Страница 10 из 17
Все складывалось как нельзя более удачно. Агата устроилась сестрой милосердия в один из госпиталей. Одновременно она записалась вольнослушательницей в Женский медицинский институт при Петропавловской больнице. Ведь ей необходимо было подтвердить свой американский диплом, на который здесь, в России, смотрели с сомнением.
А еще она очень старалась завоевать сердце и доверие любимого, подтолкнуть его к мысли, что лучшей жены, чем она, ему не найти. Вернувшись с работы, Лео обнаруживал, что оставленная второпях грязная посуда вымыта, брошенные под диван носки выстираны и аккуратно сложены, оторвавшаяся накануне пуговица пришита. Первое время он смущался, благодарил и просил «больше этого не делать», но быстро привык, стал принимать заботу подруги как должное. Так же быстро привык к совместным ужинам и чистоте в их общей квартире. А Агате было в радость заботиться о нем за доброе слово, благодарный взгляд. По воскресеньям они вместе гуляли по Петербургу, ездили в Царское село, в Петергоф, в Гатчину, открывая для себя все новые удивительные места, и так весело было путешествовать вдвоем! Это были их дни – счастливые, беззаботные.
Лео не отличался галантностью, не дарил цветов, не делал подарков, не поддерживал под локоток и не спешил подать пальто. Но Агату это не смущало. Зачем ей такая опека, если она с малолетства привыкла к работе в поле, умела управляться с волами, легко вскакивала в седло лошади? Она и сама откроет дверь, подвинет свой стул. Ей нравилось, что друг не стремится контролировать, опекать во всем и принимать за нее решения. И она тоже не вмешивалась в его дела. Такая жизнь устраивала обоих. Только одно смущало Агату: Лео представлял ее новым знакомым как свою сестру и не строил общих планов на будущее. Впрочем, времени прошло пока немного, и Агата терпеливо ждала.
В их квартире стали появляться новые друзья Лео. Это были молодые рабочие с верфи. Приходили они раз в неделю, по средам. Агата ставила самовар, блюдо с бубликами, а Лео заводил патефон. Однако это была лишь видимость вечеринок. На самом деле гости читали и обсуждали принесенную с собой литературу, газеты революционного толка. Агата поначалу слушала их разговоры скептически, потом с интересом и, наконец, идея справедливого переустройства мира заинтересовала и ее.
Однажды в конце такой встречи Лео выставил на стол бутылки вина и предложил отметить его день рождения. Агата засуетилась, накрывая на стол. Экспромт удался, вечеринка получилась веселой. Агату наперебой приглашали танцевать. Щеки ее раскраснелись, прическа слегка растрепалась. По взглядам Лео она чувствовала, что хороша, что сегодня и ее день. Проводив гостей позже обычного, они вместе взялись за наведение порядка. Именинник убирал со стола, а Агата мыла посуду. Нечаянно столкнувшись в тесном пространстве кухни, оба смутились, его рука вдруг легла ей на спину, притянула к груди. Она уткнулась лицом в расстегнутый ворот рубашки, туда, где вились рыжие волоски. Губы неудержимо потянулись друг к другу. Только что старательно вымытая чашка рассыпалась, ударившись об пол.
– На счастье, – шепнула Агата.
На рассвете она проснулась в комнате Лео. Было непривычно светло для такого раннего часа. Тихо выскользнула из-под одеяла, завернулась в плед – первое, что попалось под руку, босиком подбежала к окну. За окном шел первый снег. Тяжелые хлопья кружились, словно вальсируя, падали и падали, догоняя друг друга, укрывая пушистыми шапками чугунный парапет набережной, крыши домов, расстилаясь чистым покрывалом по мостовой. Снег сиял белизной на фоне тёмно-серого неба. Город притих, торжественный и нарядный, словно невеста перед алтарём. Скоро и она, Агата, наденет белое платье и пойдет к алтарю рука об руку с любимым. Разве может быть иначе после того, что между ними произошло?
Лео спал на спине, закинув одну руку за голову и слегка согнув крупную ногу. На шее, над ключицей, пульсировала жилка, и ей хотелось поцеловать и эту жилку, и родинку чуть выше соска, вновь коснуться щекой курчавинок на его груди. Незнакомое острое чувство нежности наполняло ее душу сладким вином. Однако пора было готовить завтрак, потом будить любимого.
