Северный мир. Млада

Мой отчим маму в обиду не давал. Дом построил, огородил, всех молчать заставил, что женщину без рода взял, да ещё с ребёнком. Только всё расстраивался, что матушка больше родить не смогла. А она мне говорила, что если бы первыми мальчики у неё были, то тогда рожала бы каждый год. А как только девочку родила, вся сила женская и ушла.

Жили мы спокойно несколько солнц, пока отчим не перешёл в царство Мары. Нестарый он ещё был, а ниточка жизни оборвалась. За ним и мама вскоре умерла. В последний свой вечер наказала мне, чтобы, как только её провожу, сразу покинула это селение. А я не послушалась и после смерти матушки решила остаться. Жаль мне было покидать дом ухоженный, да и по всей земле я больше ни одного человека не знала, а тут прижилась уже.

Пока матушка была жива, она научила меня многим премудростям, но людям свой дар не показывала. Они, может, и догадывались, что она лечить умеет, да не просили никогда.

А я глупая, решила похвастаться, что умею. Как-то заболел у соседки отец, я сразу почувствовала, что сердце у него не так бьётся, заварила нужный настой, принесла. Соседка на меня подозрительно посмотрела, но настой взяла. Когда близкий болеет, за любую соломинку схватишься, чтобы спасти. А мужчине и легче стало. А утром она сама прибежала, гостинцев принесла, просила ещё целебного отвара дать.

Так и пошла обо мне слава. Со всей округи страждущие приходили. А мне и радостно: дар не пропадает, людям служит, меня почитают. Да рано радовалась: люди ― они ведь только в нужде покладистые, а как силу возымеют, так сразу змеем оборачиваются.

Завидовать мне стали, что не делаю я ничего, а живу хорошо. А когда мне хозяйство вести, если то травы собрать надо, то живицу с деревьев снять, то коренья в нужное время выкопать. А ещё всё приготовить, смешать. Ведь каждому человеку своя порция нужна. Что одного вылечит, то другого покалечит. Порой и отдохнуть было некогда, в очереди болящие ожидали. В благодарность еду оставляли, самое лучшее несли. Так и получалось, что у меня в доме всё хорошее было.

Но никто о моей помощи не вспомнил, когда злость глаза застила.

Нежданно пришли в селение бедствия: лето в тот год было неурожайное, а зима холодная, зверь в капканы не попадался, и начался голод во дворах. Селяне на меня подумали, будто из-за моего колдовства их Боги наказывают.

Одним вечером чувствую: тьма сгущается, обволакивает, дышать дома нечем. Выглядываю в сени, а там полыхает пламя. Еле выскочить успела. А на улице меня уже селяне ждали, да не с пустыми руками. У каждого кол в руках. Как я тогда от них убежала ― до сих пор не ведаю. От страха ни рук, ни ног не чувствовала. Через лес бежала, как по чистому полю. Через коряги перескакивала, как через травинки. В конце выбежала к незнакомой полянке. Я хоть лес и знала, но в этой части не бывала. Говорили, что здесь сила нечистая живёт, никто сюда не хаживал.

А тут смотрю, домик посреди полянки, вот этот, в котором сейчас с тобой сидим, а на пороге старик стоит, на меня смотрит. Постоял и в избу зашёл, дверь не закрыл. А мне деваться некуда, я за ним пошла.

Перешагнув порог избы, я поняла, что так и не могу отдышаться. А ещё меня охватил страх. Я не знала, где нахожусь. Вокруг висели шкуры зверей, от печки несло незнакомыми мне запахами, но самым невозможным для понимания был хозяин постройки. Он был много старше меня, выглядел как косматый старик, весь заросший и со шрамами на лице. Это я позже узнала, что ему всего сорок солнц, а тогда он показался мне древним стариком.

Я знала, что в эту часть лесу никто из селян не заходит, боятся старого духа.

«Неужели это он и есть?» ― подумала я, непроизвольно пятясь к двери.

Но всё-таки начала понимать, что передо мной человек, а не дух. Я слышала его дыхание, видела, как мужчина открывал дверь избы, значит, имел тело, на печи у него готовилась еда. А вот что он там готовит, я не знала и задрожала всем телом, представив самое страшное.

