Страница 8 из 17
– Вот и хорошо, что не молоденькая вертихвостка. Постарше, поумнее будет, нашего оболтуса вразумит.
Степан опомнился, решил, что самое время пришло вмешаться, пока к венцу не отправили.
– Батюшка, матушка, я ведь не против женитьбы. Сам хотел вашего позволения испросить. Дозвольте мне жениться! Только не на Анне, а на Стеше Тумановой. Любим мы друг друга страсть как!
В комнате стало так тихо, что слышно было, как скрипит сверчок где-то в доме.
– Это которая Туманова? Из низовских, что ли? Дочь кузнеца? – отец был так удивлен, что даже гнева в его голосе не послышалось. – Ты соображаешь, что говоришь? У этого кузнеца дочерей штуки четыре. А кузня одна, и та захудалая. Какое приданое он за дочкой дать сможет? Сундук с барахлом? А там лавка! Да в таком бойком месте! Рядом с пристанью! Возьмешь такое приданое и всю жизнь живи без забот, жуй калачи с маслом.
– Батя, ну не на лавке же мне жениться! И не с лавкой жить. Я Стешу люблю, и ей слово дал.
– Слово, говоришь, дал? Спортил девку, что ли? Али вовсе обрюхатил?
– Нет… Стеша девушка строгая, честная. Не тронул я ее. А какая добрая, покладистая, умная, как наша матушка! Золотая невестка вам будет. Утешение на старости лет.
– А и правда, Фролушка, – осторожно подала голос Агафья Прохоровна, – лавка лавкой, это дело наживное, а тут чувства. Дозволь сыну жениться по своему выбору. Ну и пусть приданое небогатое, мы же не последний кусок доедаем. Глядишь, со счастьем-то в доме и у самого на лавку…
Но тут хозяин хватил кулаком по столу так, что самовар подпрыгнул, и жалобно звякнула посуда.
– Да вы сдурели никак?! Лавками раскидались! Да ежели бы я так рассуждал, да сопли распускал, вы бы сейчас бурлаками по Белой ходили! Ладно этот щенок-полудурок про любовь плетет, а ты-то куда? Умом тронулась на старости лет? В богадельню отправлю! А его в солдаты! Там шпицрутенами дурь-то повыбьют.
Мать притихла, сжавшись в комочек под потоком мужниного гнева, а Степан сам вскипел не хуже отца:
– Да лучше уж в солдаты, чем жизнь прожить с постылой женой! Я жить хочу, а не лямку тянуть. Говорю же тебе, слово дал своей любушке!
– Да я тебя… наследства лишу! Ослушаешься отцовой воли, в солдаты пойдешь, это я тебе свое слово даю!
Оба вскочили из-за стола, опрокинув стулья, полные ярости. Прохоровна металась между мужем и сыном, пытаясь успокоить то одного, то другого. Братья и невестки сидели тихо, словно мыши, боясь слово вымолвить, глаза поднять на отца.
– Не нужно мне твоего наследства! Своим трудом проживу! – Степан как ошпаренный выскочил из родительского дома, лишь дверь хлопнула за спиной.
В маленьком городке сплетни неведомо какими путями просачиваются сквозь стены и распространяются чрезвычайно быстро. Слухи о причинах раздора в доме Крутихиных очень скоро стали известны в семье кузнеца Туманова. Обеспокоенные родители запретили Стеше одной выходить из дома. Теперь она была под неусыпным надзором матери и сестер. Дни напролет просиживала перед оконцем в горнице, занятая рукоделием. Хитрая матушка дала задание вышивать к приданому скатерть счетным крестом. Стоило Стеше отвлечься мыслями от работы, как узор сбивался. Приходилось распускать сделанное и начинать заново. Стеша с тоской поглядывала на вольную реку за огородом, на редеющие с каждым днем кроны ракитника на берегу. Кончились для нее беззаботные, веселые дни, когда гуляли они со Степаном по мелководью, пускали «блинчики» по воде, кто ловчее, кто дальше, качались, как на качелях, на гибких ветвях ракиты. Ушло безвозвратно ее такое короткое девичье лето. Узнав, что Фрол Тимофеевич воспротивился их браку, Стеша сразу сникла, потеряла надежду. Больше всего теперь ее душа болела за Степана – как-то отразится на нем отцовский гнев?
На редкость погожим для октября днём на Галкиной горе было необычно многолюдно. Бирские мужики собрались на ежегодный сход, решали, кого отдать по рекрутскому набору. Десять человек дали помещики из своих крепостных, еще десять из мещан должен был отправить город. Вот тут-то и разгорелись нешуточные страсти. Кому охота отправлять сыновей на двадцать пять лет на чужую сторону? Мало кто из солдат возвращался в отчий дом. Потому и отдавали в основном сирот да бедноту, кто откупиться не мог.
