Невидимой нитью

Майя на ходу раскрыла замок рюкзака и запустила руку внутрь. Нащупала мобильник, вытянула на свет. Не сбавляя скорость, нажала на разблокировку и посмотрела на время. Половина первого. Впритык. Остановиться и подышать абсолютно некогда. До станции наземных поездов еще пять минут и за эти пять минут желательно не умереть.

Вообще-то Майя не собиралась становиться моделью. Просто она понятия не имела, какое её место в этом мире, а деньги были нужны. Подружка притащила её на первую съемку просто попробовать. Стоковым моделям не важен рост и объем груди. Главное – приятное лицо. Лицо Майи подошло, ровные зубы сгодились для рекламы стоматологии. Получить первые деньги просто за зубы оказалось очень приятно, и дальше вопросов, кем быть, больше не возникало.

Мартин не вникал в тонкости профессии, когда познакомился с Майей в кафе, где она подрабатывала официанткой. И потом тоже не слишком вникал. А сейчас, за две недели до свадьбы, ему вдруг захотелось сломать всю её систему ценностей.

Тихий квартал остался позади. Майя выбежала на оживлённую улицу и свернула в сторону железнодорожного моста: он уже был виден, переброшенный через проезжую часть, на уровне третьих этажей застройки. Еще через минуту Майя уже поднималась по ступенькам на платформу, перепрыгивая через одну. В вагон она влетела перед самым закрытием дверей. Воздух в лёгких закончился, кажется, навсегда. Она навалилась на поручень, ткнулась в него лбом и вдохнула, как утопленник перед погружением.

Чёртов Мартин. Чёртов-чёртов Мартин.

У неё осталось двадцать три минуты.

***

Хью размашисто провел ладонью по зеркалу, стирая налипший на него слой пара. Гладкая поверхность очистилась ровно настолько, чтобы в ней стало видно лицо от глаз до бороды. Хорошей бороды. Качественной. Тёмной, густой, не длинной, но и не короткой. Не торчащей в разные стороны, и пока еще даже без проседи. Что не устроило Томаса?

Хью выставил ладони вперед, уперся ими в стекло, навис над раковиной. Хмуро уставился в своё суровое отражение.

– Твой завтрак на столе! – донесся до слуха старушечий голос.

Он на секунду взглянул на закрытую дверь, снова повернулся к зеркалу.

– Иду!

И всё-таки, что не так? Да, Хью послал Тома в задницу вчера вечером, но мысль уже упала в мозг и проросла за ночь. Если фотографу нужен был именно такой типаж, зачем что-то менять? Не стоило тогда вообще подходить со своей просьбой, если изначально не всё устраивает. В данном случае модель и не модель вовсе, а так, случайный прохожий. Незачем менять себя ради пары часов работы.

И в этом крылась вся суть.

Хью еще раз рывком провёл по зеркалу. Полоса расширилась, теперь в отражении стала видна вся голова и часть жилистой шеи.

К работе надо подходить ответственно. Даже если она очень-очень временная. Том эту работу почти навязал, и тем не менее теперь он имеет право высказывать пожелания. Даже если это касается такой личной вещи, как борода. Он фотограф, ему лучше знать, что должно смотреться в кадре. Наверное.

Хью скорчил недовольную гримасу, оторвал одну руку от зеркала, огладил заросшие скулы и челюсть.

– Хьюго, завтрак остынет! – снова просочился в ванную бабушкин скрип.

Надо что-то решать, время не ждёт.

– Переживу, – бросил он. – Иди, ложись.

Он глубоко вдохнул, задержал воздух, протяжно выдохнул. Схватился за ручку ящика под раковиной и рванул на себя. Машинка-триммер лежала прямо наверху, в открытой коробке. Хью вынул её и покрутил в руках. Приложил к лицу, приноровился. Но на кнопку не нажал. Нет, всё-таки Томми засранец. Он не заслуживает такой жертвы.

Хью снова запустил руку в ящик и вытянул оттуда среднюю по длине насадку. Прицепил к триммеру и нажал на кнопку. По ванной разлетелся мерное жужжание. Томас переживет, если хотя бы полдюйма щетины останется на месте. И расставаться с остальной длиной не так болезненно, как если бы под ноль. Рука прижала триммер к коже, сделала короткий рывок. В раковину упал плотный ком волос.

