Страница 1 из 56
Сергей Васильев
Распутин наш
Глава 1. На последнем рубеже
Эта книга – вторая в серии. Первая часть – Curriculum vitae – https://author.today/work/144167
Приземистый красный Lamborghini Aventador, рыча форсированным двигателем, летел по встречной полосе, одним махом стараясь обойти утреннюю пробку или хотя бы сократить расстояние до конечной цели. Послушно стоящие в правом ряду автомашины грустно дымили разогретым маслом, двигаясь со скоростью пешехода, и завистливо вздыхали на перегазовках вслед хищному силуэту.
Сидящая за рулем юная леди даже не смотрела на покорно застывший в очереди плебс. У неё на утро запланировано много дел и нет ни малейшего желания тратить своё время на бесполезное стояние, когда рядом с запруженной полосой пустует такая же встречная, свободная. Вайб! Утренняя доза качественного кокса вперемешку с декседрином приятно вскружила голову, подняла настроение и создала полное ощущение свободного полёта во времени и пространстве.
Слева по парковой аллее наперерез бежит сумасшедший, наверно, опаздывает на работу. “Нет, мужик, тебе точно не успеть.” Легкое движение ноги на акселераторе и Aventador прибавляет ход, прижимаясь ближе к веренице машин. Бешеная скорость размазывает доли секунды по лобовому стеклу, а из-за стоящего впереди грузовика лениво высовывает нос какая-то Audi. Её скучающий водитель перестраивается, открывая себе обзор, интересуясь, что там, впереди, и не подозревая о летящем с тыла метеоре. Жалобно завизжав низкопрофильной резиной, Lamborghini Aventador с глухим чавканьем боднул любопытную морду аудюшки. Словно бильярдный шар в лузу, та вылетела на тротуар, сбивая по пути собравшихся у перехода прохожих, а виновница аварии, разворачиваясь вокруг своей оси на триста шестьдесят градусов в неуправляемом режиме, “отрихтовав” корпус о стоящие следом автомобили, разбрасывая элементы обшивки и подвески, вылетела на противоположную обочину дороги.
Только что прилетевший в столицу и торопящийся к семье полковник Распутин спешил навстречу ничего не подозревающим пешеходам, среди которых мелькала куртка дочки и коляска внука, с содроганием сердца, как в замедленном кино, наблюдая смертельный танец летящего на всей скорости спорткара. Не доезжая метров двадцать до “зебры”, Lamborghini вильнул тюнингованным задом, двинул “плечом” стальную змею, разодрал правый бок, гася “первую космическую” скорость, встретился с колесом впереди стоящего “КАМАЗа” и, отрикошетив от него, перелетел через всю встречную полосу, приземлившись возле полковника. Затормозив каким-то неимоверным усилием, Григорий всё же крепко приложился к металлическому кузову, едва не перекатившись через низкий силуэт.
С противоположной стороны дороги доносился дикий шум. На тротуаре, там, где несколько секунд назад, стояла дочка с коляской, нелепо свесившись одним колесом на проезжую часть, разлапилась помятая аудюшка с открытым капотом. Вокруг нее суетились люди и слышались призывы срочно вызывать скорую. Ни дочки, ни внука среди стоящих на тротуаре не было, и воображение Распутина безжалостно дорисовало картинку произошедшего.
В разбитом спорткаре что-то шипело и потрескивало. Над капотом вился сизый дымок, а к запаху перегретого двигателя добавился резкий бензиновый. Повернувшись, полковник рывком дернул водительскую дверь. Послушно подавшись, она на удивление легко открылась и поползла вверх, обнажая салон, заснеженный содержимым разорванных подушек безопасности правой, пассажирской, стороны. На водительском сиденье, разметав длинные волосы, полулежала совсем молодая девчонка не старше двадцати пяти лет с безумными глазами. Она подняла голову, взглянула на полковника расширенными зрачками и глупо улыбнулась, нечаянно икнув. Пытаясь освободиться от мешающей подушки безопасности, владелица автомашины нараспев изрекла:
– Позвоните моему папе – генералу Бамбуровскому. Он всё чики-пуки уладит, а вас, – ее улыбка стала ещё шире, – обязательно наградят, если поторопитесь…
Услышанная фамилия, вся фраза произнесенная таким небрежно-вальяжным тоном, каким обычно отдают приказы швейцару, произвела эффект разорвавшейся гранаты. Перед глазами Распутина стремительно опустилась красная пелена, а грудь сжалась стальным обручем. Взявшись двумя руками за поднявшуюся дверь, Григорий с силой захлопнул её и прошипел, ловя ноздрями холодный воздух:
– Да гори ты в аду, отродье бамбуковское!
