Страница 10 из 15
Вообще-то, оружия в музее много – от пятидесятимиллиметрового ротного миномёта и «ШКАСа», снятого с самолётной турели, до разномастных винтовок. Каски, ржавые штыки, рубчатые рубашки от гранат – этого добра вообще не счесть. Конечно, всё оружие холощёное – с просверленными газоотводными трубками и стволами, залитыми сталью патронниками и спиленными бойками. А вот «особые фонды» – дело другое. В железном, запирающемся на амбарный замок ящике муж тёти Даши хранил мосинский казачий карабин с клеймом Императорского Тульского оружейного завода, укороченный «милицейский» наган 1925-го года выпуска. Имелись и боеприпасы: две полные обоймы к карабину, упакованные в клиновидные картонные пачки, три нераспечатанные пачки патронов из скверного рыхлого картона с годом выпуска «1939» да дюжины две патронов россыпью. К нагану прилагались четыре коробочки по четырнадцать тупоносых «маслят» в каждой.
Отдельно лежат две «лимонки» и ещё одна, незнакомой системы – похожая на толокушку для картофеля, с нарезанной мелкими ромбиками чугунной рубашкой. Запалы, как положено, вывернуты и лежат отдельно, в промасленных бумажках, стволы в масле, ухоженные, несмотря на видные невооружённым глазом следы износа.
Откуда такое богатство, нигде, кстати, не зарегистрированное? Тоже мне, вопрос! «Васенька с ними партизанил и вот, решил сохранить. – объяснила тётка, когда однажды решила посвятить племянника в тайну «особых фондов». – Хотел поначалу охолостить, как прочие стволы из экспозиции, но рука не поднялась. Проверка, обнаружится? А кто проверять-то будет? Он член партии, орденоносец, на отличном счету, с участковым Вась-Вась…»
Но сегодня её – как и меня, впрочем, – интересуют совсем другие вопросы.
– Как думаешь, племянник, что такое на улице творится? Лето посреди зимы, склады совхозные куда-то сгинули, телефон не отвечает, я проверяла.
«…значит, и телефон тоже? Я-то признаться, про него забыл…»
Я пожал плечами.
– Понятия не имею, тётьДаша. Есть предположение, но боюсь говорить – уж больно звучит… бредово.
– А ты не бойся. – подбодрила она меня. – Небось, не укушу.
– Если вкратце… вы читали Марка Твена, «Янки при дворе короля Артура»?
– И даже «Робинзонов космоса» Френсиса Карсака. – усмехнулась она. – Вон ты о чём, значит, подумал…
Мог бы и не спрашивать. Тётя Даша в свои пятьдесят с лишком на память не жалуется, а уж библиотечные книжки прочитала от корки и до корки. В том числе – и немногие имеющиеся образчики научной фантастики.
– Именно. – подтвердил я. – Вряд ли это Средневековье и, тем более, другая планета, но ведь радио-то ничего не ловит…
– Как и телевизор. Я проверила, пусто на всех каналах.
«…рассказать всё, как есть, без утайки – включая всё, о чём шла речь в серой мути? А заодно – признаться, сколько лет мне на самом деле?..
…может, и придётся, в конце концов. Но – точно не раньше, чем узнаю, где и, главное, когда мы оказались…»
– Силосохранилищ, как вы уже сказали, исчезли. И дорога какая-то… не такая. Я, конечно, близко не смотрел, мы пока вообще из дома не выбирались – но судя по тому, что видно из окна, по ней ездили только на телегах. Таких, с деревянными колёсами, знаете?
– Что не выбирались – это плохо. – подумав, ответила тётка. Я понимаю, страшно – но не вечно же нам тут сидеть? Ты вот что, Никита…
Она достала из ящика наган и пачку патронов к нему.
– Это тебе. Карабин пока пусть тут полежит, а револьвер в самый раз будет. Когда соберёшься выйти, осмотреться – прихвати. Стрелять-то умеешь?
– Справлюсь.
– Вот тут, смотри, такая шторка – откидываешь вбок и патроны по одному засовываешь в барабан. А чтобы извлечь стреляные гильзы…
– Спасибо, тётьДаша, с наганом я обращаться умею. В самом деле, лишним не будет. Кстати, дизель-генератор в клубе исправен? Когда я в прошлый раз приезжал, вроде, были какие-то проблемы…
– Тарахтит, слава Богу. Осенью электрик приходил, починил. Да я его уже запустила – иначе как бы вы радиолу слушали?
