Страница 2 из 121
— Потому что это… это опасно. В один прекрасный момент все одновременно поймут, что эти штуки не умеют летать, и тогда все они разобьются.
— Ну… тогда… — Она выпустила мои руки. — Все готово, мистер Дженюэр, вот и все.
Я неохотно оторвался от чудес но го зрел ища, поднялся, положил деньги в карман ее халатика и почувствовал при этом теплую упругость вздымающейся под ним груди.
— Увидимся в следующий раз, — сказал я.
— Да, но… может, я уйду ненадолго в отпуск. — Она достала из кармашка деньги и посмотрела на них — их было достаточно, чтобы вызвать ее улыбку. — Думаю, что мы увидимся в следующий раз.
— А как насчет того, чтобы увидеться раньше? — спросил я. — Мы можем пообедать у меня, с бутылкой шампанского и спокойной музыкой.
— Не знаю… — с сомнением сказала она. — Если бы вы были молодым ирландцем, все было бы просто, а так…
— Соглашайся, Пегги, мы не будем делать ничего предосудительного, только держаться за руки, а этим мы занимаемся все время.
— Да, но…
— Я позвоню завтра вечером.
— Хорошо. А я узнаю, как старик отнесется к этому.
Я был доволен, что она сказала «может быть» вместо равнодушного «нет», как это бывало раньше, и забыл обо всем.
Я уже направился к креслу парикмахера, где стоял Анджело, поджидая меня, как вдруг спохватился и подошел к Пегги, доставая из кармана маленький бумажный конверт.
— Я почти забыл, — сказал я, подавая ей конверт.
— Да и я тоже, — ответила она и, достав маленькую щеточку, аккуратно собрала все обрезки ногтей в конверт и подала его мне.
— Спасибо, Пегги, — поблагодарил я, пряча конверт в карман, и улыбнулся, глядя на ее озабоченное лицо.
— Как дела, Анджело? — спросил я, усаживаясь в его кресло.
— Не так уж плохо, мистер Дженюэр. А как книжный бизнес?
— Очень хорошо. Продолжаю оставаться акционером.
— Не понимаю, как вам это удается, мистер Дженюэр. Многие книжные лавки вдоль бульвара Голливуд гораздо больше, чем ваши, но, кажется, они не обеспечивают своим владельцам такого уровня жизни, как ваш.
— Я скажу вам, Анджело, почему. У меня есть побочное занятие. По вечерам я делаю прически, хотя и не вхожу в союз парикмахеров. Но вы никому не говорите об этом, хорошо?
— Ну, на этом вы не разбогатеете! — засмеялся он, но потом стал серьезным. — Хорошо, что вы пришли сегодня.
— Почему?
— Потому что утром здесь был парень, который расспрашивал о вас. Здоровый парень, в каскетке и с короткой стрижкой, как у немецких злодеев из шпионских фильмов.
— Да? — моя шея вытянулась и вовсе не потому, что в это время ножницы бегали по моей голове вверх-вниз. — Чего же он хотел?
— Он пришел сюда около половины девятого, сразу после открытия. Сказал, что хочет побриться. Я ответил, что бритьем не занимаюсь, что многие парикмахеры теперь отказываются от бритья. Он кивнул в знак того, что все понял, но не ушел, а стал расхаживать по салону и болтать о погоде и так далее. Наконец сказал, что пришел сюда потому, что его друг, парень по имени Дюффус Дженюэр, ходит сюда. Я заявил ему, что вы один из лучших моих клиентов, на это он ответил, что хороший клиент должен ходить часто. Я сообщил ему, что вы действительно часто бываете у меня. Тогда ему захотелось узнать, насколько часто, стрижете ли вы волосы, делаете ли маникюр и что вы еще делаете.
Я кивнул и Анджело продолжал:
— Он хотел знать, есть ли у вас определенный день недели, когда вы приходите к нам, и я высказался в том духе, что вы приходите тогда, когда чувствуете в этом необходимость, а иногда, когда у вас много работы, можете не приходить довольно долгое время.
— Это все? — мои пальцы стиснули под белым покрывалом ручки кресла.
— Да… Хотя, вот еще что, он говорил о том, что волосы в парикмахерских собирают и хотел знать, что я делаю с ними.
— И что же вы ему ответили?
— Сказал, что выбрасываю их вместе с мусором.
— И…
— О, я не сказал ему, что вы собираете свои волосы в мешочек и уносите с собой.