Больше ничего он сделать не успел – ни повернуться, ни отскочить в сторону. Вытекающий из порванных трубок бензин добрался до искрящейся электропроводки и негромко ахнул, разбивая взрывной волной стекла и заполняя огнем все пространство салона. Распутин почувствовал, как ноги отрываются от земли и он вместе с врезавшимся в него огненным облаком взвивается, но не падает, а продолжает подниматься все выше и выше.
Он летел вверх, а следом за ним – дикий крик горящего человека, и две мысли, боровшиеся между собой – удивление, что быстро и буквально исполнилось его желание, и досада, что все так нелепо и страшно обернулось.
Постепенно кроны деревьев слились в единый ковер, а домики превратились в игрушечные, ненастоящие кубики. Облака закрыли большую часть земного пространства, вытянулись белой скатертью до горизонта и в глаза брызнуло ослепительное, невероятно яркое солнце, пронизывающее насквозь, бьющее в мозг через закрытые веки. Крепко зажмурившись и закрыв лицо руками, полковник неожиданно ощутил резкую перемену. Торопливо открыв глаза, обнаружил себя сидящим у иллюминатора в салоне самолета, того самого, на котором недавно прилетел в Москву.
– Молодец, курсант! Орёл! Перешёл на новый уровень! Сам себе прокурор, адвокат, судья и палач! – раздался над ухом такой до боли знакомый, но почти забытый голос.
Распутин всем телом повернулся к соседнему сиденью.
– Артём Аркадьевич? А вы тут что делаете?
– Это ты что наделал, курсант! Что натворил, сукин ты сын! Одним махом перечеркнул всю свою биографию, всё, ради чего ты пролил столько слёз и крови!
Генерал Миронов был все тем же, каким его запомнил Григорий. Только от покровительственного добродушия не осталось и следа. Сдвинутые брови и пылающие глаза, глядящие исподлобья, заставили Распутина замереть и вжаться в кресло. Захотелось стать маленькой песчинкой и провалиться сквозь обшивку сиденья. Но изнутри огненным цветком произрастал гнев и острое чувство несправедливости. Волна, смешав два этих чувства, поднималась из глубины души, затапливала каждую клеточку естества и наконец вырвалась резкой, неожиданно колкой тирадой.
– Я перечеркнул? А у меня создалось впечатление, что это мою жизнь перечеркивают с завидным постоянством, сжигают адовым пламенем всё, что люблю, а я вновь и вновь остаюсь на пепелище. У меня тут 4 кубика с буквами Ж, О, П, и А. Всю жизнь, сколько себя помню, я пытаюсь, но никак не могу сложить из них слово СЧАСТЬЕ. Может вы, Артём Аркадьевич, один раз спустились бы с Олимпа и помогли снискать Рабу божьему Григорию обычный человеческий покой и семейный уют?
– Для покоя и уюта, Гриша, тебе надо было идти в собачьи парикмахеры, да и то с риском быть покусанным недовольным клиентом. Ты же, сучёныш, клятву давал “в какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далёк от всякого намеренного, неправедного и пагубного”[1], а ещё клялся “стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы”[2]. Все, Гриша! А не только те, которые посчитаешь нужными!
– Знаете что, Артём Аркадьевич…
– Охолонись, курсант!
В лицо Распутина ударила горько-солёная влага морской волны, захлёстывая глаза, забивая нос и рот, переворачивая вниз головой и таща в пучину. Изо всех сил взмахнув руками, он вынырнул на поверхность, жадно схватил воздух и осмотрелся вокруг. Серо-зелёные валы стремительно накатывали на каменистый берег, угрожающе рыча, бросались на скалы, ударившись и жалобно завывая, уползали обратно, увлекая за собой прибрежный мусор и обломки разломанной шлюпки. Григорий узнал это место. В детстве он отдыхал тут с родителями и, пренебрегая предупреждением взрослых, убежал купаться в шторм, залез в воду и потом никак не мог выбраться – откатывающаяся волна упрямо уносила его в открытое море.
1
Клятва Гиппократа.
2
Устав Вооруженных сил СССР.