«…ну, я и болван! А тётка умница, быстро сориентировалась, вот что значит партизанская закалка…»
– Ты, племянник, вот что мне лучше скажи… – начала она, и тут в дверь музея постучали. Я вскочил, не забыв засунуть наган за пояс и прикрыть сверху свитером.
На пороге комнаты-музея возник Рафик.
– Никита-джан… – армянский акцент сейчас был особенно заметен. – Там на дороге телега с лошадью. Старая, как в кино, мамой клянусь! Люди слезли, во двор идти хотят. Ребята спрашивают – что делать, а?
VI
Незваные гости оказались мужиками неопределённого возраста – где-то от тридцати до пятидесяти. До глаз заросшие проволочными бородами, в бесформенных шапках, рубахах, подпоясанных один плетёным пояском, другой и вовсе куском верёвки, портах и лаптях с онучами. Крестьяне? Скорее всего, только уж очень несовременные. Но и на средневековых, особенно европейских, пейзан не похожи, обыкновенные крепостные мужики, века восемнадцатого-девятнадцатого. А может, и того раньше – в России в плане деревенского быта мало что менялось со времён царя Гороха.
Позади этой парочки держится пацанёнок лет двенадцати. Босой, нос в веснушках, в глазёнках – отчаянное любопытство пополам со страхом. Стоят, не решаясь пересечь ясно видимую границу «аномалии», там, где пыльная, но всё же зелёная трава сменяется раскисшей бурой глиной с почти уже оплывшими сугробами.
Я шагнул с крыльца навстречу «крестьянам». Рафик и Гжегош шли за мной. Они увидели, конечно, наган и теперь косились на меня с подозрением. Но вопросов не задавали – не время сейчас, не при посторонних.
Визитёры при виде нашей боевой тройки попятились. Тот, что постарше, мелко закрестился, и я с опозданием сообразил, что следовало, пожалуй, выйти одному.
– Чего хотели, люди добрые? – крикнул я. – Да вы проходите, не стесняйтесь. У нас тут, правда, не прибрано, уж извините…
И запнулся, увидев, что слушатели приоткрыли рты и смотрят куда-то поверх моего плеча. Челюсти у обоих отвисли, в глазах плещется неприкрытый страх. Тот, что стоял чуть впереди, постарше, снова торопливо закрестился.
Я бросил быстрый взгляд назад – и едва не расхохотался. Далия, ну конечно! Наша представительница солнечной Африки не сумела сдержать своё любопытство – и вышла на крыльцо. Вид у далии более, чем эффектный – ярко-красная «адидасовская» куртка, такие же спортивные штаны, что смотрится крайне эффектно в сочетании с тёмно-кофейной кожей; волосы, заплетённые мелкими косичками и, конечно, ослепительная, во все тридцать два зуба-жемчужинки, улыбка.
– Салют ле гастонз! – жизнерадостно заявила она и сделала гостям ручкой. При этом тонкие медные и латунные браслеты, во множестве украшавшие её запястье, мелодично звякнули. – Коман тале ву?[7]
Не знаю, чего они испугались больше – Далии, нашего, явно непривычного для них облика, общей непонятности ситуации – а только все трое молча повернулись и кинулись наутёк. И чего приходили, спрашивается? Ехали себе мимо, никто их не трогал…
Пацан и один из взрослых ломанулись через дорогу, в ельник; третий, тот, что крестился, запрыгнул на телегу, хрипло заорал и огрел лошадь кнутом. Та прянула с места и пошла рваным галопом; возница сидел, свесив ноги, кричал что-то и крутил кнутовищем над головой. Но упорядоченного отступления не получилось: перепуганная савраска прянула вбок, торчащая ось зацепила столб ограды – треск, испуганный вопль и телега с грохотом заваливается на бок. Оторвавшееся колесо ещё метров десять катится по дороге, пока не успокаивается в траве, на обочине.
Неудавшийся гонщик кубарем слетел в пыль, вскочил и, сломя голову, метнулся прочь. Рафик подскочил ко мне – глаза бешеные, руки трясутся от азарта.
– Никита, ара, дай револьвер, а? Я его сейчас…
Ну, не ожидал я от него такой прыти! Хорошо, успел в последний момент подбить вверх руку с наганом, который Рафик как-то исхитрился выдернуть у меня из-за пояса. Грохот выстрела, пуля уходит в белёсое небо. Беглец наддал, разом удвоив скорость, и с треском вломился в кусты на другой стороне просёлка.
7
(фр.) – Привет, ребята! Как дела?