Очень эльфийский подарок

“Щит! Навесной щит! Сейчас!” — зазвучал у меня в голове ментальный крик Ирлины.

Раздумывать я не стала: стремительно повернувшись, начала раскручивать вокруг всего корабля контур. Ещё немного, ещё чуть-чуть… Я почти закончила, когда мощнейший взрыв разнёс корму в щепы.

14

Ирлина

*

“Однажды дары фей погубят тебя. Они иссушат душу твою, вырвут сердце твоё из груди и заставят его, истерзанное, замереть. Королевская кровь, голубая кровь, кровь эльфов навек отравит тебя, и синие цветы станут тебе последними оковами…”

Я вздрогнула и проснулась, чувствуя, как пляшет энергия на кончиках пальцев, в любой момент готовая сорваться на защиту своей хозяйки.

Только вот кто защитит — от сновидений? От голоса, преследующего меня всю мою жизнь? От воспоминания, которое не отпускает ни на миг?

Я села на кровати и устало потёрла глаза.

Все ведьмы проходят посвящение. Это не секрет. Не зря нас называют примитивными магами! Сколько бы веков ни прошло, а по сути мы всё ещё остаёмся теми самыми жрицами, которые некогда хранили огонь первобытных поселений. Наша магия очень проста и очень сложна одновременно; она требует жертвы.

Подари себя миру, волшбе, стихии. Отдай всё, что есть, и немного сверху… Пусть у каждой посвящения проходят по-своему, но суть всегда примерно такова.

Каждая ведьма проходит через это несколько раз в жизни. Собственно, чем могущественней она, тем больше “порогов силы” ей придётся переступить. Испытание огнём и водой, землёй и воздухом, лесом и тропами… Но самое важное, то, на что хватает сил далеко не у каждой — поход за Грань, к тьме и смерти.

К Предвечной и слугам Её.

Это великая честь. И показатель мастерства. И повод для гордости.

Ведьма, побывавшая за Гранью, становится сильнее в разы. Её связь с потусторонним укрепляется, аура меняется. Она становится неприкосновенной для фоморов и нечисти, обретает способность слышать голоса природы, открывать любые замки, сбрасывать всякие оковы… В общем, достойные награды за смелость.

А ещё иногда, очень редко, ей открывают нечто из её будущего. Чаще всего — обстоятельства смерти. И вот считать это наградой или проклятием, я затрудняюсь сказать.

Кровь эльфов, голубая кровь…

Я решительно встала и подошла к иллюминатору. Впрочем, только для того, чтобы в очередной раз убедиться: берега сидхе-данан остались позади.

Значит ли это, что мне удалось обмануть судьбу? Возможно.

Как минимум, до поры.

Если бы кто-то только знал, как я боялась этой поездки. Видит Мора, никогда раньше не приходилось мне испытывать такого всепоглощающего, ослепительного страха перед будущим. Пусть ведьма и не должна страшиться смерти, но это пророчество, преследовавшее меня след в след, подтачивало волю, как вода камень.

Я почти не сомневалась, что визит к живописным эльфийским берегам мне не пережить. Но жива ведь! Может, пророчество было о чём-то другом?..

— Ирлина? У вас всё в порядке? Можно войти?

Ну-ну. Вот она, ещё одна моя головная боль.

— Входи.

Ирон проскользнул в каюту и склонил голову. Он сказал:

— С добрым утром… Хотя, с добрым вечером тут было бы куда как уместнее, — и улыбнулся мне, обезоруживающе, тепло и чуть лукаво.

Я и сама не успела заметить, как начала глупо улыбаться в ответ.

В этом и была проблема.

Когда принцесса сказала Ирону дословно следующее “Теперь тобой занимается Ирлина. Делай всё, что она скажет”, эльф воспринял это высказывание слишком буквально. И явно не в том ключе, в котором это предполагала сама Иэ.

— Быть может, вы хотели бы немного расслабиться? — спросил сидхе с искушающей улыбкой. — Вы поспали, но всё ещё кажетесь измождённой. Возможно, небольшой массаж…

Ох. Убейте меня.

