Птичка. Маленький страж

Жалость к себе и прошедшей любви настигла меня у дверей ледника. Водопадом брызнули слезы из глаз. Я сползла спиной по стене, рыдая по своему детству, нищей юности и первой любви. Встреча с Арнадом не прошла даром. В памяти невольно всколыхнулось все. Надежды, разочарования, обиды. Выходило все. Наверное, так освобождалось место для нового. Не знаю. Сейчас я просто очень остро проживала все, что так старательно душила в себе все эти годы. Захлебывалась, давилась слезами. А они все текли и текли. «Только бы не услышала тетка!»- билась только одна мысль в моей голове. С ее чувствительностью, она все воспримет на свой счет. И будет упорно думать, что я иду на жертвы только ради нее, доведя себя до срыва. «А я ведь просто убегаю» — снизошло на меня озарение. Я просто хочу избавиться, хотя бы на время, от этой тяжелой ноши. Каждый день думать о том, как прожить. Как заработать и поддержать родственницу. Я просто устала. Да, на заставе будет трудно. Но не будет вот этих постоянных, изнуряющих дум. Я сделала все, чтобы обеспечить сытое, комфортное проживание для Рузалинды. Я просто хочу отдохнуть от этого всего. Выполняя другую работу. Может быть, гораздо тяжелее. Но другую. Далеко отсюда.

Как же хочется свободы. Птицам нельзя жить в клетках.

7

Сколько я просидела у ледника — не знаю. Слезы уже высохли. Истерика отступила. Накатило какое-то отупение. Я просто сидела и смотрела в одну точку. Очнуться заставил холод. Уже смеркалось, и ветер покусывал ощутимо. Когда спина застыла окончательно, я поднялась и, растерев лицо, пошла в дом. Удивительно, но тетя, сидя за столом и уронив голову на руки, спала прямо в кухне. На плите пыхтел остатками воды чайник. Было тепло и как-то уютно. Привалившись к дверному косяку, я смотрела на эту картину. И становилось стыдно за свою слабость.

Я столько раз злилась на нее. За то, что читает нотации. Учит, воспитывает. Ограничивает свободу. Я столько раз злилась на свою судьбу. Я столько раз думала, что больше не смогу, не вынесу такой жизни. Потому что бывает и другая. Рузалинда часто рассказывала мне по вечерам, как росла она с отцом. И я, с детской завистью, желала той, другой жизни. Пока не поняла бесполезность этих мечтаний. Пока со всего размаху не обмакнули в грязь и нищенское существование. Вся моя осознанная жизнь была не жизнью. Выживанием. Но, кто знает, если бы не было в ней этой слабой физически женщины — кем бы я была сейчас? Опустившейся, распутной девкой? Воровкой? Забитой женой какого-нибудь работяги или местного пьяницы? Сама того не подозревая, тетка держала меня на плаву крепче цепей. Как бы я не сопротивлялась, она вбила в мою голову понятие гордости. Я это понимала. Не только сейчас. Это осознание пришло пару лет тому назад. А вместе с ним благодарность. И понимание того, что я жилы порву, но буду беречь эту женщину до последнего вздоха. Ее или моего. Как жизнь положит.

— Мариш? — тетя подняла голову, по-детски потирая глаза. — Я уснула. А где ты была?

— Проверяла двор, — успокоила я ее. Бурю в своей душе, я отодвинула пока подальше. Потом разберусь со своими мыслями.

— А, хорошо. Заперла дверь?

— Нет еще. Нужно мясо отнести в ледник. Так что у нас с тобой еще целый вечер впереди, чтобы его разделать.

Она захлопотала, подготавливая ножи и доски. А я пока сгребла уже подготовленные к заморозке сыры и отнесла их в ледник. Все-таки, хорошо отец обустроил дом. Небольшой, но с удобствами. Эдакий маленький особнячок.

Вечер у нас прошел тихо и мирно. Мы резали мясо, которое я купила, на небольшие кусочки и разговаривали. Вспоминали мое детство. Тетка рассказывала свои впечатления о том, как она впервые познакомилась со мной и какая я была в отрочестве. В мои пять лет она окончательно переехала жить в этот дом. Когда маме и отцу было предписано покинуть государство. Тетка призналась, как ей было сложно со мной. Я была буйная и своенравная. И как она пыталась привить мне скромность и спокойствие. Безрезультатно, правда. Она вспоминала и говорила об этом с удовольствием, поэтому я даже не пыталась сменить тему. Пусть выговаривается, будет легче. Мы разрезали и упаковали все мясо. Сложив все в большую корзину, я отнесла все в ледник и аккуратно разложила. Теперь все замерзнет и не испортится.

