Девственница

– Ясно, – захожу следом за Вероникой в лифт, опускаю глаза в пол. Не знаю, что еще сказать. Поздравляю? Благославляю? Смешно. В конце концов, какое мне дело до их отношений! Сейчас самое главное решить вопрос с оплатой медицинских услуг…

Кабинет у Астафьевой очень просторный, дорого обставленный, с большим панорамным окном, больше походящий на офис какого-нибудь крупного менеджера, нежели врача больницы. На стене репродукция Кандинского, к слову, мой отец особенно любил работы именно этого художника, возможно – это его подарок. Кресло за большим столом из очень дорогой кожи, сделано явно на заказ, как и диван напротив, возле стены. Меня не шокирует вся эта красота – пару раз я бывала здесь, но это было очень давно и мне хочется стереть те воспоминания. Когда-то деньги на эту клинику дал Веронике Астафьевой мой отец. Но это не значит, что сейчас, после его смерти, тут должны бесплатно обслуживать его дочь. Тем более блудную, вычеркнутую из завещания. Если оно вообще есть. Отец умер внезапно – покушений на него было много, и вот как э то обычно бывает, одно из них стало последним. Удачным. Банальным. Под машину заложили радиоуправляемую взрывчатку.

– Знаешь, мне немного неловко в этом признаваться, но у меня сейчас сложное материальное положение. Нас не приняли в государственной поликлинике, нет полиса, поэтому пришло в голову попытать счастье здесь. Я была в отчаянии, – начинаю свою речь.

– Прекрати Вилена, тут даже говорить не о чем, – резко обрывает меня Астафьева, садясь в свое кресло. – Конечно же, я не возьму с тебя денег.

– Что ж, должна признаться, я именно на это и рассчитывала, – решаю действовать предельно откровенно. Вероника проявила себя с очень благородной стороны, это очень приятно, что еще остались на этой земле бескорыстные люди.

– Может быть, мы уже давно не близкие люди, не родственники, но ты, можно сказать, выросла на моих глазах. Я всегда относилась к тебе как к младшей сестре, Вилена, – произносит Вероника. – Лучше расскажи, где ты пропадала эти годы. Что с тобой случилось? Неужели ты правда родила в столь юном возрасте? Это правда твой ребенок?

– Да, это мой ребенок, – говорю глухо.

– Я так понимаю, именно поэтому ты сбежала? Глеб, конечно, такого бы не потерпел.

– А что он терпел? – спрашиваю грустью.

– Ты права. Он ничего не терпел, – вздыхает Астафьева.  – Не знаю, что сказать, дорогая. С одной стороны, хотелось бы посочувствовать тебе, выразить соболезнования, что что твой отец умер, и у тебя не осталось родителей. Мать свою ты не знала, отец был очень сложным человеком. Кстати, как Павел? Вы же в месте сбежали. Он тоже приехал, вместе с тобой?

– Нет, он не приехал. Слушай, я очень тебе благодарна, но давай отставим тему семьи. Расскажи лучше, что говорят твои врачи, что с ребёнком? Надеюсь, ничего страшного? Знаешь, Настя никогда не болела за эти годы, всегда была очень крепкой. Даже если у неё появлялись сопли, то приходили буквально за пару дней. Никогда ни животик, ни кашель не беспокоил. Что там еще у детей бывает.

– Значит, тебе очень повезло с дочерью, – улыбается Вероника.

– Да, точно, хоть в чем-то повезло, – улыбаюсь в ответ, хотя на душе совсем не весело. Есть облегчение, но проблем впереди еще выше крыши.

– Насколько я поняла, у твоей дочери обычная простуда, но я бы её по наблюдала пару дней. К сожалению, в нашей клинике не предусмотрено детского отделения. Приняв Настю я по сути нарушаю закон. Мы подержим её в палате для эксклюзивных больных. Ты можешь остаться с ней.

– Спасибо огромное! Надеюсь, мы надолго не задержимся, и не создадим тебе никаких трудностей. Я навсегда запомню твою доброту.

Настю и правда поместили в супер комфортную палату, явно предназначенную для самых богатых клиентов клиники. Нам повезло, что эта палата в данный момент пустовала. Нам с дочерью принесли роскошный ужин на двоих, выбор блюд был очень разнообразный, и на Настин вкус нашлись продукты, и на мой, впрочем, я привыкла быть непривередливой. Взглянув на поднос, я поняла, что целые сутки не ела и набросилась на еду. Также мне удалось выспаться, впервые за много дней я спала как убитая. Меня разбудила утром медсестра, которая пришла проверить температуру. Оказалось, все в норме, так что через два дня нас выписали.