Надо сказать: этот юноша — соблазн чистой воды. Возможно, по человеческим меркам слишком изящен и хрупок, но даже этот относительный недостаток сглаживает поистине сногсшибательное обаяние. Всю мощь которого Ирон бросил на меня. Причём не подумайте дурного! Никаких тебе лишних прикосновений, пошлых намёков или чар. Всё корректно и пристойно, даже слишком. Но… по правде, от этого стало только тяжелее. Так-то к нагловатой, чуть грубой манере ухаживания моряков и боевых магов я успела привыкнуть, выработать иммунитет. Да и, по правде, устоять оказалось легко: нахрапистое поведение со стороны мужчины меня не привлекало. Тот, кто сказал, что женщинам нравится наглость и напор, всё же был знаком далеко не со всеми женщинами…

С Ироном всё ощущалось иначе. Он был гибок, как лоза, сладок с лёгким оттенком горечи, как дикий мёд. А ещё в его присутствии я чувствовала себя… как бы так сказать… единственной на свете. Центром вселенной. Женщиной, окружённой заботой и поклонением, которую будут носить на руках. Причём последнее не метафора: эльф правда подхватил меня на руки, когда я случайно разлила реактив в лаборатории.

“Ноги миз не должны касаться грязи”, — пояснил он тогда.

И мне стоило огромных трудов уговорить его на это “миз”, доказав, что “госпожа” и “миледи” — это кто угодно, но только не я.

Парень был мил, обходителен, прекрасен, как картинка. Он помогал мне, консультировал по вопросам эльфийской магии и старался держаться поблизости. А я… Мне чем дальше, тем больше хотелось лезть на стенку.

Потому что, учитывая обстоятельства, поддаваться не стоило. А очень, очень хотелось.

Разумеется, я отдавала себе отчёт, что никакими романтическими чувствами тут не пахнет. Ирон цепляется за меня и старается очаровать, потому что это то, чему его всю жизнь учили. Он оказался один, среди существ, чья культура разительно отличается, и такая вот попытка обрести землю под ногами — это обычное дело. Азы менталистики. Конечно, чаще такое поведение свойственно женщинам. Но только потому, что в большинстве архаичных культур именно женщины воспитывались в подобном ключе. А так попытка очаровать того, от кого зависим, универсальна для любого разумного.

Я же, если честно, совсем не избалована мужским вниманием. Вот совершенно не. Детство, сколько себя помню, я провела с весьма строгой бабушкой. Которая любила обстоятельно поведать, насколько ужасны мужчины, и вполне могла выпороть меня за “кокетство” с ними. Насколько нужно быть на всю голову интересной, чтобы увидеть это самое кокетство в восьмилетнем ребёнке — это вопрос отдельный, очень риторический. С другой стороны, теперь, с высоты своего возраста, я немного понимаю и бабушку: когда твоя собственная дочь подбрасывает тебе нежеланного ребёнка на порог, неоднозначная реакция закономерна. Возможно. По крайней мере, она не утопила меня в реке и не придушила подушкой; полагаю, это уже можно счесть весьма счастливым концом.

Но не проходило и дня, чтобы мне не напомнили про “блудливое наследие”, “принесёшь в подоле” и “глаза опусти”. И вот опять же, теперь я понимаю, что у двухсотлетней бабки, на которую спихнули ребёнка, деменция в сочетании со злостью могут вызвать ещё и не такой эффект. Но всё равно на моём восприятии себя, мужчин и прочего такое воспитание сильно сказалось.

И по сей день продолжает сказываться, что уж там.

Когда мне было тринадцать, у меня выявили ведьминский дар и, с высочайшего дозволения ближайшей родственницы, забрали жить в Ковен. Более того, довольно скоро мне повезло оказаться девочкой на побегушках при самой Верховной. Что вообще-то отличный результат для такой соплюшки, но оставляет мало времени и возможности на всякие милые радости вроде свиданий и мальчиков. Да и госпожа Дорлина это не то чтобы прямо запрещала, но не слишком одобряла. Она выросла во времена, когда девственность теряют с суженым, а не, как она выражалась, “вот это вот всё”.

Ну а потом была работа на секретную службу Радужного Дома. И муторное дело об отравлении одного из высоких вельмож, в ходе которого я познакомилась с принцессой. Когда она предложила мне должность в своей команде, я тут же ухватилась за этот шанс.