Страница 12 из 17
– Спасибо, братья. За теплый прием, за обещанную помощь. Мне бы на ноги встать, а там заработаю, долги верну. А насчет хозяйки в будущий дом… Как Стеша Туманова поживает? – Степан настороженно вглядывался в лица братьев. Оба отвели взгляды.
– А это ты лучше у бабы моей спроси, она со Степанидой зналась, – сказал Николай и окликнул жену:
– Марфа, расскажи Степану про Туманову, что знаешь.
Невестка села напротив Степана, горестно подперла щеку кулаком.
– Не много счастья дал Бог твоей Стеше, Степушка. Года не прошло, как тебя забрали, выдал ее отец замуж. Невесту, Стешу твою, к алтарю привезли с опущенной фатой, чтобы никто глаз ее заплаканных не видел. А во время венчания она и вовсе чувств лишилась. Но все же обвенчали. Фамилия у жениха такая, не выговоришь… Фурнье. Сын пленного француза, к нам сосланного. Он у нас в городе трактир держит. Так-то он справный мужик, хваткий, состоятельный… Жили, не бедствовали. И все бы ничего, да уж больно этот Фурнье ревнивым оказался, да на расправу скор. Все тобою жену попрекал. Ревновал, значит. Попадало ей частенько. И детей она ему пятерых нарожала, а он все не унимался! Болеть она стала, чахнуть. Год как схоронили. Маленько тебя не дождалась.
В комнате стало тихо. Все молчали, не зная, что сказать в утешение Степану. А тот посерел лицом, только желваки ходили на щеках, да напряглись крепко сжатые кулаки.
– Ладно, – сказал он, наконец, – слезами горю не поможешь. Ничего уже не исправишь. Завтра с утра на кладбище пойду, повидаться с теми, к кому шел. Не думал, что встречи такими окажутся.
– Маруся тебя проводит, покажет могилки-то, – сказала, вставая с лавки, Марфа.
– Так она же не знает про Стешу, – удивился Степан.
– Все она знает. Побоялась тебе сказать. Больно много сразу на тебя…
Летним утром на кладбище было безлюдно. Умиротворяюще пели птицы в кустах орешника. Ветерок лениво перебирал листья, травинки. Крест на могиле Фрола Тимофеевича слегка покосился.
– Оседает еще земля, наверное, – вздохнула Маруся. – Батя уж несколько раз поправлял, а он снова кособочится. У бабушки крест стоит ровно, а у деда… Или место такое?
Степан не ответил. Он стоял над местом упокоения родителей молча, сняв картуз. Маруся поняла, что сейчас лучше не мешать, отошла в сторонку. Вскоре ей наскучило топтаться на дорожке, и она, кашлянув, сказала:
– Дядя, давайте я вам могилку Степаниды покажу, да побегу, а то с обедом не управлюсь. А вы уж тут сами…
Под кованым тяжелым крестом с надписью «Здесь покоится Степанида Фурнье» лежала та, с которой он обвенчался венком на берегу реки. Ее ласковый взгляд, белая шея с ниткой бирюзовых бус, остренькие груди, топорщившие сарафан, выбившаяся прядка темных волос на румяной щечке, до сих пор снились, беспокоили по ночам. Степан опустился на землю рядом с могилкой, положил руку на холмик, зашептал то, что хотел сказать при встрече с любимой. Благо – вокруг никого. Хотя нет, сзади хрустнула ветка под чьей-то ногой. Степан оглянулся и обомлел. В нескольких шагах от него стояла… Стеша. Такая, какой он ее помнил.
Степан смотрел на девушку, не в силах отвести взгляд, не понимая, что происходит. Пожалуй, она чуть выше, тоньше, чем Стеша… и коса светлее. Одежда другая: сатиновая блузка с оборками, широкая юбка с плетеным пояском. Стеша проще одевалась.
Девушка настороженно топталась на тропинке, не решаясь подойти.
– Это могила моей матушки. Что вы здесь делаете? Кто вы? – наконец промолвила она.
Степан поднялся с земли, сделал шаг навстречу. Девушка отступила назад, готовая убежать в любой момент.
– Я Степан Крутихин, – откашлявшись, сказал он. Я знал… любил Стешу, когда она была такой, как ты сейчас. Вы так похожи, что я принял тебя за нее.
– Да, я знаю. И о вас я знаю. Мама рассказывала.
– Ты меня не бойся. Я тебя не обижу.
– А я и не боюсь… Просто не ожидала. Матушка говорила, что вы добрый, хороший. Она о вас вспоминала до последних дней.
