Невидимой нитью

Брови Хью выгнулись еще больше. Шутник.

– Прикалываешься? – чисто риторический вопрос. – Где модели и где я? Джудит не ошивалась бы здесь, если бы я знал хоть одну модель.

– Джудит – это…. – Том ткнул пальцем себе за спину.

– Да.

– Оу… – он надул щеки, но тут же выпустил воздух. – Но я не о том. Мне нужен мужчина-модель, – указательный палец снова ткнулся в Хью. – Ты.

Он, должно быть, ослышался. Голова гудела уже слишком сильно, и всё, что угодно могло показаться, послышаться, привидеться. Хью сдвинул брови, всмотрелся в лицо с закрученными усами… Какое-то подозрительно выжидающее лицо.

Нет, не ослышался.

Он недобро прищурился.

– Ты нормальный?

– Не отказывайся сразу, Хьюго! – затараторил Том, подпрыгивая со стула и перегибаясь через стойку. – Подумай! Это отличная работа, не сложная, и такой шанс!

– Нет!

– Хью, пожалуйста! Когда тот парень позвонил и сказал, что болен, я сразу подумал о тебе! Прямо сразу!

– Ты болен, Томас. Подлечи голову.

– Нет! Ты только посмотри на себя! – он снова разогнулся, выставил вперед руки, указывая на Хью, как на экспонат. – Такой фактурный, а пропадаешь здесь, и никто тебя не видит!

– Меня многие видят. Посмотри, как много людей меня видят.

– Это другое! – Том нервно отмахнулся. – Эти руки, шрам, татуировки. Этот рост! Какой у тебя рост, Хьюго? Не меньше шести футов! А может, семь? Ты не задеваешь головой люстры?

Господи, он сошел с ума. Просто сошёл с ума. Сегодняшний вечер уже исчерпал весь запас экстраординарности. Хью упёрся одной рукой в бедро, второй зажал пальцами переносицу. Зажмурился.

– Томми. Заткнись прямо сейчас.

Но тот, похоже, не собирался сдаваться.

– Я тебя умоляю, – он снова бросился на стойку, как на постель умирающего. – Один раз, только один. Больше просить не стану. Съемка завтра, всё отменять и переносить уже не вариант, а я больше не помню никого с таким же типажом и фактурой!

Еще оставшиеся в баре посетители начали оборачиваться на бурную дискуссию. Пацаны на сцене уже откровенно ухмылялись, скручивая провода своей аппаратуры и укладывая в кофры. Если Том хотел выбрать наилучший момент, он его выбрал.

– Господи… – Хью тяжело вздохнул. – Сколько?

– Что? – ошарашенно выдохнул тот.

– Цена, Томас, цена. Сколько?

– Триста фунтов.

Не так и мало за несколько часов бездействия.

– Ладно…

– Да? – оживился он.

Не поверил своему счастью.

– Да, – Хью закатил глаза. – Где и во сколько?

– Недалеко, в Ротерхите. В час.

– Я приеду. А теперь иди отсюда.

Пусть проваливает и не веселит людей.

Однако Том еще не закончил.

– Подожди, – он распахнул тонкую спортивную куртку и всунул руку за её полу. – Давай подпишем договор.

На дерево столешницы незамедлительно опустился два сложенных в три раза белых листа. Хью вздёрнул одну бровь.

– У тебя и договор с собой?

– Я подготовился, – кивнул Том.

Действительно, подготовился. Провернул целую военную кампанию. Когда там заболел его модель, раз он успел так всё продумать? Хью развернул лист и беспомощно уставился в него. Очки он оставил в квартире наверху, ручку с собой не носил. Мелкий шрифт заплясал мелкими строчками.

Перед глазами материализовалась рука с выставленной на манер шпаги ручкой. Хью оторвал взгляд от бумаги и посмотрел на Тома из-под бровей.

– Я же сказал, что подготовился, – пожал плечами тот.

Ушлый проходимец. Хью выдернул ручку из тонких, почти женских пальцев, и размашисто махнул по бумаге. Синяя подпись заполнила собой шестую часть листа. Если в договоре окажется что-то неприглядное, он просто затолкает эту бумажку Томасу в глотку.

– Всё, – пробормотал Хью, швыряя ручку на столешницу. – Можешь валить.

– Да, – встрепенулся Том. – Ладно. Спасибо! – резво сгрёб в кучу свои вещи и прижал к тощей груди. – Но… знаешь… Может, ты это… – он выставил палец и очертил в воздухе небольшой круг, – … побреешься перед тем, как ехать?

