Страница 42 из 69
— Только не отходи от Дориана, — улыбнулся Гел. — Или ты могла бы заказать все сюда.
— Есть вещи, которые нужно смотреть лично, — уклончиво отозвалась я.
Мне были необходимы травки для волос, да и присмотреть кое-что для кожи нужно. Колдуньи живут долго и сохраняют молодость до глубокой старости. Если, конечно, правильно за собой ухаживают.
— Главное, будь дома к ужину. Я попросил прибыть целителя: надо уже разобраться с твоим резервом. Если магии просто мало, то это хорошо. А вот если она где-то копится, то мы рискуем потерять тебя слишком рано.
— Мне нельзя умирать до совершеннолетия дочери, — серьезно сказала я.
Гел смерил меня долгим нечитаемым взглядом и сдержанно произнес:
— Хотелось бы, чтобы ты прожила подольше. Увидимся вечером. Мне еще предстоит придать этой несчастной корзинке приличный вид.
В последней фразе слышалось искреннее отвращение и немалая доля усталости.
— Прости? — удивилась я, гадая, какие такие корзинки приводит в порядок Хранитель Закона.
— Ирисы, — Гел усмехнулся, — их зачаровали по просьбе Лиарет. Она собиралась подарить их сестре, ведь та покидала Онхельстер в компании Хранителя Теней. Но так уж вышло, что ирисы остались не у дел: сестра подставила сестру, и женой Хранителя Теней стала Лиарет. Что и к лучшему, ведь квэнни Алсой готовилась прожить жизнь Хранительницы Знаний.
У меня по спине пробежал холодок. Я ведь рассматривала для Деми такую судьбу. В том случае, если все станет совсем плохо. Одного не учла: ребенок с трех лет должен распрощаться с человеческими прикосновениями. Или с шести? Не помню уже, но мы в любом случае не подходили.
— Она привезла сюда корзинку этих цветов, а после подарила их Хранителю Закона. Подарила в такой ситуации, когда стоило бы проклясть, — Гел покачал головой, — сложные были времена. Впрочем, сейчас все тоже весьма и весьма непонятно.
Пожелав ему удачи, я вышла из малой чайной и направилась к портальной террасе, где меня встретил Дориан. И в этот раз у него под мышкой была зажата книга.
— Хранитель Закона разрешил, — поспешно пояснил он, — и если вы не против…
— Абсолютно не против, что со мной может произойти в самой защищенной части Академии Стихий? — улыбнулась я.
Мы переместились к воротам, прошли до крыльца, и рабочий день покатился своим ходом. Не отвлекаясь ни на что, я считала, считала и считала. Иногда приходилось сверяться с книгами — если дело касалось тех растений или животных ингредиентов, с которыми мне раньше не приходилось иметь дел. Я почти закончила с той огромной стопкой папок, когда в кабинет ворвалась возбужденная Арлетт.
— Все выкидывай! Вот истинная необходимость.
Она грохнула на мой стол толстенную папку, после чего, отдуваясь, добавила:
— Надо уложиться хотя бы в две недели.
— Настолько сложный расчет? — удивилась я, развязывая узелок на папке.
Вчитавшись в первый лист, я хмыкнула, отложила его в сторону и просмотрела остальные. Да уж, действительно хорошо бы уложиться в две недели! Тут только ингредиентов больше тысячи!
— Не буду спрашивать, что это, — медленно произнесла и добавила: — Все равно сама пойму. А это… Это ритуалы? Над растительными частицами, чтобы позднее совместить их с животными и провести еще несколько колдовских трансформаций, и…
Чем дольше я вчитывалась, тем яснее осознавала: это то, к чему я готовилась всю жизнь. Это та вершина, которую необходимо покорить. И вместе с тем это серьезнейший экзамен, не чета тем, академическим.
— Ты не умеешь? — притихла Арлетт.
— Умею, — я вздохнула, — просто мысленно прощаюсь со спокойным сном.
— Эйлин, — Арлетт взглянула мне в глаза, — две недели. Умоляю. Потом в отпуск, клянусь. И оплата… Оплата будет страшно щедрой.
Я только кивнула, после чего сдвинула новую работу на край стола и вернулась к недоделке.
— Эйлин!
— Если я сейчас не завершу расчет, то он будет меня отвлекать. Это как легкий зуд или комариное жужжание: вроде можно потерпеть, а вроде и мешает, — спокойно произнесла я.
