Страница 6 из 9
– Мы голодные и злые, – буркнул Крячко, усаживаясь в кресло и подпирая голову руками. – Мы сейчас не только зарезать, но и загрызть можем. Я уже пытался откусить Леве руку, но этот здоровяк так просто мне не дался.
– Я не шучу, Станислав, – жестко изрек Орлов.
– Я тоже.
– Что случилось? – Гуров тоже уселся. – У тебя такой вид, генерал, будто мы и в самом деле повинны во всех смертных грехах. Плохо спал сегодня?
Когда они оставались втроем, вне посторонних глаз, субординация, основанная на принципе «Я начальник – ты дурак», исчезала. И Гуров, и Крячко могли запросто обращаться к генерал-лейтенанту на «ты» и по имени, что нисколько не коробило слуха Орлова. Они давно друг друга знали, работали бок о бок, и то, что Петр Николаевич сумел выдвинуться на руководящую должность, нисколько не нарушило устоявшихся за долгие годы дружеских отношений.
– Нет, спал я сегодня хорошо. Превосходно спал, Лева. Замечательно. – Сам Орлов не садился, а стремительно мерил шагами собственный кабинет, перемещаясь из одного угла в другой. – Моя жизнь вообще кажется мне радостной и безоблачной до тех пор, пока не приходится являться на работу. И тут начинается…
– При таких обстоятельствах я бы не стал ходить на работу, – ввернул Крячко. – Это уже злой рок какой-то, и с ним надо бороться самыми радикальными методами. Например, послать всех…
Орлов не обратил внимания на его слова.
– Телефон не умолкает. Он у меня раскалился от постоянных звонков. И знаете, в связи с чем?
– Догадываемся, – повел плечами Гуров.
– Женщины? – высказал догадку Крячко. – Совсем ты не бережешь себя, Петя. Брось их всех к чертовой матери.
– Я сейчас тебя брошу! – Генерал наконец плюхнулся в свое кресло и свирепо зыркнул в сторону оперативника. – Причем так брошу, что ты у меня долго лететь будешь. Гуров, уйми своего приятеля, пока я сам его не унял.
– Уймись, Крячко, – улыбнулся сыщик.
– Унялся, – кивнул тот.
Орлов закатил глаза.
– Вы оба становитесь невыносимыми, – сказал он и тут же без всякого перехода продолжил: – Сидько продолжает будоражить общественность через свою газетенку. В высоких кабинетах, – генерал многозначительно поднял вверх указательный палец, – не могут не реагировать на его бурную деятельность. Вы уже знаете, что сегодня поступило заявление об еще одной пропавшей девушке?
– Конечно, знаем, – спокойно ответил Гуров. – Мы только что навещали ее мамашу и мило побеседовали с ней.
– Мило побеседовали? – вскинулся Орлов. – Что же получается, Лев? Версия о серийнике подтверждается?
– Я бы не стал забегать вперед паровоза по этому вопросу. Но не исключено.
– И девушки будут продолжать пропадать? Да? У вас есть какие-нибудь зацепки?
Гуров развел руками.
– Я так и думал! – Орлов рубанул воздух раскрытой ладонью. – А они должны быть. Мне башку снимут из-за этих девиц.
Крячко уже открыл было рот, дабы выдать очередную хохму, но генерал буквально припечатал его взглядом к креслу.
– Бросьте все и полностью мобилизуйтесь на это дело, ребята, – сурово произнес он.
– Есть, товарищ генерал-лейтенант! – Гуров встал и шутливо козырнул Орлову.
Его жест повторил и Крячко.
Глава 3
Тень от зеленой сочной листвы, наполняющей воздух ароматом свежести, падала ему на лицо. Солнце уже стремительно катилось за горизонт, окрашивая небесный купол в кроваво-красные тона. Еще каких-нибудь полчаса или максимум час, и светило полностью скроется, позволив городу окутаться сумерками.
Он неторопливо выудил из кармана новую пачку «Мальборо» и сорвал с нее целлофан. Движения были ленивыми и неспешными. Сейчас он довольствовался только ролью стороннего наблюдателя. Сигарета прилипла к нижней губе, щелкнула зажигалка, и облачко сизого дыма от прикуренной сигареты поднялось вверх вдоль его непроницаемого, будто высеченного из гранита, лица.
