Страница 8 из 11
Я натянула чепчик поглубже, желая скрыться в нем целиком до пяток.
Как можно сравнить это убожество с теми павами, вплывающими в лавку?
Такое ощущение, что женщины в этом мире не работали, по крайней мере те, что были обеспечены. Их повседневные обязанности состояли из походов по магазинам и посещений салонов красоты.
Наша швейная лавочка, «лавка новинок», как она официально называлась, не являлась самой большой или модной. Но даже у нас в рабочее время не получалось присесть хоть на минуту, клиентки шли косяком. Мы бегали сломя голову, подавая посетительницам товар и силясь угодить их капризам. Хотя большинство и приходило за всякой мелочевкой типа перчаток, вееров, булавок, шляпок и прочих аксессуаров, у лавки были и постоянные клиентки, заходящие заказывать новинки.
Новинками назывались модные отрезы ткани, из которых хозяйка лавки шила для клиенток.
Наша нервная домомучительница слыла большой мастерицей и могла удовлетворить самые необычные капризы, от невероятного белья, состоявшего только из кружев и букетиков цветов, до бального платья со шлейфом, расшитым плоскими камнями, будто чешуя ящерицы.
За счет редких подобных заказов, которые не могли или не хотели выполнить иные магазины, и зверской экономии лавочка и умудрялась держаться на плаву при бешеной конкуренции. Только на одной нашей улице было не меньше пяти магазинов с новинками, не уступающих ни размером, ни ассортиментом, а зачастую и превосходящим.
Разумеется, вся мелкая, нудная, неприятная и грязная работа по пошиву, глажке, примерке, уборке, выдергиванию наметки ложилась на нас, пять хозяйских помощниц. Среди них я числилась самой последней, самой низко оплачиваемой и самой неценной. Поэтому зачастую все неприятные обязанности доставались мне.
Четыре помощницы-продавщицы щеголяли гладкими черными форменными платьями старших примерщиц, я же ходила в сером небелёном полотне.
Единственным моим украшением был белый фартук, надеваемый поверх повседневной серости и убогости, как я называла милостиво подаренную мне хозяйкой одежду. Разумеется, к одетой подобным образом обращались исключительно «подай-принеси». Некоторые посетительницы магазина даже не замечали меня, наступая на мои пальцы.
Одевались здешние жительницы превосходно. У них было для этого все необходимое – время, деньги и желание.
Ползая на карачках вокруг заказчиц, подкалывая подол или подавая собранный чулок, я с завистью нет-нет да и посматривала вверх на разодетых красавиц, представляя, как именно такие прелестницы окружают спасшего меня зверя, добиваются от него внимания и взаимности. Чтоб ему подавиться женскими прелестями!
Не было дня, чтобы я не вспомнила недобрым словом чудовище. Надеюсь, ему там икается, где бы он ни был!
Время от времени мне приходила в голову мысль: надо было брать деньги. Не потому что они гарантировали веселое, легкое и безбедное существование, а потому что один-единственный такой поход по магазинам новинок мог разорить кого угодно. И я злобно представляла обедневшее чудовище в потертом и разорванном фраке, с сальным галстуком, униженно просящим милостыню на улице. К моему неизбывному бешенству даже в моих злобных мечтах рванина безмерно шла чертовому засранцу!
В этом мире у женщин, имеющих покровителя, было все, а нам с хозяйкой приходилось вертеться и поспешать.
Именно поэтому меня снедала жгучая зависть к этим разряженным красоткам, прожигающим часы своей жизни в магазинах новинок, лениво перебирая воротнички и перчатки. Тогда как я и четыре старшие помощницы, не имея ни отцов, ни мужей, ни покровителей, должны были валиться с ног от усталости в конце рабочего дня.
Впрочем, у одной из продавщиц ухажер был. Рыжая зверолюдка, кокетка и вертихвостка, в свободное время бегала на свиданки. Но работу, сулившую ей кое-какую стабильность, она не бросала. Видно, ее тайный любовник не мог ничего ей предложить или не хотел.
Утро началось с небывалого наплыва клиенток. То ли день был выходной, то ли конец недели и содержанкам прискучило сидеть дома. Но с самого раннего утра, стоило дверям лавки открыться, покупательницы пошли косяком. К сожалению, несмотря на непрекращающийся звон входного колокольчика, призванного увеличить магазинную прибыль, клиентки только примеряли наряды и аксессуары, не спеша покупать. Кормили обещаниями подумать и «завтраками». Продаж не было, а продавщицы, и я вместе с ними, успели уже взмокнуть от беготни.
