Страница 36 из 39
Сперва Вадиму казалось, что он просто подарит немного внимания осторожной юной фее. Он стал чаще заходить именно в эту столовую, вежливо улыбался знакомой девушке, интересовался здоровьем и настроением, а перед выходом в рейс взял у неё номер телефона.
Дина научилась ждать звонка и вести задушевные разговоры по телефону. А когда Вадим вернулся в город и встретил её у служебного входа столовой — бросилась ему на шею. Но окончательно всё решилось не в тот момент радостной встречи. Через несколько месяцев родственница, у которой жила Дина, умерла, девушке нужно было возвращаться в родную деревню. Что тут поделаешь? Вадиму прилетел из родного города по первому звонку, выслушал, отогнал все страхи, утешил, снял для Динь-Динь квартиру.
Дина поняла, что она не единственная не сразу и не вдруг, а кода это стало для неё очевидным, была беременна. Упрекать того, кто превратил её в сказочную фею, она не смела. Её мужчина и отец её ребёнка был жизнерадостным и добрым. Он не имел привычки бить женщину, да что там говорить, он голоса никогда на неё не повышал.
Вот и сейчас, когда Вадим, проводив Кристину, обернулся к ней, Дине, он не замахнулся и даже не прикрикнул. Сказал устало:
— Давай собирайся, поехали.
Дине с Алинкой и собираться не пришлось — налегке прибыли — они чинно попрощались с родителями Вадима, пообещав обязательно заехать «прямо завтра», и вышли вслед за Вадимом.
Вадим привёз их в полупустую пыльную квартиру, в которой, наверное, недели две никто не убирался. Дина тут же взялась наводить порядок. Вадим следил за ней, сидя за кухонным столом и отбивая пальцами рваный ритм. Дина пыталась оставаться феей, чувствуя на себе этот свербящий взгляд. Она понимала, что её сравнивают с той, другой, и ходила по квартире, робко потупив взгляд — чувствовала себя виноватой. Столько лет она была безоблачно счастлива, принимала и дарила, а молчаливое знание таилось где-то в сердце червоточинкой. Она должна была и дальше просто жить, словно бы не замечая ничего, не болея душой, не мечтая о несбыточном. Зачем она проверяла и перепроверяла чужой паспорт, запоминая адрес прописки и радуясь девственно чистой страничке о семейном положении? Зачем подслушивала разговоры, которые не предназначались для её ушей? И телефон… Зачем она полезла в него? Она долго носила с собой выписанный на тетрадный листок номер, перекладывала бумажку из сумочки в карман джинсов, из кармана — в шкатулку с бижутерией. Эти десять цифр мозолили глаза, разъедали, обесцвечивали жизнь, словно на красивый яркий подол платья плеснули нечаянно «белизной». Откуда пришла к ней решимость, чтобы взять и позвонить Вике? И опять, и снова: зачем?! Неужели у неё была какая-то глупая надежда на то, что после разговора с незнакомой женщиной, которая вдруг прозреет, узнает правду, почувствует похожую боль, ей самой станет легче? Так вот — легче не стало…
Внутри у Дины всё оборвалось, когда Вадим вернулся из рейса и заглянул только за тем, чтобы пять минут поболтать с Алинкой, а потом уйти, даже не взглянув на неё, свою фею. В момент, когда за ним захлопнулась дверь, Дине показалось, что сердце остановилось и она умирает. Но нет — отдышалась и, значит, надо было как-то жить дальше, что-то делать… Она побежала за ним, схватив дочь за руку и побросав в сумку документы, где за обложкой свидетельства о рождении был спрятан ещё один листок — с адресом прописки Вадима.
Как выяснилось, Вадим был прописан у родителей. Приняли их с дочкой там хорошо, по-доброму. И на какое-то мгновение показалось, что всё обойдётся. Страх к Дине вернулся, когда к Тимофеевым пришла Кристина, заявив с порога, что она хочет остаться здесь навсегда.
Девочки… Сёстры по отцу… Они вроде бы и похожи не были: светлая до прозрачности Кристина и яркая кареглазая Алинка. Только если очень присмотреться, можно было отыскать что-то общее в овале лица, манере поджимать губы. И вроде бы Дине уже между делом рассказали, что Вика, не дожидаясь объяснений и сама ничего не объяснив, вышла замуж, тем самым уступив дорогу. Но… но разве возможно без трещин склеить то, что разбила своими руками? Дине так хотелось верить в благополучный исход, и в то же время она укоряла себя тем, что посмела пойти поперёк воли мужчины. Как в таком случае заслужить прощение? Чем оправдаться? Дина знала только один способ — нежность, любовь, покорность. Способ этот был древний, как сама жизнь, но оттого не потерявший своей извечной силы.
