Я ослушалась Дьявола

– Думаю, кишечная инфекция в виде подставного диагноза подойдет, – кивает доктор, а потом вздыхает: – Но денег не нужно. Я все понимаю.

Вряд ли, хмыкаю я мысленно, но вслух говорю:

– Спасибо! – и крепко пожимаю ее ладонь.

ДАВИД. 11 глава. Нежизнеспособен

Я давно и прекрасно знаю, что она не любит меня.

Но я люблю – за нас обоих.

Ее стеклянные глаза и отсутствие ответных ласк во время секса ясно дают понять: она действительно не хочет этого… Но мне проще обманывать себя, слышать ее громкие гортанные стоны, чувствовать ее ногти на своих плечах, погружать пальцы и член в хлюпающую смазку между женских бедер и забываться, как когда-то давно, когда она еще не была со мной холодным равнодушным бревном…

Ну конечно, кому я такой нужен? Мои сперматозоиды нежизнеспособны на девяносто девять процентов. Я не мужчина, так – жалкое подобие… Тошно от самого себя. Только крепкий алкоголь и грубый секс помогают раствориться в пространстве и забыть ненадолго о собственной никчемности.

Когда она поворачивается ко мне спиной, я с трудом подавляю желание грубо развернуть ее к себе и рыкнуть в лицо: посмотри на меня! Вместо этого обнимаю и сжимаю ладонью ее грудь, утыкаясь носом в теплую ямку на ее шее, где заканчивается линия роста волос. Ее кожа пахнет отвратительным апельсиновым гелем для душа, который она повсюду таскает за собой, и свежим потом. Я вдыхаю поглубже – это поможет мне уснуть.

К чему сегодня был этот неожиданный разговор о детях? Неужели Алина действительно все еще надеется забеременеть и родить – после всего, что я с ней сделал? Или они с Лизой просто обманули меня, обвели вокруг пальца, надавив на больную точку? Практически уверен, что второй вариант. Но я и вправду хочу сходить с ней на акупунктуру – чем черт не шутит? Здесь, на Бали, нетрадиционные техники врачевания очень распространены, и их хвалят и местные, и приезжие… Вдруг нам тоже поможет?

Ну да похуй. Завтра утром сквош – еще один неплохой способ выпустить энергию. И хорошо, что Алина отказалась ехать со мной: мне нужно отдохнуть и расслабиться, а рядом с ней это просто невозможно.

В десять часов утра, когда мы с Германом и Иваном делаем перерыв в игре, чтобы отдохнуть в тени и выпить воды, на телефоне неожиданно загораются номер и имя Лизы. Она редко звонит – это меня напрягает. Я отхожу от своих соигроков в глубину шатра и нажимаю кнопку вызова:

– Слушаю.

Голос женщины звучит очень взволнованно:

– Давид Кириллович, вы только не беспокойтесь… все уже в порядке… Но Алина в больнице, в первом госпитале, в Убуде…

– Что произошло? – прерываю я ее извечное бормотание, которое откровенно бесит.

– Пока точно неизвестно, но врачи говорят, кишечная инфекция…

– Понятно, – процеживаю я сквозь зубы. – Скоро буду, – не слушая ее дальнейшее нытье, я отключаю телефон и возвращаюсь к товарищас: – Ну что же, на сегодня я вынужден откланяться, друзья.

– Что случилось? – спрашивает Герман.

– Жена попала в больницу.

– Ого! – удивляется Иван. – Что случилось?

– А хер его знает пока, – я отмахиваюсь. Кишечная инфекция – звучит как-то странно. Наверняка врачи ошиблись с диагнозом. – Будем выяснять.

– Удачи с этим… Расскажи потом.

– Конечно, – я киваю, хоть и не собираюсь им ничего сообщать. Это наше личное дело: мое и моей семьи.

– Пусть поправляется!

– Передавай ей привет!

Ненавижу больницы и больничный запах, но кого бы это ебало? Перед тем, как пустить в палату к Алине, меня еще и халат медицинский заставляют надеть – что за бред вообще? От халата несет хлоркой, и я стараюсь не касаться его ладонями.

Алина наполовину сидит, наполовину лежит в постели, бледная, как снег, с растрепанными волосами и как будто похудевшая за одно утро.

