веков в качестве странствующего служителя револьвера, и после этого ты можешь сказать только это? Да, я с тобой согласен, у Роланда револьверы очень большого калибра. В нашем мире боеприпасов для таких револьверов попросту не существует.
– И что это доказывает? – спросил Реджи. – Револьверы Святого Роланда сделали в другом мире, но что с того? Разве это могло ему помешать основать наш орден?
– Роланд принадлежит другому миру, – сказал Мордекай. – И ему нет совершенно никакого дела до мира нашего. В его вселенной он совершает вечное странствие в поисках Темной башни, и, когда достигает своей цели, все начинается заново. Роланд как солнце, вечно совершающее свой путь по небосклону, он не может остановиться, и его странствие гарантирует существование миров Темной башни. А наша вселенная к мирам Темной башни не относится. У нас свои заморочки.
– И что?
– В нашем мире Роланд является песчинкой. Той самой песчинкой, вокруг которой, при благоприятных обстоятельствах, может образоваться жемчужина. Калаш Ворошило использовал его фигуру как миф, который он положил в основу нашего ордена. Между прочим, Роланд не одевался во все черное, и у него не было другого оружия, кроме его револьверов. И темных очков он тоже не носил.
– Почему же мы одеваемся в черное?
– Черный цвет делает нас стройнее, – ухмыльнулся Мордекай. – Впрочем, ко мне это не относится. Если дирижабль выкрасить черной краской, он все равно не станет дельтапланом.
– Все это очень познавательно, хотя и недоказуемо, – сказал Реджи. – Но каким образом это связано с тем, что происходит сейчас?
– Двадцать шесть стрелков погибли за последние полторы недели, – сказал Мордекай.
– Я и не думал, что нас осталось так много, – сказал Реджи. – Особенно после того, что увидел в Обители… Но что их убило?