И она, не спрашивая ни о чём, последовала за Вадимом, когда он позвал за собой, потом хлопотала по дому, виновато склоняя голову, привычно потупив глаза. А Вадим вдруг поднялся и стал помогать ей: расстелил на полу лежавший у стены небольшой круглый ковёр, выдвинул ящик комода. Дина приняла у него из рук стопку пододеяльников и простыней, бельё было накрахмалено, отглажено, и ей захотелось выкинуть то, к чему прикасались руки другой женщины. Она пообещала себе, что сделает это, лишь бы только пережить уходящий день и надвигающуюся ночь.
— Я за продуктами, — объявил Вадим, обуваясь у двери в прихожей.
— Нет! — выкрикнула Дина и тут же стушевалась, залилась краской.
— Боишься, что не вернусь?
Динь кивнула, вымученно улыбаясь.
— Вот дурёха, — с лёгкой усмешкой упрекнул её Вадим. — Куда же я денусь…
Дина в немой мольбе прижала сцепленные ладони к груди.
— Одевайтесь, вместе съездим, — сдался Вадим.
Шопинг успокаивает, если, конечно, не экономить. Вадим тратил широко, явно любуясь, как Дина и Алинка суетятся у прилавков, выбирают продукты, а потом дома ещё раз всё перетряхивают и осматривают покупки, доставая из пакетов. Дина искоса бросала на Вадима тёмный взгляд, силясь поверить, что, действительно, этот мужчина никуда от неё не денется.
***
Рядом с Вадимом едва слышно вздохнула женщина, даже во сне судорожно цеплявшаяся за его ладонь. Ему всегда, с самого первого дня знакомства, было жаль её. Дина, когда к ней обращались мужчины, вбирала голову в плечи и выглядела забитым несчастным зверьком. Приручить такую, заставить её улыбнуться, довериться было непросто. Он сумел. Но всё равно иногда видел, как она ёжится и прячет глаза от безотчётного страха. Тем удивительнее было, как тихая и послушная Динь-Динь сумела прибрать всё к рукам. Впрочем, и Вика, неторопливая, рассудительная Вика, оказалась на редкость предприимчивой. Кто мог ожидать от Виктории таких скоропалительных решений? Просто-таки выскочила замуж, по-другому и не скажешь. Женщины… Они всё решили за него. Но Вадим не чувствовал обиды на судьбу, тоже, между прочим, женщину, и с непростым характером.
О просьбах, приказах и врачебных рекомендациях
Наверное, Виктория была латентным жаворонком: она снова легко переключилась на больничный режим, когда будят в шесть утра, а отбой в девять вечера. В понедельник Вика проснулась ещё до подъёма. Было слышно, как ходят по коридору медсёстры, подготавливая всё необходимое для утренних процедур. Вязкая полудрёма не отпускала, воспоминание об уикенде путались со сном. А снился Алекс. Когда просыпалась, была уверена, что он тут, рядом, только руку протянуть. Выпутавшись из сна, вспомнила, что уже четвёртый день и третью ночь как лежит в больнице.
Вика поднялась с кровати, но свет включать не стала. В темноте лучше вспоминалось. Волнительной выдалась минувшая суббота:
забор анализов и врачебный обход, который в областном перинатальном центре даже в выходной день проходил гораздо торжественнее, чем в их небольшой городской больнице;
завтрак и обед, ни по виду, ни по вкусу не отличавшиеся от привычного детсадовского меню;
путаный разговор с Вадимом, когда сказано слов десять, не больше, а передумано и решено на долгие годы вперёд;
Алексея — долгожданного гостя, который сначала заглянул в окно третьего этажа, немного испугал, удивил, спутал все планы и только потом вошёл через дверь.
Она собиралась отчитать мужа по всем статьям. Во-первых, за нервы, которые она потратила, переживая за эквилибристику без страховки. Во-вторых, за собственную ложь. И ведь предупреждали, что ей в мужья достался инфантильный эгоист в чистом виде. Для кого были устроены эти показательные выступления на виду у всей больницы? Что за желание покрасоваться?! Ведёт себя как подросток! Несерьёзный! Несолидный! А она, между прочим, почти против собственной воли назначила его отцом своей младшей дочери.