Вернувшись в дом, заперла дверь. Тетя Руза сидела за столом. Он был чист и вообще все прибрано. Сев перед ней, я поглядела в ее глаза:

— Тетя…

— Ты знаешь, Мариш, я думаю, ты все делаешь верно, — сразу же отозвалась она. — Однажды птенцы должны вылетать из гнезда. Ты птица. У тебя есть крылья. Лети, моя родная. Лети навстречу своей жизни и своей судьбе.

И я снова заплакала. Моя мудрая нянька все понимала. И смирилась с тем, что придется остаться одной на долгие шесть месяцев. Она гладила меня по голове, а я от души хлюпала носом ей в коленки.

— Тетя, я купила все, что нужно. И деньги еще остались, тебе на все хватит. Не придется просить помощи ни у кого.

— Да что ты, Мариш? У кого ж я помощи могу попросить? — слабо улыбнулась она.

— Ну, точно не у своей сестрицы. Меня-то она сразу в шлюхи записала, — ни с того, ни с сего ляпнула я.

— У какой сестры? Ты была у Розы? — тетка резко подняла мою голову ладонями. — Когда? Зачем?

— Пару дней назад, — испугалась такой реакции я.

— Зачем ты к ней ходила? — тон у женщины стал очень резким, допрашивающим.

— Тетя Руза, да объясни ты, наконец! Что за вопросы? — вскочила я с колен.

— Зачем ты к ней ходила, Марианна?! И что она тебе сказала?

Если ко мне обращались полным именем, значит, произошло что-то нехорошее. Этот закон я усвоила с детства.

— Я хотела попросить у нее работу. Просто работу! На зиму!

— Она видела твои крылья? Спрашивала о них? Дотрагивалась до тебя? — глаза всегда доброй тетушки полыхали злобой.

— Спрашивала, — я согласно кивнула. — Я сказала, что у меня крыльев нет.

— И она поверила?

— Она меня задела плечом, — только сейчас я разгадала замысел Розы Аунгер. Зачем она вокруг меня крутилась и даже толкнула. Хитрая бестия просто убедилась в правдивости моих слов. И если бы я выпускала свои крылья на свободу чаще, то соврать бы не было возможности. Мышцы на спине вздувались бы характерными бугорками. А так, под одеждой они не были заметны совсем.

— Отвратительная! — тетка выплюнула это слово со злостью в голосе. — Марианна, запомни! Сколько раз я тебе говорила и предупреждала: ей нельзя доверять! Даже разговаривать с ней на улице ты не должна. А уж тем более, ходить к ней в дом!

— Тетя, мне почти двадцать лет. Можно я уже получу ответ? Почему? — я тоже рассердилась. Резкая вспышка ярости, столько вопросов. Это было странно. Действительно, с раннего детства Рузалинда вкладывала в мою голову запрет на общение с родом.

— Не время еще, — пробормотала она, отворачиваясь.

— А когда оно придет, это время? Я не горю желанием общаться с Розой. Но я хочу знать, почему мне нельзя этого делать?

Потеряв в эмоциональном взрыве силы, тетка тяжело уселась снова на табурет и оперлась головой на руки.

— Я пока не могу сказать тебе всего. Когда ты родилась, Иви всем сказал, что ты бескрылая. Как мать. Обычный человек. И твоя спинка действительно была ровной и чистой в детстве. Им было наплевать на Иви. Но, если бы ты родилась орлицей, тебя бы, скорее всего, забрали в род, — она горько усмехнулась. — Орлы ведь так ценны! Когда мы впервые увидели твои перышки, Иви уже готовился уходить из страны. И строго-настрого наказал мне хранить твою тайну. И я храню ее. И ты храни!

— Да почему? Что такого? Кто меня сейчас заберет, я взрослая уже! — возмутилась я.

Она посмотрела на меня, как на маленькую глупую девочку:

— Ты не представляешь, на что она способна, Мариш. Избавиться от собственного брата — это пустяк, по сравнению с остальным. Поверь мне. Не приближайся к ней и вообще к этому дому. Хорошо? Пообещай мне! — потребовала она.

— Обещаю.