Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 9



Итак, Освальд встал на цветочную кадку и попытался заглянуть в одно из отверстий. На самом деле он не ожидал увидеть фальшивомонетчиков за работой, хоть и делал вид, что верит в них, когда мы разговаривали на дереве. Но если бы он узрел, как фальшивомонетчики заливают расплавленный металл в оловянные формы-полукроны, он не был бы так поражен, как сейчас.

Дырка, к несчастью, находилась слишком высоко, и сперва глаз детектива смог разглядеть только картину «Возвращение блудного сына» в блестящей рамке на противоположной стене. Но Освальд ухватился за оконную раму, привстал на цыпочки – и какое же зрелище предстало его взору?

Ни печи, ни низкопробного металла, ни бородатых мужчин в кожаных фартуках со щипцами и прочими инструментами; только стол, накрытый скатертью, а на нем – банка лосося, салат и пиво в бутылках. На стуле лежали плащ и шляпа таинственного незнакомца, а за столом сидели две младшие взрослые дочери соседа, и одна из них говорила:

– Знаешь, я купила лосося на три с половиной пенса дешевле, а салат-латук стоит на Бродвее всего шесть пенсов, представь себе! Мы должны как можно больше экономить на домашних расходах, если хотим в следующем году тоже поехать отдыхать в какое-нибудь приличное место.

Вторая девушка сказала:

– А мне бы хотелось, чтобы мы каждый год ездили отдыхать все вместе, пусть даже не в Скар…

Все время, пока Освальд смотрел, Дикки дергал брата за куртку, чтобы заставить уступить место и дать и ему тоже взглянуть. И как только девушка сказала: «Не в Скар», Дикки дернул слишком сильно, и Освальд почувствовал, что падает на кошмарную кучу больших цветочных кадок. Напрягая все силы, наш герой старался восстановить балансиров… Или как ее там – но она была безвозвратно утрачена.

– Добился своего! – сказал он Дикки и тяжело рухнул на кадки внизу.

Он слышал, как кадки трещат, грохочут и ломаются, а потом ударился головой о железный столб, поддерживавший крышу веранды, и ничего больше не помнил.

Вы, возможно, решите, что в этот миг Элис закричала: «Убивают!»

Если вы так думаете, вы мало знаете девчонок. Едва оставшись в одиночестве на дереве, она слезла и бросилась к дяде Альберта, чтобы обо всем ему рассказать и привести на помощь: вдруг банда фальшивомонетчиков окажется отчаянной и опасной! И как раз в тот момент, когда я упал, дядя Альберта перебирался через стену.

Элис не завопила, когда Освальд рухнул, но Дикки послышалось, что дядя Альберта сказал:

– Черт бы побрал эту ребятню!

Говорить так было бы нелюбезно и невежливо, поэтому надеюсь, что Дикки просто послышалось.

Соседи даже не вышли посмотреть, что там за шум, и дядя Альберта не стал дожидаться, пока они выйдут.

Он поднял Освальда, отнес бесчувственное тело юного доблестного детектива к стене, водрузил его сверху, затем перелез через стену, перенес безжизненную ношу в наш дом и положил на диван в отцовском кабинете. Отца дома не было, поэтому зря мы крались на цыпочках, выбираясь в сад. Освальда привели в сознание, перевязали ему голову и отправили спать, а назавтра на его молодом лбу красовалась шишка величиной с индюшачье яйцо, которая очень болела.

На следующий день дядя Альберта пришел и побеседовал с каждым из нас по отдельности. Освальду он наговорил много неприятного о том, что не по-джентльменски шпионить за дамами и лезть не в свое дело, а когда я начал рассказывать о том, что слышал, он велел мне заткнуться. Это было еще больнее шишки.

Освальд никому ничего не сказал, но, когда уже сгущались сумерки, тихонько улизнул, написал на клочке бумаги: «Мне нужно с вами поговорить» – и просунул бумажку в отверстие в виде сердечка в ставнях соседнего дома. Самая юная барышня приложила глаз к отверстию, потом открыла ставень и очень сердито спросила:

– Ну?

