Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 8



Конечно, людей неоднократно посещала мысль, что поведение человека обусловлено какими-то объективными причинами: если человек голоден, он ищет еду, если идёт дождь, человек ищет укрытие, если холодно, он утепляется, и т.д. По такой схеме всё поведение упирается в какие-то условия объективной реальности и от самого человека зависит слабо. Поведение становится просто целесообразным самой окружающей действительности, как бы разумным её продолжением.

Исходя из таких представлений, философы всегда были вынуждены искать какие-то объективные (средовые) предпосылки даже для самого непонятного человеческого поведения. Они твёрдо верили, что какая-то полезность в таком поведении обязательно должна была быть. Хотя бы в прошлом.

Но так ли верен этот подход? Ведь все мы знаем, что абсурд существует. Порой мы можем видеть даже, что было его немало и в нашей собственной жизни, в наших решениях. Если абсурд имеет место, то стоит ли усложнять наши теоретические построения? Может, всё проще? Может, раз мы допускаем существование абсурда, для начала лучше понять его объёмы в наших представлениях да и в нашей культуре в целом? Вдруг абсурд многое объяснит куда лучше, чем представление о необоримой человеческой разумности и адекватности?

Убеждённость в том, что реакция человека всегда адекватна воздействию среды, можно назвать наивной рационализацией, то есть верой в излишнюю рациональность человека, в его способность всегда и всё осмыслять разумно. Известная марксистская мысль, будто бытие определяет сознание, подспудно как раз исходит из того, что человеческое сознание есть точное отражение самого бытия. Но при этом сам Маркс прекрасно знал и говорил, что если бы наши представления о реальности совпадали с самой реальностью непосредственно, то никакая наука не была бы нужна. Но наука как раз оказалась нужна, потому что наши представления о мире порой сильно расходятся с самим миром, но этот момент Маркс почему-то упустил.

Наивная рационализация ярко проявляется в попытках найти адекватное объяснение древним обычаям и ритуалам, которые практиковали наши предки (а часть людей практикует и сейчас). Так, 40-дневный Великий пост, соблюдаемый христианами в начале весны, порой толкуется как старинная практика крестьян, когда зимние запасы провизии уже съедены, а новые ещё не выращены, что помогало переждать сложный период. Или, к примеру, "значение благовоний не в том, что они символизируют восходящий дым жертвоприношений, а в том, что они придают сносный запах немытым людям. Отказ от свинины в иудаизме или в исламе объясняется тем, что в условиях жаркого климата её есть опасно" (Дуглас, с. 57). Ссылки на локальные эпидемии именно из-за свинины особенно популярны у адептов человеческой рациональности, но из их внимания выпадают другие запреты иудаизма – к примеру, запрет есть и определённые виды рыб (лишённые чешуи и плавников – как сомы, угри, акулы и скаты). Как показывают исследования, такие, некошерные, виды рыб входили в меню ранних иудеев, и лишь позже их потребление действительно было прекращено (Adler, Lernau, 2021), и случилось это даже позже написания первых религиозных сводов – после 300 гг. до нашей эры. При этом сможет ли кто-то назвать хотя бы одну эпидемию, вызванную поеданием сомов или акул? Конечно, нет, всё дело просто в смене воззрений на мир. Доходит до того, что разные племена, обитающие на одном острове, могут придерживаться различающихся пищевых табу (в одном племени запрещён один продукт, в другом племени – другой) (Маретина, 1995, с. 170).

"В Буганде, как и в других местах, употребление некоторых продуктов запрещено. Баганда не едят мяса бегемотов и крокодилов, в то время как обитатели островов Сесе (на озере Виктория) его любят и отдадут нескольких козлов за хороший и толстый крокодилий хвост. Ваньямвези тоже едят мясо бегемотов и других животных, умерших естественной смертью. В то же время баганда к такому мясу не притронутся, но съедают потроха коровы или козла, от которых в свою очередь откажутся бахума. Кстати, бахума и женщины-баганда не едят баранину, домашнюю птицу и яйца. Любопытно, что багандийские мужчины спокойно употребляют это в пищу" (Асоян, 1987).