– Ты плохо выглядишь, – говорю я сразу и честно, присаживаясь на край ее кровати. – Что произошло?

– Желудок, кажется… Рвота и все такое, сам понимаешь. Поднялась температура, Лиза вызвала скорую помощь. Сейчас сильное обезвоживание, придется полежать тут… какое-то время.

– Но вчера ты чувствовала себя нормально? – хмыкаю я.

– Это может проявляться неожиданно, – хмурится жена.

– Ясно, – я киваю. – Поговорю с доктором.

– Ладно…

– Хорошо, что тебя сразу определили в отдельную палату.

– Они знали, кто я…

– Еще бы, – я усмехаюсь. Здесь все все прекрасно знают.

От женщины-врача мне не удается добиться ничего полезного, так что я просто возвращаюсь домой. Там меня ждут Лиза и Костя. Довольно странная компания. Я хорошо отношусь к мальчишке: когда-то я спас ему жизнь, и теперь он – едва ли не единственный актив в списке моих хороших поступков. Когда мне совсем хуево, я вспоминаю, что сделал доброе дело, и сделал это совершенно бескорыстно… Жаль, что сейчас мальчишка стал одним из способов давления и манипулирования браком с Алиной. А ведь он мог бы быть нашим сыном: нашему браку семь лет, Косте шесть.

Его мать, тем временем, меня раздражает: она старше меня на три года, но не добилась в жизни никаких хоть сколько-нибудь значимых успехов, вышла замуж за такого же неудачника, как она сама, и в итоге они оказались неспособны вылечить собственного ребенка от смертельной болезни. Лиза – амеба. Хотя и очень красивая женщина.

Тот факт, что она едва ли не поклоняется мне, тоже раздражает, хотя они с Алиной наверняка считают, что я в восторге от этих придыханий и причитаний. Нихуя. Ослепленная любовью к собственному сыну, она не замечает очевидных вещей. Например, того, что из-за ее (и ее муженька) нежелания самостоятельно лечить своего ребенка (а они ведь и вправду вот уже шесть лет тупо принимают мои деньги) ответственность за здоровье Кости несет, по сути, моя жена. Я совсем не идиот: я знаю, что это основная причина, почему Алина все еще рядом.

В нашей спальне я замечаю чистое белье. Кто и когда успел поменять его, учитывая патовую ситуацию? Задираю простынь. Матрас тоже другой. Как интересно. Я возвращаюсь к Лизе, чтобы задать прямой вопрос:

– Зачем ты заменила матрас и белье?

У женщины растерянно бегают глаза, но она все же отвечает:

– Ну… Ее же вырвало… прямо на постель.

– Неужели? – переспрашиваю я. – Так сильно?

– Очень…

– Ясно, спасибо.

Ее ответ мне не нравится, но добиваться чего-то другого бессмысленно. Не теряя времени, я отправляюсь в прачечную, которая обслуживает нашу виллу. Там я прошу показать матрас, который привезли на чистку.

– Мы еще не успели с ним разобраться, – объясняет мальчишка-балиец, явно не понимающий, что мне надо. – Там сильное загрязнение…

– Именно поэтому я и хочу посмотреть, – в нетерпении я сам распахиваю двери склада, где хранятся привезенные на стирку и химчистку вещи. Наш матрас бросается мне в глаза сразу. Он стоит прислоненным к стене, и прямо в центре на нем – огромное пятно крови.

12 глава. Чужой

Теперь все довольно быстро и легко складывается в общую картинку.

Еще в конце декабря, до отъезда на Бали, Алина начала казаться другой: более отстраненной и холодной, чем обычно. Конечно, у нас и до этого отношения были так себе, но тогда она как будто решила для себя что-то важное…

Потом этот странный и совершенно неуместный разговор о детях. Я слышал последнюю фразу, сказанную Лизой, прежде чем вошел в комнату: «Алина, ну зачем же ты…» – теперь ясно, что именно «зачем».

Потом сбивчивый рассказ врача о кишечной инфекции. Как будто лживый, как будто подстроенный.

И вот – окровавленный матрас. Жирная точка в моем мини-расследовании.

Моя жена беременна – или была беременна: судя по количеству крови, она могла и потерять ребенка, – и скрывает это от своего мужа.