Глава 3

– Тут, пока тебя не было, несколько раз кавалер звонил, – сообщает мне Варвара, не успеваем с Настей в дом зайти.

Девочка сонная, дорога утомила ее, она почти засыпает у меня на руках. Отношу ее в кровать, в комнату которую выделила нам Варвара и сразу возвращаюсь. Внутри все трепещет, неужели Валиев решил разыскать меня? Ну и дура же я, мне бояться этого надо, а у меня горячая волна по всему телу! Совсем с ума сошла! Он же с Астафьевой встречается! С той, которая сделала для нас так много добра, даже машину от клиники выделила, довезли нас сюда совершенно бесплатно.

– Кто звонил? – спрашиваю охрипшим голосом, продолжая внутренний монолог, обличающий мои тайные надежды. Ругаю себя последними словами. Да и не может у Валиева быть ко мне интереса, кроме мести. Хотя, такой человек как он, думаю, до мести женщине не опустится.

Закрываю глаза и воспоминания накатывают страшной волной, мучают и будоражат. Все эти годы я гнала от себя мысли о Валиеве, о том, что произошло между нами и чем закончилось. Запрещала себе вспоминать. И в то же время, все что происходило со мной, все невзгоды и лишения, иногда даже в голод, я принимала как наказание за то, что сделала с Тагиром.

Валиев появился в особняке отца, когда мне исполнилось четырнадцать. Папа нанял новых телохранителей, новая команда из трёх человек, которые приехали из Чечни. Три боксёра, двое из которых – огромные амбалы, Тагир рядом с ними казался не особенно внушительным. Он был худощав, но на самом деле, на всех спаррингах, что они проводили в спортивном зале (а я тайком подглядывала), он всегда брал верх, потому что был самым подвижным, а удар у него был смертельным. Его мускулы, бицепсы, конечно привлекали мое внимание. Именно Валиев поразил мое воображение, своей красотой, мрачной, и в тоже время притягательной внешностью, широким размахом плеч. Ко мне в то время часто приходила в гости школьная подружка, Вика Морозова, и мы часами наблюдали в окно за охранниками, придумывали разные предлоги, чтобы поболтать с ними, пококетничать. Ровесники казались нам ужасно противными и скучными, наверное, в этом возрасте так бывает со всеми подростками.

Тагир, разумеется, никак не реагировал на наши хихиканья, ужимки, заигрывания и глупые вопросы. Но даже простой его взгляд подстегивал мое воображение до небес. Я напридумывала себе, что у него тоже есть влечение ко мне, угловатой малолетке с косичками.

Разумеется, даже если бы я была красива как Мисс Мира, смотреть на дочку своего босса, криминального авторитета, было бы безумием. И даже будучи наивной малолеткой, я это понимала. С другой стороны, Тагир отличался крутым нравом, он всегда говорил, что думает, даже перед моим отцом не заискивал. Конечно, это тоже романтизировало его в моих глазах. Он был именно тем самым прекрасным принцем, которому все нипочем, никакой огнедышащий дракон не страшен. Если кто и мог вырвать меня из золотой клетки, то только Валиев. Он нравился мне с каждым днём все больше. Постепенно это перерастало в навязчивую идею. Я засыпала с его именем и просыпалась, это была та самая, настоящая первая любовь. Незабываемая, отчаянная. Я каждый день придумывала новые истории, как заговариваю с ним, рассказываю о своих чувствах. Как мы убегаем из особняка, уезжаем далеко-далеко в какую-нибудь экзотическую страну, строим свою жизнь вдали от моего отца, ужасного, жестокого и строгого.

Но долго жить фантазиями, без взаимности, безумно тяжело. Иногда я приходила в отчаяние – мне казалось, что Тагир даже не подозревает что я существую. Тогда я начала вести себя дерзко: задирала его, провоцировала. Старалась перед ним ходить в коротких юбках, шортах, иногда невзначай касалась его. Постоянно просила его о каких-то услугах, самых идиотских. Он отвечал мне холодно, видно было, что я его раздражаю, и тогда я начинала подкалывать его перед другими охранниками, насмешничать, что ему явно не нравилось. Поэтому, он старался последнее время держаться от меня как можно дальше.