Страница 3 из 4
Саня слушал всё это и думал: нет, Лёхе я, наверно, никогда не…
И тут Лёха замер, потоптался опять, как конь, и сказал:
– Ты это… Не думай, ладно? Я тогда, ну… в неадеквате был.
Они почти дошли до его дома – Небесных стрелков, 28Б. Сане было дальше.
– Проехали, – отвернулся он. – Забей.
– Не знаю, что такое, – неожиданно плачущим голосом сказал Лёха. Саня его еще таким не видел. – Прикинь, я тогда, в тот день… А, всё равно не поверишь.
– Что? – повернулся к нему Саня. В животе кольнуло током.
– Ну… Короче, думай про меня, что я шизик. Я сам так про себя думаю. Короче…
Лёха еще потоптался на своей привязи, сплюнул и начал:
– Короче, меня в тот день в оперу загнали. «Пиковая дама», блин. Ну, типа чтоб рос над собой, воспитание чувств, всё такое. Это дедуля у меня, ты знаешь, он не ходячий, зато сильно титанический. Ну, в смысле, активный: в интернете покупает всё… вот билеты мне купил. Я не особо спорил, думал, вон та Пиковая дама, что девчонки вызывают. Ну, знаешь же? Перед рассветом надо как бы духами надушиться, посмотреть на черные окна третьего этажа и позвать, короче, Пиковую даму… Прикольно, думал. А она совсем не та оказалась, и не прикольно вообще! Я чуть не сдох, пока кончилось. Но не в том дело.
Лёха помолчал. Было давно уже темно, а стало еще темнее, будто фонари устали светить.
«Так что, тебе эта Пиковая дама привиделась, что ли?» – хотел спросить Саня, – и не спросил.
– А дедуля у меня по опере фанатеет хуже футбола. Каждый день ходил, когда еще ходить мог, вот реально. И меня долбает. Мне и жалко его – чуть не плачет, когда я иду. На ютубе смотрит, конечно, все эти пиковые дамы с травиатами, но старики привыкают, ты ж понимаешь. Я только ради него туда и хожу. Еще требует, чтобы стримы ему присылал, как оно там всё… Короче, не в этом дело, – в который раз уже сказал Лёха. Он явно не мог подобраться к главному. – Прикинь: стою в коридоре. Ну, антракт. Там красиво, конечно, в этой опере, золото везде. Я всегда, когда антракт, хожу посмотреть там всё, скворечницу проветрить. Ну, и тёлки тоже такие, – Лёха показал какие. – Сам понимаешь, опера. И…
Он опять сник.
– И? – переспросил Саня.
– Короче, хочешь верь, хочешь нет, а я видел его там, – жалобно сказал Лёха.
– Кого?!
– Да дедулю же. Я разве не сказал?.. В антракте, возле буфета, прямо на его этой коляске. Это был сто пудов он! – крикнул Лёха, хоть Саня не возражал. – Пиджак его, очки его, всё его. Я же знаю, мы всегда с ним в парк и… и не то что как-то мелькнул, и всё. Я долго на него смотрел, долго, всё не мог поверить. Кто его, думаю, затащил сюда без лифта, на третий ярус-то? Папа на работе, дядя тоже… Ну, и толпа, значит, закрыла его. Обернулся – никого нет. То есть людей полно, а его нет. Что у него, коляска гоночная, что ли, что он вот так через толпу – фьить? А? – вопрошал Саню Лёха.
– А ты звонил ему? – спросил тот.
– Звонил, как не звонить. В ту же, блин, секунду набрал. Он не отвечал долго, он всегда не отвечает долго… а потом такой говорит: «Слушаю».
– И что?
– И ничего. Я как дебил: «Ты дома?» а он-то мне, конечно: «Вообще, я планировал вылет на Марс, но пока еще дома». Дебилом сделал меня… Так я и есть дебил… наверно…
Лёха пнул ледышку.
А Саня думал, что ему сказать. И то и другое получалось плохо – и думать, и говорить.
Точнее, второе вообще не получалось.
Глава 2, в которой понятно еще меньше
Ночью он не спал.
То есть спал, конечно, раз сны видел. Это просто так говорят – «не спал», когда хотят сказать «спал как псих». Снов он не запомнил – они все уплыли из него, – осталось только мутное чувство приближения к чему-то, к барьеру или рубежу, который вот-вот перейдешь, и…
Проснулся Саня в чертову рань. Было темно, и он попытался поспать еще. Но не вышло: то ли след от айфона, в который он тупил в темноте, слишком ярко впечатался в глаза, то ли что. Не спалось, в общем. Саня лежал, зажмурившись, и размышлял, не рассказать ли Лёхе.