В периоды прохождения инициаций юношам также предписываются табу на разные виды пищи, а у некоторых народов существует запрет на поедание рыбы для беременных женщин (считается, что рыба может убить плод). Какие "объективные факторы" могли быть для таких табу? Достаточно просто специфических представлений о мире, и всё, никакие "объективные факторы" не нужны.

Или обрезание крайней плоти у мальчиков, распространённое во множестве культур (не только у мусульман), часто находит свою рационализацию в том, что такая процедура якобы снижает риск инфекций из-за плохой гигиены – это звучит вполне убедительно, пока не вникаешь в суть архаичных взглядов, по которым мужчина и женщина должны чётко различаться между собой, а потому обрезание служит для удаления у мальчика всех признаков женственности, так как крайняя плоть считается аналогом женских половых губ. С этой же целью у девочек удаляют клитор – якобы он считается аналогом пениса. Так что сводить все древние укоренившиеся практики к какой-то рациональной причине (в духе примитивной гигиены) – это просто очевидное злоупотребление верой в человеческий разум, наивная рационализация.



Если нам вполне очевидно, что в ритуалах и традициях нет никакой необходимости сейчас, то почему же нам так сложно допустить, что когда-то они могли и возникнуть безо всякой необходимости? Это очень простой вопрос, на который есть очень простой ответ: любая традиция и ритуал могли возникнуть просто потому, что люди видели в ней смысл. Но смысл этот был чисто субъективный. И всё. Иными словами, смысл был кажущимся. Этой самой кажимости достаточно, чтобы организовать любую практику – даже самую сложную. В социологии существует так называемая теорема Томаса: если люди считают некоторую ситуацию реальной, то она получает реальные последствия. Иными словами, веря во что-то, полагая это истинным, мы будем строить своё поведение, исходя из этого.

Люди так привыкли считать свои обыденные практики разумными, что им сложно допустить, что это не так. К примеру, многим известно народное суеверие не оставлять пустую бутылку на столе – якобы "денег не будет". Зная это суеверие с детства и будучи уже взрослым, я был очень удивлён, увидев, как мой друг, известный своим критическим мышлением, во время застолья убрал пустую бутылку со стола.

– Почему ты это сделал? – с любопытством спросил я. – Ты ведь не суеверный.

– А причём здесь это? – растерялся друг. – Родители всегда так делали… Наверное, чтобы случайно не смахнуть пустую бутылку со стола.

Ну да, наполненные бутылки смахивать можно, а пустые – нет, парадокс. Так человек может продолжать совершать иррациональные поступки, просто подыскивая им более-менее рациональные объяснения.

Часто люди представляют себе очень простую картину, будто если бы какие-то табу древности действительно были иррациональными, то человек однажды непременно бы какие-то из них нарушал и при этом, конечно же, обнаруживал, что никаких реальных последствий за нарушением не следует, а потому очень быстро бы все иррациональные табу перестали б соблюдаться. Это очень простой взгляд. А потому он неверен. Он начисто игнорирует социальный фактор: раз эти табу признаются обществом, то и наказание за их нарушение может последовать именно со стороны самого общества. Прикосновение к предмету, считающемуся нечистым и сулящим болезни и прочие беды, автоматически ведёт к полаганию и самого этого человека теперь "нечистым" и сулящим беды для коллектива, а потому он легко может быть подвержен остракизму, что отучило бы его поступать так вновь. То есть последствия здесь были бы чисто социального порядка. Социум порождает табу, социум их и поддерживает. К примеру, подросткам австралийских аборигенов после прохождения одной из инициаций какое-то время запрещено есть скатов. Но что будет, если подросток всё же это сделает? Вот как такой эпизод описывал один из австралийцев, вспоминая юность: "Однажды я проголодался, а под руку мне подвернулся только скат, которого я и убил копьем. Я съел ската, а кости и кожу спрятал. Но двое мужчин нашли их и рассказали всем об этом. Меня поколотили палками и нулла-нулла" (Рафси, 1978). Вот так всё просто. Наказание за нарушение табу следует не со стороны каких-то "сил природы", а со стороны самого общества. За прегрешения карает не Аллах, а талибы, в этом вся суть. И потому любой иррациональный запрет может существовать сколь угодно долго.