Мили до тебя

– Хотела… – отвела, наконец, взгляд и постучала колпачком ручки о столешницу. Рассказать о том непростом выборе, который пришлось сделать? Из-за одного человека поменять планы. И вызвать к себе жалость? Никогда. Пожала плечами и пристально, с нотками ненависти, вновь встретилась с его глазами. Если бы я только могла отравить, перекрыть кислород, сжечь его, сделала бы это не задумываясь. Ни о чем не жалея. – Планы поменялись, – не отрывая взгляд, холодно ответила на его вопрос. Не говорила напрямую, но хотела, чтобы он чувствовал, что причастен к этому. – И я стала военным врачом. – Рон чему-то ухмыльнулся, но промолчал. Будто понял мой намек. Но у него на этот счет была своя версия. – А ты, значит, стал летчиком? – спросила просто так. Ведь со школы знала, как он грезил небом и полетами.

– Да, и сегодня у меня вылет, – сдержанно ответил он, откинувшись на спинку стула. – Давай уже, поставь мне печать, мне надо собираться в полет, – кивнул, отдавая приказ.

Только мне он не начальник, чтобы приходить и указывать. Все будет сделано по правилам и не спеша. Находиться в такой опасной близости с ним было рискованно, но сегодня меня разъедала злость. За то, что встретила. За то, что придется работать с ним вместе. За то, что тело так реагирует на него.

Рон расслабленно ожидал, когда я закончу. Оставалось только поставить печать: «ВЫЛЕТ РАЗРЕШЕН» и отпустить его на все четыре стороны. Но я не спешила. Что-то останавливало. С одной стороны, ненавидела его жутко. Раздражали самоуверенность и довольный вид. Вел себя, как главный. С другой – чувствовала ответственность за его жизнь. А вдруг этот полет будет последним? Не успею высказать ему все, что накопилось за эти годы. Все, что думаю о нем. Под действием противоречивых эмоций черкнула в справке пару строк. Взяла печать и, оставив оттиск, сложила лист вдвое и отдала парню.

Рон, не открывая справку, убрал ее в нагрудный карман.

– Еще увидимся, Эмили, – произнес, вставая из-за стола. Смотрел открыто. Ждал ответа.

– Не думаю, что хочу этого, – выдала в ответ, он же нагло ухмыльнулся и прикусил губу. Почувствовала, как тело напряглось, но вида не подала. Видела, что он знает, почему я так говорю. Молча развернулся и пошел к двери. Мгновение – и исчез из кабинета.

Глубоко выдохнула. Вернулась в реальность. Что я делаю? Он как наркотик, затуманил голову. Обнажил мои эмоции. Сама не понимала, зачем это сделала.

Схватила сумку и быстро, без разбора сгребла все вещи в нее. Выключила настольную лампу и, не переодеваясь, выбежала в коридор, захлопнув за собой дверь. Сердце гулко стучало. Огляделась по сторонам. Только бы не встретиться с ним. Поспешила к себе в комнату. Стыдно быть пойманной сразу. Хотела, чтобы он оказался в неловкой ситуации. Когда строишь планы, а кто-то – щелк пальцами. И ты уже не принадлежишь себе.

Выбежала из отделения, где находится ординаторская и палаты с больными. Напротив крыло реанимации и операционные. Но я свернула направо, к лестнице. Побежала выше. Второй этаж. Диагностическое отделение и узкоспециализированные врачи. Игнорируя, поднялась еще. Начала часто дышать, справляясь с одышкой. Вот и третий этаж. Последний. Весь персонал живет тут. Мгновенно преодолела расстояние до двери своей комнаты, на ходу нащупывая ключ в сумке. Обернулась еще раз убедиться, что меня никто не преследует, но в коридоре тишина. Одним движением открыла замок. Оказалась в своей комнате и захлопнула дверь. Медленно сползла, прислонившись к ней спиной. Откинула голову назад. Глубоко дышала, восстанавливая дыхание. Рот постепенно довольно расплывался в улыбке. Представляла лицо Кейдена, когда он увидит в листе разрешения отметку «ВЫЛЕТ ЗАПРЕЩЕН».

Успокоившись и восстановив дыхание, только сейчас начала понимать всю безответственность моего поступка. Возможно, сейчас я подрывала план какой-то крупной операции. Намеренно срывала вылет, в котором он был так уверен. Плевать. Не понимала, что со мной. Как он смог за пару минут вынудить меня сделать что-то неправильное? Взорвать такой поток эмоций, который не смогла сдержать. Сжимала с силой сумку, которая все еще была в руках.