— Ладно, не буду отвлекать. Через пару часов принесу обед.
Подняв на нее взгляд, я мягко спросила:
— Почему? Неужели больше некому это доверить?
Она скривилась, отвела глаза, а после неохотно произнесла:
— Не люблю обедать одна, а кроме тебя не с кем. То есть… Ай, чтоб тебя. Нет у меня друзей, ясно? Увлеченность экспериментами и некоторое пренебрежение общепринятыми моральными нормами сделали меня чем-то вроде местной достопримечательности, которую принято обходить стороной. Они провожают меня взглядами, обсуждают, но близко не подходят. Вдруг на куски разберу, а собрать не смогу.
Выпалив это, Арлетт медленно выдохнула и откинулась на спинку кресла.
Пауза слишком затянулась, и я, кашлянув, серьезно произнесла:
— Тогда мне жизненно необходимо познакомить тебя с Карин. Север подарил мне двух подруг, чему я очень рада.
Арлетт вспыхнула, фыркнула, выпалила что-то на совершенно незнакомом мне языке (судя по гортанным звукам, это одно из Степных наречий), после чего степенно добавила:
— Как насчет выхода в кафе? Знаю одно чудесное местечко.
— Думаю, мы сможем это устроить. Но, учитывая, что Карин присматривает за Деми, нас будет четверо.
Пожав плечами, она легко улыбнулась.
— Главное, чтобы Деми любила сладкое.
— О, с этим проблем нет.
Попрощавшись, она выпорхнула за дверь, а я, быстро закончив с последним расчетом, с головой окунулась в изучение этой магической химеры.
И тут же поняла, что, с одной стороны, ингредиентов куда меньше тысячи — всего лишь с полста. Но! Но они проходят модификацию за модификацией, из-за чего изначально показалось, что их за тысячу.
Одновременно пришло понимание: это многоступенчатый барьер, проницаемый лишь с одной, внутренней стороны. И те, кто будут внутри в момент возведения, всегда смогут проходить туда-сюда.
«Вот, значит, как. Посадить Империю на голодный паек — без трав, золота, серебра и накопителей. А после уже и поговорить можно будет», — восхитилась я.
И обрадовалась: войны и правда не будет. Вот и хвала богам.
Это открытие придало мне сил и вдохновения, так что я не отрывалась от расчетов до конца рабочего дня. Ну, прервалась, конечно, на время обеда: Арлетт невозможно проигнорировать. А после, поднявшись из-за стола и немного походив по кабинету, я вернулась на место. Прикрыла глаза, откинувшись на спинку стула, помассировала виски и решительно придвинула к себе бумаги.
Задача передо мной стоит очень и очень нетривиальная, и две недели для таких расчетов — это мало. Но у меня есть свои способы, как ускорить работу без ухудшения результата. И один из них — деление расчета на отдельные этапы. И бросать работу на середине отдельной части нельзя.
Что это дает? Во-первых, проще включиться в работу после перерыва. Во-вторых…
— Я знала, что ты задержишься! — В кабинет влетела слегка всклокоченная Арлетт, от волос которой отчетливо пахло дымом.
На мой вопросительный взгляд она только отмахнулась:
— Ты хорошо все просчитала, но в середине процесса мне пришло в голову кое-что изменить, и… Все пошло немного не так, как хотелось.
— Что тебе мешало посчитать самой? — удивилась я. — Ты ведь можешь, иначе лаборатория давно взлетела бы на воздух.
— Я слишком долго чахла над бумагами. — Она передернулась. — Поэтому и не смогла остановиться вовремя. Какой странный способ считать…
Она взяла один из исчерканных листов и, хмурясь, принялась считать. Я же спокойно объяснила:
— Этому не учат в Академии, но… Помнишь, я говорила, что хотела бы написать свой учебник?
— Да, — кивнула Арлетт, — теперь я понимаю, что это были бы не просто слова. Знаешь, у тебя талант.
Я горько усмехнулась:
— У меня безысходность, Летт.
Она, весело посмотрев на меня, с легкой ехидцей отозвалась:
— Безысходность — это смирение. Смирение с тем, что дар ушел. Смирение с тем, что муж негодяй. Смирение с тем, что негодяй продал тебя и твоего ребенка другому мерзавцу. А выкарабкаться, вырваться, выучиться и… И вот это вот все — это не смирение. И не безысходность.