Он вышел к завтраку несколько смущенный, с виноватым видом. Агате это показалось трогательным, она поцеловала его, шепнула на ушко: «Я ни о чем не жалею, милый!». Наскоро поев, он собрался, убегая на службу, сказал уже с порога: «Мне так хорошо рядом с тобой…». Агата ждала других слов, но ведь он спешил…
Она подошла к окну, проводила взглядом торопливую фигуру, оставляющую следы на белой мостовой. Лео шел, съежившись, пряча подбородок в кашне и засунув руки в карманы. Вода в Фонтанке казалась темнее обычного на фоне свежего снега. Что там в этой холодной черной глубине? Агата невольно поежилась.
Дальше замелькали счастливые дни их медового месяца. Она так старалась быть идеальной подругой! Лео занимал все ее мысли, затмив другие цели, интересы. И он был заботлив, внимателен, нежен. Агата была бы совершенно счастлива, если бы не одно обстоятельство: дни шли, а любимый не заговаривал о женитьбе. Она же считала неудобным затевать этот разговор самой, находила ему оправдания и терпеливо ждала, но на душе становилось все беспокойнее.
После оттепелей наступила настоящая северная зима, со снегопадами, пронизывающими промозглыми ветрами, дующими с залива, низким серым петербургским небом. По-прежнему раз в неделю в их квартире собирались молодые рабочие, читали и обсуждали запрещенную литературу. Появлялись и девушки, странные в своей фанатичной увлеченности революционными идеями. Казалось, ничто другое их не волнует. Лео по-прежнему представлял ее гостям, в том числе девушкам, как свою сестру, это особенно задевало Агату, и она решилась на разговор.
Выждав удобный момент, спросила:
– Тебе не кажется, что пора обсудить наше будущее? Ты что-нибудь планируешь?
Лео смутился, встал, заходил по комнате, словно стремясь раздвинуть пространство.
– Да… Нет… Да, конечно, я постоянно об этом думаю, еще с корабля… Ты мне нужна… то есть близка очень. Но… я не свободен. Я помолвлен. Прости. Перед самым отъездом я обручился с девушкой, с которой дружил с детства. Мы вместе росли, наши родители живут по соседству много лет… Я же не знал, что встречу тебя! Я не могу нарушить данное ей слово, но не могу и отказаться от тебя… Я запутался. Прости, прости! Мне нужно время, чтобы разобраться в себе.
Агата застыла, следя за Лео взглядом, внутри неё словно что-то рушилось, распадалось на мелкие осколки.
– Я, мне, в себе… А где во всем этом я? Ты полагаешь, что мне следует молча сидеть и ждать, а потом покорно принять любое твое решение? Почему ты не предупредил меня до того, как мы…? Это… это бесчестно!
И не слушая больше его оправданий, Агата выбежала из комнаты Лео и заперлась в своей. Ей невыносимо было чувствовать его присутствие рядом, за стенкой. Быстро одевшись, она вышла из дома.
Агата шла и шла вдоль набережной, не замечая холода, не видя прохожих. Еще вчера казавшееся очевидным будущее обернулось химерой. Последние полгода Лео был центром ее мира. Теряя надежду, она беспомощно барахталась, не находя опору. Как ей дальше жить? Как вести себя с Лео? Видеть его ежедневно теперь станет невыносимым, жить вместе невозможным. Надо уходить прямо сейчас, но куда? Она сама загнала себя в ловушку. Зачем согласилась поселиться с ним в одной квартире? Что она там делает? Что она вообще делает в этом городе? Ведь она приехала в Россию совсем с другой целью. Пора об этом вспомнить. И вообще, вспомнить о себе!
– Извозчик! – взмахнула Агата рукой перед проезжающей пролеткой. – На Николаевский вокзал, пожалуйста.
Поземка крутилась по перрону в желтом свете фонарей. Мимо сновали люди, гремели тележки носильщиков, и этот гул и грохот эхом возвращался от железного навеса. Посреди суеты незыблемо стоял городовой, по-хозяйски озирая происходящее.
Лео поежился, пряча руки в карманы. «Опять забыл где-то перчатки», – привычно обеспокоилась Агата, но промолчала. Они вообще теперь почти не разговаривали.