Я ползала на карачках, собирая с пола отвергнутые посетительницей перчатки, когда дверной колокольчик вновь разразился душераздирающим звоном, стараясь заманить в кассу хоть ржавый грош. И не умолкал несколько секунд, что означало внушительную группу клиенток.
Новая покупательница вошла в примерочную, где я ползала в коленопреклонённой позе, и зашуршала роскошным платьем, сбрасывая его с себя.
Я даже не соизволила подняться с пола, понимая, что меня все равно сейчас заставят расшнуровывать ботики и скатывать чулочки.
Пока клиентка не намеряется всласть, загоняв нас до смерти, не успокоится.
Платье упало на меня сверху, и я покорно переложила его на специальный стул с высокой спинкой.
Вниз полетели остальные вещи. Я ползала, прибирая, подавая и развешивая. Остальные продавщицы наперебой стали приносить модель за моделью, а покупательница – мерить, недовольно ворча: «Все не то! Это слишком убого! Это мне не идет! Дешёвка! Модель прошлогодняя! Неужели у вас нет чего-нибудь более достойного?»
Хозяйка и продавщицы вертелись около занавеси в примерочную, расхваливая красоту посетившей их скромную лавочку клиентки.
Потенциальная покупательница только кривила губы на их комплименты и морщила нос, рассматривая себя со всех сторон в тройное зеркало. Одна модель отвергалась за другой, выдавая в покупательнице крепкий орешек, которому трудно что-либо продать, или просто содержанку без денег, у которой сейчас финансовые трудности, и она все равно ничего купить не может.
Такие обедневшие клиентки были бичом маленьких лавочек. Отказаться от прежнего образа жизни они не желали, а транжирить деньги, как раньше, уже не могли. Компенсируя потерянные возможности изнуряющими примерками, они в конце концов так ничего и не покупали, а то и пытались под шумок украсть желанную вещь.
Штора за моей спиной заколыхалась. Я почувствовала это затылком, этакое отвратное ощущение мороза по коже.
– Ай-яй! Какой шалун, нельзя! – За шторой послышался шлепок. По шутливой фразе хозяйки я поняла, что покупательница пришла со спутником и это он попытался заглянуть в примерочную, надеясь урвать кусок вожделенной обнаженки.
Как я узнала из собственного опыта, мужчины в этом мире были несдержанны, избалованы женским вниманием и доступностью. Так или иначе все их сексуальные желания исполнялись, правда, взамен они готовы были исполнять все женские желания и не только желания, но и капризы. Поэтому отношения содержанка-содержатель не было чем-то необычным в этом мире. Спонсоры готовы были на многое, а содержанки на еще большее.
Любая зверолюдка, получившая подобное предложение, с радостью скакала, опередив спонсора, подписывать договор, в котором были оговорены все условия. Главное, чтобы ежемесячная сумма была побольше. Но лично меня от подобного выворачивало наизнанку. Против неволи восставало все мое нутро, заставляя вести себя почище дикого зверя и брыкаться, как необъезженная кобылица.
Не знаю, почему я столь страстно жаждала свободы? Эти чувства удивляли меня саму.
Насколько легче стала бы моя жизнь, плати за нее кто-нибудь, вместо этой бесконечной рутинной работы, тонны оскорблений, унижений и усталости, которая, похоже, стала моим повседневным спутником.
Видимо, я была слишком горда, чтобы унижаться еще больше, мне хватало того негатива, что я получала в лавке, потому в меня больше и не лезло.
А тем временем клиенты мужского пола, приводившие выгуливать в лавку своих содержанок, всегда были в поиске прелестниц поинтереснее и не гнушались даже гризеткой. О чем я узнала довольно странным образом: через защипанный до синяков зад. Но все равно, несмотря на дьявольский соблазн и чуть ли не ежедневные предложения, я наотрез отказывалась от подобного. Слишком часто я замечала среди клиенток брошенных и оттого сильно обтрепанных содержанок, за счет спонсора вкусивших лучшей жизни, а теперь влачивших жалкое существование.