– Мне очень жаль, и я прошу прощения, – сказал Освальд. – Мы хотели быть детективами и подумали, что ваш дом наводнила банда фальшивомонетчиков, поэтому прошлой ночью подсматривали в ваше окно. Я видел салат, слышал, как вы говорили про лосося на три с половиной пенса дешевле, и я знаю, что совать нос в чужие тайны, особенно женские, очень бессовестно, и никогда больше не буду, если на этот раз вы меня простите.

Дама нахмурилась, потом засмеялась и сказала:

– Значит, это ты вчера вечером упал на цветочные кадки? Мы ужасно испугались, решив, что в дом хотят забраться грабители. Ну и шишка на твоей бедовой головушке!

Она еще немного со мной поговорила и сказала, что они с сестрой не хотели, чтобы люди знали, что они дома, потому что… Тут она замолчала и сильно покраснела.

– Я думал, вы все в Скарборо, ваша служанка так и сказала нашей Элизе. Почему вы не хотели, чтобы люди знали, что вы дома? – спросил я.



Дама покраснела еще больше, потом рассмеялась и сказала:

– Неважно, почему. Надеюсь, у тебя не очень болит голова. Спасибо за милую, мужественную речь. Во всяком случае, тебе нечего стыдиться.

Потом она меня поцеловала, и я не стал сопротивляться.

– А теперь беги, милый, – сказала она. – Я собираюсь… собираюсь поднять жалюзи и открыть ставни, пока не стемнело, чтобы все видели, что мы дома, а не в Скарборо.

Глава четвертая. Доброй охоты

После того как мы получили четыре шиллинга, выкапывая сокровища, нам по чести полагалось бы испробовать идею Дикки и ответить на объявление о леди и джентльменах, которые зарабатывают в свободное время по два фунта в неделю. Только сперва нам захотелось купить несколько очень нужных вещей. Доре нужны были новые ножницы, и она сказала, что потратит на них свои восемь пенсов. Но Элис возразила:

– Их должен купить Освальд, потому что это он сломал кончики ножниц, выковыривая шарик из медного наперстка.

Так все и было, хотя я почти забыл о сломанных ножницах. Но, с другой стороны, шарик в наперсток сунул Эйч-Оу.

Поэтому я сказал:

– Эйч-Оу виноват не меньше меня, почему бы ему не потратиться?

Не то чтобы Освальду так сильно не хотелось платить за паршивые ножницы, но он терпеть не может несправедливости.

– Эйч-Оу еще маленький, – заметил Дикки, а Эйч-Оу, конечно, возразил, что он вовсе не маленький, и дело чуть не дошло до ссоры.

Но Освальд знает, когда проявить великодушие, поэтому предложил:

– Давайте, я внесу шесть пенсов, а остальное пусть заплатит Эйч-Оу, это научит его аккуратности.

Эйч-Оу согласился: он не такой уж плохой мальчуган… Но после я узнал, что за него заплатила Элис.

Еще нам понадобились новые краски, а Ноэлю – карандаш и блокнот за полпенни, чтобы писать стихи. К тому же очень трудно удержаться от покупки яблок. В общем, мы истратили почти все деньги и решили ответить на объявление чуть позже.

– Надеюсь только, что там не наймут всех нужных леди и джентльменов, прежде чем мы раздобудем деньги на образцы и инструкции, – сказала Элис.

Я и сам опасался упустить такой прекрасный шанс, но мы каждый день просматривали газету, а объявление продолжали публиковать, поэтому мы решили не волноваться.

Когда все деньги кончились, кроме моих полпенни, двух пенсов Ноэля, трех пенсов Дикки и нескольких пенсов, сэкономленных девочками, мы устроили еще один совет.

Дора пришивала пуговицы к воскресной одежде Эйч-Оу. На свои деньги он купил ножик и срезал все пуговицы со своих лучших вещей. Вы просто не представляете, сколько пуговиц на одном только костюме! А Дора их пересчитала, и оказалось, что их двадцать четыре, в том числе маленькие не расстёгивающиеся на рукавах.

Элис пыталась научить Пинчера просить милостыню, но у него слишком много здравого смысла и он знает, когда у тебя в руке ничего нет.

Остальные пекли в камине картошку. Мы специально развели камин, хотя было довольно тепло. Печеная картошка очень вкусная, если срезать обгоревшие куски, но сначала ее нужно помыть, иначе весь перепачкаешься.