Девушка подошла поближе, с любопытством разглядывая человека, о котором была наслышана.
– А зовут-то тебя как?
– Ольгой.
Все последующие месяцы Степан трудился не покладая рук. Он так хотел наверстать, успеть в жизни то, чего его лишила упрямая воля родителя: построить дом, наладить дело, завести семью. Место выбрал там же, на Сокольей горе, недалеко от родительского дома. Здесь, на южной окраине города, проще было получить землю у управы. К зиме поставили стены, подвели под крышу, а уж весной дом был полностью готов.
– Ну, брательник, вот тебе и хоромы, – довольно потирал руки Михаил. – Теперь хозяйка в дом нужна. Присмотри каку вдовицу пошустрее.
– Так уж присмотрел. Только не вдовицу, а девицу.
– Да ну! Шустёр! И кого же?
– Ольгу, Стешину дочку.
– Шутишь? Ей семнадцать годков всего! Ровесница Маруськи моей! А тебе сорок пять – забыл? Считать разучился? Да и не пойдет она за тебя, старого хрыча.
– Ну, это она решать будет. Пойдет, не пойдет… И не вздумайте опять вставать на моем пути! Я на Ольгу смотрю, а вижу Стешу, она говорит, а во мне Стешин голос звучит… словно и не было этих долгих лет солдатчины.
Михаил покрутил головой, сказал с досадой:
– Слыхал я, что вас вместе у кладбища да на берегу видели, но не ожидал, что такое задумаешь. Впрочем, мешать не буду, намешали уже. Делай, как знаешь, твоя судьбинушка.
Степан, действительно, изредка виделся с Ольгой на кладбище. Место пустынное, спокойное, для задушевных разговоров самое подходящее. Порой, встретившись почти случайно у пристани, они не спешили расставаться, бродили вдоль берега, там, где когда-то гулял он со своей ненаглядной любушкой. Забывшись, он называл спутницу Стешей. Ольга поначалу смеялась, потом стала хмуриться, напоминать с досадой: «Я Оля!».
На пасху Степан караулил Ольгу на выходе из храма. Увидев его, девушка замешкалась, заговорила со знакомой, давая братьям уйти вперед, потом подошла к терпеливо ожидавшему ее Степану.
– Христос воскрес, Степан Фролович! Здоровы ли будете?
– Воистину воскресе! Здоров, Оленька, здоров, чего и тебе желаю. Прогуляться не хочешь? Разговор есть.
– Отчего не прогуляться? Погода вон какая – тепло, солнечно.
– Хочу тебе, Оленька, дом свой новый показать.
За разговорами не заметили, как дошли. Девушка оглядела дом, смело поднялась на высокое крыльцо, вошла. Степан наблюдал за выражением ее лица, за тем, как осторожно, словно кошка, обошла она комнаты, заглядывая во все углы, как по-женски аккуратно убрала стружки с лавки, сунула в печку.
– А что, Оленька, войдешь хозяйкой в мой дом? – спросил Степан, как бы шутя.
Девушка оглянулась, посмотрела внимательно ему в глаза.
– Это вы кому сейчас сказали, Степан Фролович, Стеше или мне, ее дочери?
Степан призадумался.
– Раньше да, хотел сказать Стеше. Но ее не вернуть. А теперь говорю тебе, Олюшка. Хочу, чтобы ты стала мне женой. Вот он я перед тобой, какой есть. Решай.
Ольга прошлась по горнице, встала перед ним, улыбнулась задорно:
– Войду!
Глава 7. Кто ищет, тот найдет
Февраль 1910 года, Уфа – Бирск
В вагоне второго класса было прохладно. Поезд уносил Агату все дальше в бесконечные заснеженные леса. Она притулилась у окна, кутаясь в шерстяную кофту, а за окном мелькали верстовые столбы, отсчитывая расстояние между ней и Лео. Позади осталась Москва, показавшаяся ей скучной после Петербурга. Впрочем, город Агата почти не видела, ей было совсем не до прогулок, так и просидела в номере дешевой гостиницы два дня в ожидании поезда в Уфу. Чем дальше уезжала она от Петербурга, тем яснее виделась ей ситуация. В памяти всплывали события последних месяцев.
Вот она на палубе корабля, прогуливается туда-сюда мимо приглянувшегося ей молодого человека, старается привлечь его внимание. Просто так, чтобы развлечь себя в долгом путешествии. Ведь это не он, а она была инициатором знакомства.