Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 31

Это один из важнейших нюансов смысловой формы информации. То есть огромный массив информации может восприниматься сознанием в каком-то схематичном виде (при всей очевидности этого понятия, невозможно дать ему чёткого определения). Для «обработки» информации в таком виде не требуется «больших мощностей», но, тем не менее, такая способность позволяет правильно реагировать на внешние воздействия. Заметим, что и у взрослых людей основная масса информации об окружающем мире представлена в каком-то схематичном, упрощённом виде. Но, во-первых, эти «упрощения» таковы, что могут, при необходимости, развиваться и уточняться, а во-вторых, такое восприятие мира вовсе не усложняет, а напротив, невероятно облегчает ориентацию во всём многообразии информационных воздействий.

***

Кстати, упрощённые детские знания о зайчиках-мишках-лошадках-коровках, получаемые через игры и сказки, хотя слишком далеки от реалий, вовсе не являются какими-то несерьёзными знаниями. Именно они создают в сознании нечто вроде определённой структуры, которая позволяет осваивать окружающий мир. Лев Толстой утверждал, что за первые пять лет своей жизни он познал больше, чем за все последующие годы.

Важность детских игр для развития человека нельзя не заметить, и на это обращали внимание многие известные личности. В частности, русский педагог и писатель Антон Семёнович Макаренко отмечал: «Каков ребёнок в игре, таков во многом он будет в работе, когда вырастет». Польский писатель Корчак утверждал: «Многие детские игры – подражание серьёзной деятельности взрослых». Известный немецкий поэт и драматург Шиллер лаконично заметил: «В игре детей есть часто смысл глубокий». То есть, детские сказки, игры и прочие забавы по большому счёту не пустое развлечение, а специфическая и очень эффективная обработка информации об окружающем мире.

***

Конечно, не только интерес побуждает сознание к познавательной деятельности, ведь, например, познание людьми законов природы это просто жизненная необходимость, которую игнорировать невозможно. Но главная особенность интереса в том, что он как бы инициирует творческую составляющую познавательного процесса. Нереально познать наш мир посредством некоего подобия последовательной записи в мозг какой-то заранее определённой информации. Мир слишком разнообразен, и ориентироваться в нём можно только посредством творческого осмысления различных, зачастую не связанных между собой информационных воздействий. Проще говоря, познание через интерес – это познание творческое, не «прямолинейное». Отсюда столько «причуд» в этой естественной особенности. И едва ли не самая главная в своей нелогичности «причуда» – это интерес к «ненужной» информации. Но ведь творчество, как мы неоднократно отмечали, невозможно «впихнуть» в какие-то жёсткие правила; при этом процессе приходится «перемалывать» много «пустой породы», и никогда нельзя заранее точно сказать какая информация «нужная», а какая нет.

Вообще, в психологии интерес определяется как состояние, побуждающее к познавательной деятельности. И снова заострим внимание на том, что невозможно заранее определить, какая именно информация является «нужной» для «познавательной деятельности», а какая «ненужной». Разве могло бы человечество выделиться из животного мира, если бы никто не заинтересовался ненужными на данный момент способами нанесения наскальных рисунков, красотой строения растений, «магией чисел», и прочими «бесполезными» вещами? Конечно, далеко не каждый человек, занимающийся чем-то практически бесполезным, сделает в конечном итоге значимое открытие, – большинство подобных занятий действительно оказываются «пустыми». Но если бы не было самого этого явления, – интереса к познанию чего-то отвлечённого, не связанного с практической деятельностью, – то вряд ли вообще были бы возможны как научные открытия, так и само развитие человечества.

***





Русский учёный Владимир Иванович Вернадский сказал следующее: «Я вполне сознаю, что могу увлечься ложным, обманчивым, пойти по пути, который заведёт меня в дебри; но я не могу не идти по нему, мне ненавистны всякие оковы моей мысли, я не могу и не хочу заставить её идти по дорожке, практически важной, но такой, которая не позволит хоть несколько более понять те вопросы, которые мучают меня… И это искание, это стремление – есть основа всякой научной деятельности».

И такая особенность сознания – невольная склонность «увлечься ложным, обманчивым» – вовсе не является каким-то дефектом нашей психики. Нельзя забывать, что о творческом процессе определённо можно сказать, пожалуй, только одно: если этот процесс и приведёт к желаемому результату, то это произойдёт только после рассмотрения множества ложных идей, а также возникновения и выявления множества ошибок. «Нужно иметь в голове великое множество разнообразнейших идей, чтобы родить одну хорошую», – заметил французский писатель Луи Себастьян Мерсье.

***

Как бы то ни было, нельзя не обратить внимания на то, что интерес у человека возникает, в большинстве случаев, к чему-то ещё непознанному; иначе говоря, у сознания есть потребность познавать мир. Процитируем некоторых известных личностей. Французский поэт Поль Валери заметил следующее: «Охотнее всего мы говорим о том, чего не знаем. Ибо об этом-то и думаем. Сюда направлена работа мысли». Русский писатель Александр Грин сказал об этом в другой форме: «Потребность необычного – может быть, самая сильная после сна, голода и любви». А что может быть необычным? Только то, что не познано, что не вписывается в рамки наших представлений. Общественный деятель и писатель Древнего Рима Плиний Младший сказал об этой особенности человеческой натуры предельно ясно: «Люди по своей природе любознательны; и ничем не прикрашенное знакомство с фактами прельщает даже тех, кто с удовольствием слушает болтливые небылицы». Английский критик и философ Уильям Хеззлет отметил следующее: «Перестав быть спорной, мысль перестаёт быть интересной». Французский философ-гуманист Монтень фактически утверждал, что отсутствие интереса это ненормальное явление: «Пытливости нашей нет конца, удовлетворённость ума – признак его ограниченности или усталости».

Альберт Эйнштейн назвал стремление к познанию «бегством от удивления» (хотя, удивление и интерес это, в общем-то, одно и то же, разные оттенки одного и того же явления). Но это высказывание как-то совсем не отражает ту могучую силу, которую иногда приобретает такое стремление. Гораздо точнее его характеризует известная пословица «Охота пуще неволи». И уж, совсем круто выразил эту мысль Некрасов: «Мужик что бык: втемяшится / В башку какая блажь, / Колом её оттудова / не выбьешь…» (Напомним, что только такое объяснение своим действиям могли дать мужики, выясняющие, «кому живётся весело, вольготно на Руси».)

***

Обратим внимание, что интерес вряд ли мог бы приносить какую-то пользу в познании мира, если бы он не был достаточно «мощным» чувством, таким, которое подавляет «рациональные» влечения и заставляет человека поразмыслить над чем-то отвлечённым. Ведь, как мы отмечали в вышерассмотренной второй особенности, для достижения результата при творческом труде надо затратить уйму сил и времени. То есть, интерес просто «обязан» быть настолько сильным чувством, чтобы оно могло полностью овладеть человеком и «не отпускать» его до тех пор, пока этот интерес не будет удовлетворён. Масса научных открытий, да и просто полезных вещей, было сделано именно по причине того, что человек просто не мог «оторваться» от интересующей его темы пока не решит всех вопросов по ней. Конечно, поступок некрасовских мужиков даже при успешном исходе не мог привести к научному открытию, но нельзя не учитывать того факта, что никто заранее не может сказать, какая тема исследования перспективна, а какая нет. И бесперспективность творческого исследования какой-либо темы может быть выяснена только посредством этого самого исследования. К сожалению, многочисленные «пустые» исследования являются неизбежным побочным эффектом процесса развития человечества.