Страница 17 из 20
– Я раскаиваюсь за содеянное и приму наказание, подобающее тяжести моего проступка. Пройду босиком в рубище от Эллисдора до Ульцфельда, если на то будет воля Хранителя. Раздам все имущество беднякам и больным, коих в наших землях в избытке. Но держать ответ за содеянное я буду только перед своими подданными, а не перед кучкой столичных церковников. Только вы, знающие своего правителя, можете меня судить!
Передние ряды, занятые аристократией и церковниками, молчали. Однако простолюдины одобрительно загудели. Привалившийся к колонне рядом с Фастредом старик в коричневом шапероне энергично закивал.
– Неужто лорд башковитый попался? – прокряхтел он. – Видит бог, в отца пошел. Правильно. Неча этим сыроедам зариться на нашенское.
Монах рассеянно кивнул, выражая согласие.
– Я не деспот и не тиран! Не по моей прихоти Криасморский союз трещит по швам! Не мои грехи низвергли Эклузум в пучину порока и стяжательства! – Герцог снова надел медальон и махнул рукой барону – тот посторонился, пропуская совсем молодую девушку с косами пшеничного цвета. Фастреду она показалась смутно знакомой. – Недавно ко мне пришла жительница деревни Гайльбро, что находится на юге близ монастыря Гнатия Смиренного. Она просила моей помощи, рассказала об ужасах и несправедливости, творящихся на моей земле, но о которых я и понятия не имел. Я хочу, чтобы вы сами выслушали ее, – Грегор поманил к себе девушку. – Эльга, прошу, расскажи этим людям все, что поведала мне.
Когда она поднялась на кафедру и встала подле герцога, Фастред ее вспомнил. Девчонка действительно жила в Гайльбро и была дочерью старосты. Монах помнил, что она много раз приходила в монастырь ругаться с настоятелем – неслыханная дерзость. Фастред на этих встречах не присутствовал и не знал, с чем был связан конфликт. Сам он в Гайльбро выбирался редко, но его собратья в деревню наведывались довольно часто. Несколько раз, как монах внезапно припомнил, туда отправляли целые отряды. Однако настоятель перед Фастредом не отчитывался, а вернувшиеся подробностями не делились.
Впрочем, когда Эльга начала рассказ, он все понял.
Суровую правду принять было нелегко – та обрушилась на него, словно обух. В голове грохотали угрозы, которыми настоятель Хелирий, со слов девчушки, буквально засыпал жителей деревни. Дочь старосты лгать бы не стала – ее слова можно было легко проверить. И Фастред не сомневался, что на этот раз правда оказалась на стороне жителей Гайльбро.
Впервые за годы, прошедшие со времен последнего похода на Спорные земли, он ощутил ярость. Поздно заметил, как сжал до побелевших костяшек рукоять своего меча, и торопливо одернул руку от пояса. Сердиться Фастред мог лишь на самого себя – столько лет прожить в обители и не замечать таких вещей! Впрочем, он не сомневался, что во многие дела Хелирий не посвящал его намеренно – опасно распускать язык перед известным правдорубом.
Стоявший рядом старик поправил грязный шаперон и укоризненно покачал головой:
– И ведь монахи… Монахи! Не разбойники или еще какие гацонские головорезы, а люди, что должны хлопотать за нас перед самим Хранителем! Кто же тогда будет их грехи отмаливать?
Фастред признал, что уже и сам не знал ответа на этот вопрос.
Закончив рассказ, девушка торопливо спустилась с кафедры и спряталась за спиной эрцканцлера. Герцог расставил руки по краям кафедры и подался вперед, внимательно заглядывая в глаза каждому, с кем встречался взглядом.
– Теперь вы понимаете, что творится, добрые люди Хайлигланда! Как доверять монахам, которые думают лишь о преумножении собственного богатства, а не о боге? И эти змеи в обличии праведников подчиняются не мне, не императору, а Эклузуму! Прохвосту Ладарию, который ест с золотых тарелок, пьет дорогое вино и творит бог знает какую еще непотребщину, пока мы здесь проливаем пот и кровь за союз! Пока ваши мужья и сыновья гибнут от рук рундских варваров!
Наконец-то зал по-настоящему зароптал. Возмущенные реплики все чаще долетали до ушей Фастреда. Монах плотнее запахнул плащ, опасаясь, что его раскроют.