А это он зря. Очень зря. Хью сложил руки на груди, огладил короткую бороду.

– Знаешь, что, Томми?

– А?

Он пригнулся к стойке, поставил на неё локти и поманил приятеля пальцем. Тот послушно, но осторожно подался вперед. Хью сузил глаза.

– Я и вся моя фактура шлём тебя в зад, – прошептал он почти в самое узкое лицо.

Тома нервно отшвырнуло назад.

– Ладно. Ладно, – он попятился. – С бородой тоже отлично. Я пошёл, да?

Хью кивнул.

– Иди.

– Ну пока.

– Ага.

***

Дверь скрипнула, растягивая по молчаливой квартире неприятное «хр-р». Хью поморщился. Пригнул голову и бесшумно вошёл в тёмную прихожую. Прикрыл дверь.

«Хр-р».

Завтра же нужно смазать петли.

Однако, похоже, можно и шуметь. Под дверью бабушкиной комнаты виднелась тонкая полоска света. Не спит. Почему не спит? Уже поздно, обычно в это время свет не горит, и квартира погружена во тьму.

– Это ты, Хьюго? – раздался резкий старческий голос.

Он щёлкнул замком, потянулся, нашел на стене выключатель и хлопнул по нему. Маленькая прихожая осветилась жёлтой потолочной лампой.

– Я, – пробасил Хью. – Ты почему не спишь?

– Ты устроил там сегодня настоящий ад, – едко сообщила бабушка. – Временами у меня трясся торшер.

Чёрт. Стены бара были обиты звуконепроницаемыми панелями, а потолок нет. При ремонте Хью логично рассудил, что его собственную квартиру от шума защищать нет смысла. Оказалось, не очень логично.

– Прости, – он повесил ключи на крючок и направился в ванную. На ходу схватил футболку на спине и стянул через голову. – Больше не повторится.

Бабуля промолчала. Она высказала свою чёткую позицию, услышала оправдания и решила, что на этом можно закончить. Как всегда. Хью вырос с такой манерой общения, поэтому ответа даже не ждал. Вошел в ванную, включил свет и там, крутанул кран в душе. Тёплый дождь хлынул из распылителя. Наконец-то. Счастье после душного бара.

Из прихожей послышались шаркающие неуверенные шаги и ритмичный стук палки. Бабушка вышла на разведку. Сейчас послушает, что в ванной идет вода, развернется и постучит назад в свою спальню. В общем-то, так и случилось. Шаги заглохли сначала под дверью, а потом снова начали отдаляться, пока не исчезли совсем. Хью тихо хмыкнул, сбросил джинсы и вступил в душевую кабину.

Почему он живёт с бабушкой? Эта информация приводила в замешательство всех его женщин, не только Джудит. Но одно дело говорить об этом, когда тебе двадцать пять, двадцать восемь, может даже тридцать. И другое, когда на днях исполнится тридцать шесть. Все женщины Хью проходили те же стадии, что и Джуд. Удивление, смирение, желчную ярость. Всем им хотелось на первое место. Иногда справедливо, иногда не очень, как в случае с последней. В какой-то момент Хью просто перестал приводить их домой и знакомить со старой леди, чтобы оградить её от ненужных душевных потрясений. В неполных девяносто она каждый разрыв внука воспринимала как свой. Пусть и не показывала этого никогда.

Рассказывать женщинам о том, что бабуля его вырастила, а сейчас сама нуждается в уходе, Хью тоже со временем перестал. Их сочувствие и понимание притуплялось, и к концу отношений они все хотели отдать Беатрис Пирсон в дом престарелых. А Хью не хотел. Она же не отдала его в детский дом давным-давно, хотя могла так поступить. У неё была куча возможностей. Однако она все их отмела одним только скупым взмахом руки.

Так что сейчас Хью постоянно стоял перед выбором: привести очередную подружку к себе и всё-таки избавиться от старухи, или ждать и смотреть, как подружка не сможет с нею ужиться. Он выбрал третий вариант из двух.

Вода тёплыми струями стекала с волос на кожу, расслабляла мышцы. Пар, скопившийся в душевой, добрался еще и до мозга. Хью крутанул смеситель, закрыл лицо ладонями, отёр с него воду. Спать. Пора спать. А завтра желательно не проспать до обеда и приехать вовремя туда, куда ехать нет никакого желания. Всё-таки Томас выбрал отличный момент для своей просьбы. Подойди он на пять минут раньше, когда пацаны еще не закончили выступать, и его просьба утонула бы в «аду», как назвала его бабуля.