Страница 3 из 11
На кристаллах хранятся записанные события: от семейных торжеств до выступлений научных деятелей и политиков. От скуки я иногда просматриваю изображения, прежде чем стереть. Хотя это и запрещено. Мы не должны завидовать чужому счастью, а должны радоваться тому, что даровано нам.
Я не радуюсь, видя, как девушка моих лет задувает праздничные свечи на торте, находясь в кругу семьи. Не могу без слез смотреть на бракосочетания и рождение детей. Ведь все это мне недоступно.
– Мы помогаем экологии, – все с той же радостью сообщает сто шестая. – Благодаря «Лазуриту» нет нужды добывать новые кристаллы, ведь можно очистить эти. И использовать снова.
Кажется, ей вчера дали убойную дозу «радостных» таблеток. Иначе с чего бы ей с таким щенячьим восторгом рассказывать о нудной работе?
– Угу, – нехотя соглашаюсь, чтоб не расстроить соседку. Пусть себе радуется, если ей так легче. Она здесь с самого рождения и не видела ничего другого.
А я…
После капитальной промывки мозгов у меня не осталось воспоминаний о прошлом. Но я уверена: была другая жизнь – насыщенная, яркая, с падениями и взлетами. И кто, мать вашу, позволил забрать у меня все это?!
Облачившись в защитный костюм, натягиваю на лицо маску. Прощаюсь со сто шестой и захожу в небольшую кабину. Закрываю за собой дверь. Осматриваюсь. На полке заботливыми руками санитарок уже расставлено десять кристаллов. Мало сегодня.
– Ну-с, приступим.
Готовлю химический раствор, но, прежде чем окунуть туда кристалл, вставляю его в небольшое углубление в стойке. Смотреть положено не дольше минуты – только для того, чтобы отметить в журнале качество изображения по стобалльной шкале и вкратце описать, что стираешь.
Я сморю дольше. До самого конца.
Реальная жизнь, будь то даже чьи-то похороны, интересует меня куда больше той дряни, что показывают вечером по монитору в главном зале. Фильмы прежних лет, выступления врачей с их обещаниями райской жизни отупляют и вводят в заблуждение. Не хочу смотреть это.
В центре комнатушки появляется трехмерное изображение. Кажется, кто-то записал выступление главы Правительства. Изображение очень плохое, затертое до дыр.
Но голос…
Мне не забыть этот голос ни за что на свете. Он преследует меня во снах и даже наяву. Глава Правительства читает речь голосом мужчины из моих снов. Тембр, постановка речи, излюбленные фразы – все его.
Какого черта глава Правительства делал в борделе? Если он действительно провел со мной несколько ночей, то почему, черт его раздери, я оказалась в «Лазурите»? А в самом борделе? Туда-то я попала как?!
Я вовсе не чувствую себя девушкой легкого поведения…
Вздрогнув от неожиданности и смутных догадок, задеваю ванночку с химическим составом, и ее содержимое капает на прорезиненную обувь. Хорошо, видать, я сварганила, вон как шипит! Едкий дым заполняет комнату, от него слезятся глаза даже в маске.
– Дьявол!
Пытаюсь стереть с ноги жгучую жижу, но только размазываю ее тряпкой по всей поверхности. Часть попадает на перчатки, и они тоже шипят.
Нештатная ситуация. По правилам безопасности я должна нажать кнопку, и на меня обрушится водопад реагента. Очиститель превратится в обычную воду, но вместе с тем погибнет кристалл. После такого душа его уже не восстановишь.
А он для меня теперь – самая ценная вещь!
Надо действовать иначе.
Сжав зубы, тянусь к рычагу. Но вместо того, чтобы дернуть на себя, срываю и бросаю в угол. Кристалл прячу в волосах, и только после этого нажимаю сигнальную кнопку.
Сирена надрывается, ее протяжный вой разносится по коридорам. Кто-то кричит, и в мою сторону бегут не меньше пяти пар ног.
А я сижу возле кабинки и невидящим взглядом смотрю, как химия разъедает ботинки. Скоро, наверное, достигнет пальцев на ногах. Но это уже неважно. Все неважно, кроме одного.
Глава Правительства? Он был со мной много ночей, купил меня? Не для того ли, чтобы потом сбагрить в «Лазурит»? Чтоб, мать его, разорвало!