— Это хорошо, Анджело.
— И я не сказал ему, что вы уносите с собой и обрезки ногтей.
— Очень хорошо, Анджело, я вам очень благодарен, — сказал я и протянул пятидолларовую бумажку, после того, как он закончил работу.
— Благодарю, мистер Дженюэр. Считаю, что на этот раз ваша прическа получилась весьма удачно.
— Я тоже так думаю, — засмеялся я, — но это относится не к прическе, а к тому, как вы ответили на вопросы этого типа.
— Да, — ответил он, — но вы же знаете, что я не из болтунов.
В ответ я улыбнулся, но ничего не сказал. Анджело был так же болтлив, как и все парикмахеры, но мой маленький секрет он сохранил. Он собрал обрезки моих волос и положил их в бумажный мешочек. Я внимательно все осмотрел, нашел три или четыре пряди, которые он пропустил, и тоже положил их в мешочек.
— Знаете, мне даже любопытно, что вы делаете с волосами, которые уносите, — поинтересовался Анджело.
— Скажу вам, — ухмыльнулся я, — если пообещаете хранить тайну.
— Да, сэр, конечно. Мой рот будет на замке.
Я подвинулся к нему и понизил голос.
— Я собираю волосы, чтобы сделать из них подушку со своей монограммой.
Он посмотрел на меня, не зная, засмеяться или принять это всерьез.
— И еще, Анджело…
— Да, сэр?
— Если этот парень придет опять…
— Да?
— И если он будет постригаться, то оставьте немного его волос. Мне бы хотелось положить их в подушку. За это получите десять долларов.
— Да, сэр, обязательно! — Его лицо расплылось в улыбке.
Я вышел из парикмахерской и направился к себе. Мой дом представлял собой комбинацию книжной лавки и квартиры и располагался в нескольких кварталах отсюда на бульваре Голливуд.
Прокладывая путь сквозь толпы туристов, рассматривающих имена кинозвезд на тротуаре, и хиппи, ждущих подачек от туристов, я с беспокойством оглядывался назад.
Кто-то проявлял интерес к моей особе, что мне очень не понравилось.
Но в настоящий момент было что-то другое. Я понял это как только собирался шагнуть на «зебру» перехода, и быстро обернулся. На меня смотрел автомобиль. Это был большой, зловеще выглядевший «кадиллак» с копьевидными выступами сзади. В его взгляде чувствовалась злоба. Похожая на зубы облицовка радиатора зловеще ухмылялась, а тигриные лапы повернулись к тротуару, готовясь к прыжку.
Волна страха пробежала по мне, но я овладел собой. В такие моменты нельзя показывать ужас. Я сжал в руке свою окованную сталью трость и шагнул к автомобилю.
— Я знаю о тебе все, — заявил я. — И я не такой, как все, так что тебе никогда не застать меня врасплох.
Ненависть сразу же погасла в его фарах. Я давно заметил, что машины сразу трусят, если посмотришь на них в упор. Я пожал плечами и пошел дальше. Мне известно, что они ненавидят меня, но я не позволяю им запугать меня. Они потому и ненавидят меня, что знают обо мне, и убьют меня, если я предоставлю им шанс. Но я его, конечно, не предоставлю, потому что я обладаю известной мощью. Я, видите ли, волшебник, маг.
Конечно, в этом мире, который мы зовем Землей, ни одно из моих заклинаний по-настоящему не действует, но мне известно, что я маг и обладаю мощью. Вот почему все механические вещи ненавидят меня.
Я могу справиться с этой ненавистью или устранить ее, убрав машины, но теперь начинается что-то еще. Кто-то, кто занимается, очевидно, тем же, чем и я, выказывает явный интерес ко мне. Они послали человека со шлемовидной головой вынюхивать и задавать вопросы в парикмахерской, и мне это не понравилось.
Мне это совсем не понравилось, потому что я, как и рассказывал парикмахеру, имел побочное занятие, но это вовсе не стрижка волос и не занятия магией. В этом нереальном мире, в котором мы живем, бесполезно быть магом, так что я имел другое дело.
Меня можно назвать частным детективом, но я не такой детектив, которых можно увидеть в телефильмах. Я никогда не стреляю из пистолета, так как пистолеты, как и автомобили, ненавидят меня, не бью в живот женщин и вообще ни одной не ударил, за исключением женщины-волка на пляже в Санта-Монике, но это была самозащита в чистом виде.