– Если бы только это! – проревел Волдхард. – Великий наставник предложил мне сделку. Сулил прощение в обмен на жизнь смиренного праведника, – герцог показал на еретика Аристида. – Человека, спасшего жизнь леди Ириталь. Монаха, применявшего все свои знания во спасение людей. Ученого, задававшего слишком много вопросов Эклузуму, и за это приговоренного к смерти. Но за что же именно? За то, что не замарал себя грехом стяжательства? За то, что думал о людях?
– Что он сделал, ваша светлость? – выкрикнул кто-то из толпы.
– Ничего, за что следовало бы казнить, – ответил герцог. – Брат Аристид хотел вынести веру из золоченых храмов к людям! Перевел Священною книгу, чтобы ее могли читать не только в стенах Святилищ! И какая награда была за его труды? Эклузум сжег его переводы! Он боролся за то, чтобы вы могли обращаться к Хранителю без вездесущего взгляда наставников! И что в ответ? Эклузум клеймит его еретиком и злодеем, хочет его смерти. Но Хранитель спас его от гибели! И теперь я знаю зачем – чтобы вы услышали правду. Чтобы знали, кто борется за ваши души, а кто – за кошельки!
Прихожане закивали:
– Герцог дело же говорит!
– Верно-верно! И так ничего не поспеть, а когда грехи отмаливать?
– Долой антик! Негоже живым говорить на мертвом языке!
Грегор широко улыбнулся. Впервые за все выступление.
– Я тоже так считаю, – сказал он.
Фастреда передернуло. Он разговаривал с теми, кто читал труды Аристида, и долго размышлял над аргументами еретика. То, что проповедовал этот монах, гораздо лучше подходило реалиям северной жизни. Фастред даже допускал, что некоторые из размышлений еретика были весьма занимательны и, возможно, даже перспективны. Но Фастред никогда и никому не говорил об этом – он был правдорубом, но не идиотом. Ибо идиоты, облитые толстым слоем смолы, имели обыкновение очень ярко гореть.
– Я изучил труды брата Аристида и согласен с его изложением принципов веры, – заявил Волдхард. – Как бывший воспитанник Ордена, я знаю, о чем говорю. Как правитель Хайлигланда, я считаю своим долгом очистить нашу землю от каждого, кто посмеет пятнать имя Хранителя позорными поступками. Сегодня я, Грегор Волдхард, лорд Эллисдора и герцог Хайлигланда, объявляю Священный поход на свои земли. Я верну этой несчастной стране божью милость. И начну я с Гайльбро и обители Гнатия Смиренного.
Простолюдины взревели в экстазе. Брат Фастред, бледный как полотно, аккуратно спустился с постамента и начал осторожно продвигаться к выходу.
– Мы прекращаем соблюдать условия Криасморского договора. Мы больше не признаем власти Эклузума. – Шум практически заглушал голос герцога, но Фастреду его слышать было не обязательно – он и так узнал все, что хотел. – Отныне Хайлигланд независим. Я верну ему былое величие, – заключил герцог. – Хватит с нас подачек восточных лордов! Этот союз не принес нам ничего, кроме вреда.
Продираясь сквозь экзальтированную толпу к выходу, Фастред не видел, как в следующий момент Грегор Волдхард вытащил из ножен фамильный меч и встал на колени перед статуей леди Ириталь.
– Я, Грегор Волдхард, клянусь перед богом и своим народом очистить каждый клочок этой земли от тлетворного зловония империи. Я обещаю принести мир своей стране, пусть даже ради этого мне придется пролить кровь. Я снова сделаю Хайлигланд независимым королевством. – Произнеся последние слова клятвы, герцог поднялся на ноги и развернулся к застывшим с разинутыми ртами подданным. – Благословляете ли вы меня на это? Пойдете ли за мной, благочестивые жители Хайлигланда?
Ответом ему послужил одобрительный рев – столь громкий, что от этого жуткого хора затряслись каменные стены древнего храма. Церковники и аристократы молчали. Но до них взбесившейся черни дела не было. Люди славили герцога и угрожающе потрясали кулаками. Кто-то тут же принялся жарко молиться за здоровье Волдхарда.
Всего этого брат Фастред этого уже не слышал. Он дрожащими руками запрягал коня, торопясь в Гайльбро.