Старик внимательно смотрел на меня. Его взгляд прожигал меня до костей. Я хоть и сама умела читать мысли людей, перед ним была бессильна, а он видел все мои мысли, в этом я не сомневалась.

– Гнали тебя? ― спросил он.

Голос прозвучал хрипло и не совсем внятно, как будто старик давно не пользовался речью. Но голос точно был человеческим, и я немного успокоилась.

– Да, ― ответила я. ― Селяне сожгли мой дом.

Старик помолчал.

– Ничего не меняется в этой жизни, ― сказал он. ― Ты не из местных? Не похожа на этих людей, ― продолжал он.

– Мы с мамой переехали издалека, жили на краю селения. Мамы уже два солнца как нет. Перед уходом она наказала покинуть это место. Да идти мне некуда, вот и осталась, ― ответила я.

– Начала помогать людям, а они тебе жизни не дали? ― усмехнулся старик.

– Откуда вы знаете? ― удивилась я.

– А что здесь знать: со мной так же было, ― сказал он. ― Боишься меня?

– Да, ― честно ответила я. ― В селении говорят, что здесь живёт злой дух, он не щадит никого, кто забредает на его территорию.

– Как же щадить, если они меня не пощадили, око за око… ― проговорил изменившимся голосом мужчина.

Я начала замечать, что он не так стар, как мне вначале показалось. Просто его лицо было всё в шрамах от ожогов, что делало его более старым на вид».

Колдунья замолчала. А я будто очнулась ото сна. Мне казалось, что наяву увидела все картины, о которых вспоминала старая женщина. Как молодой девушкой бежала она по лесу, спасаясь от преследователей, как попала к старику в избу, в которой мы сейчас сидели.

– Сейчас здесь иначе, да? ― спросила я, оглядываясь вокруг.

– Да, за столько лет я всё изменила. Особенно, когда Валида не стало, ― услышала я ответ.

– Это так звали старика, с которым вы здесь встретились? ― уточнила я.

– Да, я осталась с ним жить. А куда мне было податься? ― продолжила свой рассказ колдунья. ― Старик оказался человеком, а не злым духом, как о нём рассказывали. Он жил в этой избе с тех пор, как селяне сожгли его дом, а в огне погибли его жена и двое сыновей. Мстили ему за то, что не похож на других. Силу имел могучую. Моя по сравнению с ним ― это слабый уголёк. Смотреть умел так, что насквозь прожигал. Обряды такие проводил, что звери из нор выйти боялись. Хотя зла никому не делал. Но страх людей сильнее разума. Не давали ему спокойно жить в селении, сначала жену изводили, потом дом подожгли. Вот и мстил он каждому, кто был причастен к гибели его родных. Люди же считали, что сам он в огне погиб, а его дух остался и мстит всем. У всех зачинщиков расправы дворы разорились и дети повымерли. Да только его детей это не вернуло.

Колдунья помолчала.

«Я осталась жить в доме колдуна. Сначала очень боялась его, сторонилась. Глаза его жгучие, казалось, светились в темноте. Когда приходила полная луна, он занимался колдовством. Говорил, что не уйдёт, пока не отомстит всем обидчикам своей семьи.

Селяне, причастные к расправе над детьми Валида, увидев, что происходит с их соседями, бежали в другие земли. Вот их он и искал в периоды полнолуний. Земли наши просматривал, ниточки жизни предателей запутывал. И никто от него не скрылся.

Так мы и жили. С охоты он приносил добычу, воды из родников в лесу брали, травы я с лета заготавливала, грибы да ягоды собирала. Скучала я по обычным людям, по разговорам с ними. Пару раз уйти собиралась, да лес кругом, конца и края не видно. Только к нашему селению выход есть. А от него до других селений ещё далеко. Мы с мамой на повозке ехали, когда прибыли сюда. У меня лошади не было. Так и осталась я с ним. Привыкла.

Не такой и страшный он был в обычное время. И не так стар, как мне сначала показалось. Шрамы многие затянулись, а силы ему было не занимать.

Стали мы жить как муж и жена. Мне казалось, что даже сердце у него приоткрылось мне навстречу. До этого закрыто на засов было. Как неживой он ходил.

Да только не было нам счастья. Двое мальчиков подряд, которых я родила, ушли в первую же Луну. Ни я, ни он не смогли им помочь.