Глава 3
Видать, давненько в «Лазурите» не случалось ничего подобного. Суета поднялась страшная. Ну да, химия разъела мои ботинки и оставила ожог на коже. Так ведь совсем небольшой, мне почти не больно. Разве это повод охать вокруг меня и тыкать обезболивающими. А бинта намотали столько, что я теперь идти не смогу.
– Да отстаньте же вы от меня, наконец! – не выдерживаю и отодвигаю от себя руку медсестры со шприцем. – Оставьте хоть одно живое место на моей заднице. Мне, между прочим, еще на ней сидеть за обедом.
– Химический раствор может разъедать кожу даже после того, как ее тщательно промыли, – следует испуганный ответ. – Даже в кровь может попасть.
– И? – переспрашиваю раздраженно. – Это что-то изменит? Может быть, я стану еще большим уродом, чем сейчас?
– Вы не урод, сто седьмая! – с важным видом объявляет врач, солидный мужчина в белом халате, и важно поправляет очки с плотными стеклами.
На дворе двадцать четвёртый век, а он все еще носит на лице это недоразумение! Лазерная коррекция стоит копейки, вот уж не поверю, будто врач «Лазурита» не может себе это позволить. Скорее, все дело в солидности. К тому же за толстыми с затемнением линзами очков не так видно красные с огненным отливом зрачки.
Тоже мутант. И пусть имеет докторскую степень, опыт работы и множество наград, работать он сможет только здесь, в запретном городе. «Лазурит» – вершина его карьеры. Интересно, как этот врач вообще получил образование? Скорее всего, богатенькие родители долго скрывали, кто появился на свет в их семье. Тратили баснословные суммы на отпрыска, скрывая о нем правду. Только благодаря родительскому усердию и их богатству, он смог бы продержаться так долго. Не только появиться на свет, но и не оказаться в запретном городе сразу после рождения – живым или мертвым.
Второй вариант наиболее распространен, к сожалению. Многие родители даже не знают, что ребенок жив. Им говорят, будто он умер при родах, и предоставляют заверенную Правительством справку. В развитом, цивилизованном и благоустроенном государстве не рождаются мутанты. Они не ходят по улицам и не пугают своим видом добропорядочных граждан. Они тихо живут и так же тихо умирают в запретном городе.
Даже врач – он все равно оказался здесь. Не сумел миновать очередной проверки или прокололся на какой-нибудь глупости. И участь его немногим более завидна, чем моя или той же сто шестой.
Откуда мне это известно?
Да если б я знала… Мне стерли память о личной жизни, но не скрыли правды о глобальном. Или, что вероятнее всего, скрыть не сумели. И я все еще помню, что каждый год на свет появляются такие, как я. Несмотря на все попытки предотвратить это. Только в «Лазурите» нас больше сотни.
А сколько всего в запретном городе?
– Сто седьмая, очнитесь! – грубоватый голос доктора заставляет вернуться к реальности.
– Я и не сплю, – произношу вяло. Что само по себе чудо, так как обезболивающего вперемешку со снотворным в меня вкололи как в слона.
Язык, кажется, распух и едва шевелится. Веки налились свинцом, да все тело стало тяжелым-тяжелым.
– Сердечный ритм все еще учащен, – констатирует врач. – Ваши ладони потеют, а снотворное почти не действует. Что-то случилось? Нечто важное? Я имею в виду вовсе не происшествие с химикатом.
Надо же, какой догадливый. Вот только хрен я ему расскажу правду.
– Что стало с кристаллом, который вы обрабатывали?
Нет, ну прям твердая пятерка за сообразительность. И мне тоже.
– Кажется, он остался стоять на полочке, – вру самозабвенно. – Там было девять, проверьте. Не помню, который из них хотела обработать первым.
– Проверим обязательно, – согласно кивает врач. – А сейчас одевайтесь. Сможете распустить волосы?
– Боюсь, не сегодня, – качаю головой, изображаю скорбную мину и ржу в душе.
Волосы мои имеют не только необычный фиолетовый окрас, но и потрясающее свойство копить в себе статическое электричество. Прикасаться к ним иногда чревато последствиями. Я сама не контролирую этот процесс и часто получаю неслабый удар током. Но как-то привыкла, вернее, смирилась, ведь контролировать этот процесс нет никакой возможности. Иногда у меня просто волосы, а пару дней в месяц – целый энергетический сгусток на голове.