Шаркающие шаги и стук палки по полу проник в ванную даже сквозь жужжание.

– Ты одет? – голос бабушки прозвучал совсем рядом.

Хью провёл по челюсти триммером и покосился на дверь.

– Да.

Дверная ручка тут же дёрнулась. Женское любопытство бывает очень забавным. Хью снова уставился в зеркало и продолжил уничтожать бороду. Боковое зрение уловило, как дверное полотно медленно отъехало от косяка. В проёме появилась невысокая худая фигура.

– Ты что, бреешься?

Прозвучало почти удивлённо. Бабулю вообще тяжело удивить, но Хью, вроде бы, смог. Он снова оторвал машинку от лица, развернулся в полоборота. Тёмные, немного выцветшие глаза сверлили его с явным любопытством.

– Ну почти, – Хью коротко хмыкнул.

– Покажись, – скомандовала бабушка.

Домашний тиран. Хью вздохнул и покрутил головой: вправо, влево. На втором повороте ему под челюсть ткнулся скрюченный палец. Удивительно резво.

– Пропустил, – сухо констатировала бабуля.

Хотя тело её искорёжено артритом, видит она как сокол. Хью отстранился от пальца и развернулся.

– Я не закончил, – пробурчал он, снова врезаясь в щетину пластиковой насадкой.

На секунду он решил, что она сейчас уйдет. Но не ушла. Наваливаясь исхудавшим телом на палку, бабуля осталась стоять в дверях и зорко следить за ходом триммера. Такой взгляд мог бы раздражать, если бы Хью не выработал к нему иммунитет. Когда-то он боялся этого взгляда. Но это было очень давно. С годами пришло понимание, что бабушка Беатрис просто не умеет смотреть иначе. Вот только женщины Хью этого так и не поняли. Всех их передергивало от внимательного прищура, и их сложно за это винить.

Последний клок упал, на скулах и подбородке осталась относительно небольшая тёмная поросль. Ни в какое сравнение с тем, что сейчас лежало на дне раковины. Хью выключил триммер, отбросил его на полку. Взял полотенце и сильно отёр лицо.

– Покажись… – снова прозвучал резкий приказ. Хью уронил руки с полотенцем и послушно повернулся. Как ребенок. Скрюченная рука неловко ухватила его за подбородок и крутанула голову. – Красавчик, – бабушка хмыкнула. – Давно пора было. Сразу сбросил пять лет.

– Да ну.

– Ладно, не пять, – она несильно замахнулась и хлопнула его по щеке. – Но по крайней мере выглядишь на свой возраст.

Хью закатил глаза и выпрямился.

– Спасибо, ба, – он отшвырнул полотенце, двинулся к проходу.

Бабуля медленно отошла в сторону.

– Не за что. Куда ты так собираешься? Завтрак уже холодный.

– Работа. И я уже опаздываю, так что завтрак съешь сама.

Она нервно цокнула языком.

– Можно подумать, я ем лошадиными порциями.

Ох уж эта родительская любовь…

– Спасибо, ба, – Хью стремительно вышел из ванной, направился к выходу. Хлопнул себя по карманам. Телефон и ключ от мотоцикла, ожидаемо, остались в спальне. За спиной застучала палка.

– Что за работа? – бабушка не могла оставить тему без внимания. – Я бы сказала, что ты собрался на свидание.

Как мало нужно, чтобы дезориентировать человека. Всего лишь срезать бороду. Хью метнулся к спальне, размашисто шагнул в проём.

– Расскажу, когда приду, – бросил он, не оборачиваясь.

– Некогда сказать два слова бабке?

В спальню за ним она не пошла. Осталась в коридоре. Конечно, он же всё равно промчится мимо. Зачем бегать? Хью быстро просканировал комнату: ключ, мобильник и бумажник нашлись на комоде. В два прыжка преодолев расстояние, он схватил всё нужное, затолкал в карманы джинсов и вылетел вон. Бабуля предусмотрительно стояла у входной двери. С седым узлом на макушке, с орлиным носом, худая, старающаяся держат спину ровно, хотя это давалось нелегко.

Мудрая горгулья, охраняющая дверь.

– Фотосессия, – буркнул Хьюго на ходу.

– Хах! – выронила она. – Ты заделался моделью?

– Не смешно. Приятель попросил.