Прикрыла глаза. А передо мной он. Думала, когда встречу его вновь, выскажу все. Сделаю так больно, как только смогу. Исполосую его сердце. Брошу истекать кровью, надеясь, что он захлебнется в совести. Но не смогла. Не могла сделать больно. Ненавидеть. Презирать. По щеке медленно текла слеза, оставляя очередной шрам на душе. Понимаю, что все еще люблю его. Воспоминания затирались временем. Но внутренние ощущения на каком-то животном уровне брали верх. Запретно хотеть чужого мужчину. Опасно, ведь однажды я обожглась им. Но все внутри переворачивалось от одного его присутствия. Мой личный дурман, опьяняющий мозг. Заставляющий делать глупости. Не знаю зачем. Напомнить о себе? Заставить думать обо мне? А теперь я точно надолго останусь в его памяти.

Смахнув слезы, поднялась с пола и, бросив сумочку на стул, стала раздеваться. Развесила одежду в небольшой компактный шкаф. Похоже, он специально сделан небольшим, чтобы женщины не брали лишнего. Мне повезло, пока я жила одна, хотя комната была рассчитана на двух человек. Небольшой столик, раковина для рук, две кровати и шкаф. Скромно, но довольно уютно.

Включила вентилятор, который немного помогал справиться с жарой. Не хотела выходить из комнаты и встретиться кое с кем ночью. Раздевшись, обтерлась влажным полотенцем, выключила свет и легла на кровать, натянув на себя тонкую простынь. Не могла ни о чем больше думать, раз за разом возвращаясь в кабинет. Сколько представляла и прокручивала в голове нашу встречу! А сейчас знала, что он женат, возможно, у него есть дети. Все, что я хотела сказать, теперь теряло смысл. Еще и этот дурацкий поступок. Эйфория от сделанного прошла. И я мечтала, чтобы никто не заметил моей шутки, чтобы про нее забыли. Тяжело дышать. Захочет он выяснить или проигнорирует? Даже не знаю, чего боялась больше. Оправдываться за то, что обманула. А мы оба понимаем, что я обманула. Или пропустит, и тогда это будет означать, что ему плевать и на работу, и на меня?

Продолжая крутиться на небольшой жесткой кровати, искала удобное положение. Хотелось поскорее уснуть, чтобы не думать о нем. Жестокие обрывки прошлого прерывали сон. Жара изматывает, вновь и вновь погружая в бессознательное. Сквозь неяркие картинки не связанных событий услышала стук. Не понимала откуда. Сильно зажмурилась и открыла глаза. Вокруг темнота. Нечеткие очертания мебели в отблеске уличных фонарей.

– Эмили, открывай, – ровный мужской голос. Знала, кому принадлежит. Сжала простынь, понимая, что он нашел меня раньше, чем я думала. Глубоко задышала. Боялась пошевелиться, чтобы не узнал, что я тут.

– Открывай или я высажу эту чертову дверь, – потребовал с холодной настойчивостью, пробирая до мурашек своим голосом. Боюсь до жути. Не знала, на что способен сейчас. Но и близость пугала, не могла думать трезво. Не могла быть уверенной и жесткой. Не с ним.

2 мили под небом. Рональд

Меня всегда тянуло вверх что-то необъяснимое. Невидимая сила и страсть. Все детство я провел на деревьях, строя там дома, пункты наблюдения. Представляя себя то разведчиком, то суперменом. Позже переоборудовал чердак под комнату, чтобы жить как можно выше.

Сквозь окно в крыше мог часами наблюдать за небом, облаками, пролетавшими надо мной самолетами, вспарывавшими голубое пространство, оставляя после себя белый след.

Ходить по земле – это естественно. Правильно. Заложено природой. Но те, кто поднимаются ввысь и приручают небо – они иные. Когда я взлетаю на десять миль, вокруг уже никого нет. Все остается там, подо мной – облака, люди. А в голове одна мысль – я дома.

Нас перебросили на авиабазу вблизи Калабосо, когда ранее недружественная с США Венесуэла потеряла контроль на западной границе с Колумбией. Приток наркотиков, контрабанды из этой страны, распространение террористических группировок, проводивших взрывы и поджоги в Венесуэле. Через Венесуэлу террор медленно распространялся на остальные страны Южной Америки, представлял опасность для всего континента. Действовать надо быстро. У нас было максимум полгода, чтобы помочь венесуэльской армии обезвредить террористов, потом начинался сезон дождей. Работа авиации в таких условиях затруднялась.