Он ведь так ничего и не сказал ему. Почему – фиг знает. Может потому, что это был бы уже перебор: два психа нашли друг друга. Клуб шизиков детектед.
А может, просто струсил.
Струсишь тут.
Был выходной. И 6.03 на часах. И домашка, нависшая над Саней, как сосулища у них в парадном («дамоклов сосуль», говорила Юля). И зябкие фонари в окне. И папа учесал в свою командировку. И в доме муторно. И на Юлю непонятно как смотреть…
Бежишь от проблем, злорадно говорил себе Саня, натягивая свитер прямо на голое тело, чтоб быстрей от этого всего – да на улицу, в их мокрый январь, который как незакрытый холодильник…
– Э, а завтракать?
О. Тоже не спит.
Голос плачет, а сама-то улыбается, даже сквозь стенку видно.
– Вчерашних младенцев не переварил еще! – гаркнул Саня в дверях.
– Младенцев?.. Личинок гоночного страуса?
Это было невыносимо – бегать от нее. Но встречаться и смотреть еще невыносимей. А вдруг она обманула их с папой и всё-таки ездила в Прагу?..
– Прости, мам, – сказал он лифту, когда тот закрылся. И, вылетев на волю, рассек дворовые лужи, как настоящий гоночный страус, бабульки у парадного только рты раскрыли. Похоже, они вообще никогда не спят. «Часовые любви», как называет их всё та же Юля…
Бабульки, думал Саня, прыгая по островкам асфальта. Все они были девчонками когда-то. И потом – девушками, как Юля, с вот этим всем. И потом – тетками. Молодыми, и просто тетками, и старыми, и…
И всё это – один и тот же человек? Девочка, девушка и бабулька? Как это вообще?.. Они же разные, дико разные, ну просто, ну… титанически разные. Как синица и дракон. И у всех у них сидит внутри кто-то один, и называет себя «я», и помнит всё, что было с ними со всеми. «Почему люди стареют?» – думал Саня, хоть и так ясно почему. И ясность эта была, как и про девочек, фальшивая, ничего не объясняющая.
Он уже довольно далеко ускакал от дома. Окна и фонари пялились на него своими желтыми глазищами, и чернота между ними, похоже, не собиралась светлеть. Эй, у нас утро будет вообще или как, хотелось спросить у них у всех. Хоть бы отражались по-человечески, а то всё вкривь и вкось – не фонарь в луже, а чья-то морда. Или хвост светящийся, или паук, или еще что. Так и в чертей поверить недолго.
Вокруг громоздился неопрятный многоглазый мир, в котором, оказывается, люди умеют сидеть дома и одновременно гулять где попало. Такому миру не стоит доверять, думал Саня, глядя на хмурые высотки проспекта Несгибаемых. Давненько он не был тут – с полгода, а то и год, пожалуй. Вон там торчала вывеска SuperEDA™ – уже нет. Рейдеры, видно. А вот тут пожар был. Три черных окна на третьем этаже…
Блин, про дезик забыл, вспомнил Саня и полез в барсетку, которую всегда носил с собой. Мужчина не должен пахнуть мужчиной даже в шесть утра. Вот Лёха этого не понимает. Как придет с треньки, как снимет свитерок… Ходячая биобомба. «Эх, Лёха-Лёха… Красава», – то ли подумал, то ли сказал Саня. Пиковая дама… Мда уж.
Он иногда говорил вслух, когда никого не было рядом.
Хотя как раз сейчас рядом торчала очередная бабулька. То ли «часовая любви», то ли кто. Только хмурая какая-то. Неудивительно: вон сколько сумок под фонарем. Кажется, она собралась нести всё это сама, как муравей…
Санины протестующие ноги тащили его подальше от нее, но потом подчинились и завернули к сумкам.
– Давайте помогу! – заорал он. (Сто пудов глухая, лучше сразу орать.)
– Что поможешь? – не поняла бабулька, глянув на него вострым глазом.
– Торбы дотащить! Ну, вещи!
– Что и куда ты собрался тащить?
– Э-э-э…
– И к чему так кричать, скажи на милость?
– Вон их сколько у вас, – буркнул Саня и покраснел.
– Так. Но отчего же ты решил, что это мои вещи?
– Не ваши?
– Любопытно, – она пристально смотрела на него («Как лазером», – подумал Саня). – Любопытно и забавно. Я еще никогда не требовалась для того, чтобы мне помогали. А впрочем…