Когда споры уже чуть не дошли до кулаков, к писарю пробился Фрол Тимофеевич, ткнул пальцем в бумагу:
– Пиши Степана Крутихина. Мой младший пойдет.
И вроде негромко сказал, но как от камня, брошенного в воду, кругами разошлась по толпе тишина. Дальние еще спорили, а ближние примолкли, с удивлением воззрились на лесоторговца.
– Да об твоих, Фрол Тимофеевич, речь не идет, – сказал городской голова, – найдем, кого отправить.
– Я сам так решил. Пусть послужит, строптивый больно. Пишите Стёпку.
– А и правда, пусть и купеческий сынок солдаперит, не все нам отдуваться, – раздались голоса.
Писарь вопросительно глянул на начальство и аккуратно вывел в официальной бумаге «Степан Фролов Крутихин, купеческого звания». Решив таким образом судьбу младшего сына, старший Крутихин отправился в ближний трактир. Идти в свой дом ему не хотелось. Тяжело видеть заплаканные глаза жены, прячущих взгляды домочадцев. Решение отдать сына, свою кровиночку, похоронить надежды на выгодное приданое далось ему непросто. Сколько бессонных ночей ворочался Фрол в своей постели! Но разве можно допустить, чтобы мальчишка одержал над ним верх? А упрямец гнет свою линию, не уступает отцовской воле. Фрол привык держать свое слово, даже если сказано оно сгоряча. Упустит он, хозяин, бразды правления из своих рук и всё, его воля уж не будет законом в семье, конец заведенному порядку в доме.
В тот же день новость распространилась по городу. Дошла и до Тумановых. Стеша была в ужасе – вот что наделала их опрометчивая любовь! Говорила ей матушка: «Не хороводься с купеческим сынком, по себе парня присматривай»! Да разве чувствам прикажешь? Улучив момент, выскользнула из дома, побежала искать Степана. Знала, что по возвращении не миновать ей отцовской порки, да увидеться с любимым было важнее.
Искать долго не пришлось, Степан так и кружил по Нижегородке в надежде встретить Стешу. Девушка уж не прятала своих губ от любимого, дала себе волю. Но были ее поцелуи солеными от слез.
– Миленький, отступись от своего слова, подчинись отцу! Плетью обуха не перешибешь. Все одно, не дадут нам вместе быть. Фрол Тимофеевич на попятный ни за что не пойдет, ты же знаешь, а мой отец супротив твоего тоже не станет. Так хоть в одном городе жить будем, по одним улицам ходить. Хоть в храме друг друга видеть сможем. А то увезут тебя, и не свидимся боле.
– По мне лучше сгинуть, чем видеть, как тебя за другого отдадут. Да и поздно виниться, ушла бумага-то губернскому начальству. Не сегодня-завтра заберут.
– Так, может, сбежим? Вместе…
– Дуреха моя, ты знаешь, что беглым рекрутам полагается? Смертная казнь! И твоя доля незавидной будет. Ни девица, ни жена, ни вдова. Нет, моя жизнь пропащая. А ты живи, не оглядывайся. Бабий век короткий. Только не забывай меня. А я тебя никогда не забуду! Бог даст, свидимся.
Промозглым октябрьским рассветом телеги с новобранцами покинули Бирск.
Глава 5. Нечаянная любовь
Август 1909 – февраль 1910 года, Санкт-Петербург
Сколько солнца! Сколько неба! Сколько моря! Ощущение простора, свободы кружило голову. Агата прогуливалась по палубе трансатлантического парохода «Россия», стараясь вышагивать степенно, а так хотелось по-детски помчаться вприпрыжку! Да что там вприпрыжку! Казалось, взмахни она руками, и взлетит над палубой вместе с чайками.
Несколько дней назад Агата получила степень бакалавра и диплом фельдшера и встала перед выбором: то ли продолжить обучение, получить степень магистра и диплом врача, то ли искать работу в госпиталях Омаха, то ли принять предложение однокурсника Джулиана и вместе с ним отправиться миссионерствовать в Южную Америку. Ведь ей уже двадцать один год, пора и о замужестве подумать, как советует мистер Эванз. Агата обдумывала решение. Вдруг в газете ей попалось объявление о продаже билетов на пароход «Россия» Русского Восточно-Азиатского общества, следующий из Нью-Йорка в порт Либаву.