Парочка прогуливалась по центральной аллее парка. Девушка жалась к молодому человеку, как озябший на ветру воробушек, а он нежно обнимал ее за плечи. Они разговаривали о чем-то, но со своего места под деревом наблюдатель не мог слышать слов. Он только видел играющую на губах девушки улыбку, ее лучившиеся от счастья глаза. Иногда она смеялась. Видимо, кавалер старательно сыпал какими-то анекдотами или забавными эпизодами из жизни.
Да, с женщинами всегда так. Стоит тебе замолчать более чем на две-три минуты, и они способны счесть тебя скучным человеком. Молодой человек, всем своим видом напоминавший студента-гуманитария, облаченный в светлую рубашку с коротким рукавом и аккуратные брюки со стрелками, наверняка считал именно так. Он все время что-то говорил, опасаясь, что ее интерес к нему угаснет.
Наблюдатель усмехнулся. В его представлении подобной тактики придерживались только дилетанты. Пустая болтовня и все эти забавные анекдоты выветривались из взбалмошной девичьей головки уже через секунду. Они не имели никакого веса. Если уж ты ведешь беседу с той, чье мнение тебе самому небезразлично, надо взвешивать каждое произносимое слово. И совершенно не обязательно, чтобы их было много. Нагромождение пустой информации отягощает сознание. И гораздо важнее вести с ней внутренний диалог, который она способна прочесть в твоих глазах. Тогда она будет заглядывать в эти глаза, искать их.
Он глубоко затянулся и стряхнул пепел себе под ноги. Девушка была приятной. Красавицей, конечно, не назовешь, в его практике встречались экземпляры и получше. Но обаятельная. Очень обаятельная. Золотистые волосы, чуть вздернутый кверху маленький носик, большие, широко распахнутые глаза. На подбородке ямочка. Маленькая, едва заметная, но он зафиксировал и ее. Не мог не зафиксировать. Такие ямочки говорили о повышенной чувственности. Он разглядел ее вчера, когда расположился в кафе «Адажио» за соседним столиком, где ужинала эта парочка. Такая же ямочка на подбородке была и у Вероники… Только Вероника была брюнеткой… Нет! Он даже вздрогнул всем телом, и сигарета качнулась у него между пальцев. Это кощунство – проводить аналогию с Вероникой…
Он прикрыл глаза и глубоко вздохнул три раза, вернув привычный ритм сердцебиения.
Парочка, за которой он вел наблюдение, уже приближалась к воротам, ведущим на выход из парка. Он вышел из тени лиственного дерева и двинулся следом за ними. Красные закатные лучи осветили его выбритую голову. Он сделал это вчера. Зашел в парикмахерскую и избавился от густой, зачесанной назад шевелюры. На подбородке обозначился контур круглой мефистофельской бородки. Он считал, что этих изменений вполне достаточно. В глаза посторонних обычно бросалось только общее представление о человеке. Детали предназначались только для НЕЕ! Но это уже второй вопрос. Его он не слишком беспокоил.
Погружая поочередно в высокую, изумрудного оттенка траву черного цвета ботинки, он пересек газон и вышел на аллею. Студент-гуманитарий и его курносая подружка с золотистыми волосами уже выходили в ворота. Пришлось заметно ускорить шаг, чтобы не потерять их из виду. Он перестраховывался, уже знал, что, пройдя по Неглинной, объекты его пристального внимания неминуемо свернут на Лермонтова и пойдут в сторону Троицкого собора. Иначе и быть не может.
С запада подул легкий ветерок. Столичная жара, господствовавшая в дневное время суток на протяжении последних двух недель, к вечеру заметно спадала, давая возможность москвичам вздохнуть с облегчением.
Он вышел на Неглинную. Парочка двигалась вниз по улице, только теперь студент не обнимал свою возлюбленную за плечи. Она интеллигентно и грациозно опиралась на его руку. Навстречу им прошел какой-то мужчина в возрасте и, уже разминувшись, вывернул голову, созерцая ее стройные длинные ноги, едва прикрытые коротенькой юбочкой и обутые в открытые босоножки на высоком каблуке. Да, посмотреть было на что! Фигурка у девушки была отменной.
Затем они миновали цветочный ларек. Студенту следовало бы раскошелиться на букетик цветов для своей дамы, но он этого не сделал, хотя девушка и бросила взгляд на красовавшиеся за стеклом чайные розы. Взгляд был быстрым и почти неуловимым, но наблюдатель его заметил. Только он, и больше никто. Щелчком большого пальца он отправил окурок в придорожную урну.