Страница 18 из 39
— Вот видишь, бабулечка Лизочка, этот винт будет держаться за ёлкину ногу.
— Уж вижу, и бедную ёлкину ногу особенно, — горестно покивала головой бабулечка Лизочка, — как ты на деда своего похожа, тот тоже за всё хватался, чего не умел…
Елизавета Павловна, вспомнив покойного мужа, горестно махнула рукой. Девочка, шестым чувством угадав, что её вовсе не похвалили, засопела над своей поделкой и каким-то хитрым образом закрепила её на стволе дерева.
Когда ель рухнула в третий раз, пол был уже усеян обломками веток и хвоей. Кристина безнадёжно испортила своё нарядное платье пятнами смолы, но хозяйственных рук не опустила.
— Может быть, дождёмся мужчину? — осторожно спросила девочку самая старшая и опытная из присутствующих женщин.
— Это ты про маминого полицейского? — подозрительно сощурилась Кристина.
«И дочь туда же, — сделала выводы Виктория, наблюдавшая за происходящим с кровати, — надо же! Мамин полицейский».
— Это моя ёлка! Я сама! — гордо провозгласила Кристина Вебер.
Виктория узнала в маленькой феминистке себя.
Когда живёшь с тем, кто большую часть года в море (или, как теперь выяснилось, в параллельной семье, с которой ты не пересекаешься) приучаешься надеяться только на свои силы. И о какой борьбе за свои права можно говорить, когда самостоятельности у тебя так много, что и хотелось бы отдать часть, переложить на кого-нибудь заботы, а не на кого. Вбить гвоздь в стену, починить капающий кран — твои проблемы. Поход в кино — с подругами. В ресторане побываешь только на выпускном у подготовишек, с родителями, детьми и аниматором в костюме свинки Пепы. В салоне красоты появишься для того, чтобы сногсшибательно выглядеть на утреннике в детском саду. Полная независимость. Кристина тоже примеряла на себя такую жизнь, росла деловой и самостоятельной.
Елочку так и не поставили, облезлая и измученная, окончательно охромевшая, она слегла. Её нарядили в лежачем состоянии. Заглянувший на огонёк Алексей Половцов, поняв, чьих рук это дело, оценил креатив высоко, похвалил дизайнера. Кристина на него даже не посмотрела, включила игнор, вместе с планшетом прилегла на соседнюю кровать и, отвернувшись к стене, под взрослые негромкие разговоры о погоде незаметно заснула. Защитник правопорядка предупредил присутствующих, что будить детей в новогодний вечер — преступление. Спорить с ним никто не стал.
Далее Алексей на полном серьёзе рассказал, как накануне они выезжали на кражу и при попытке проникновения в частный жилой дом был задержан с поличным Дед Мороз. Сейчас идёт следствие, дедушка в КПЗ, поэтому попросил его, Половцова, разместить несколько коробок под ёлкой семейства Вебер. Подарки ровной шеренгой по одному легли рядом с ёлкой. Но загоститься Половцову не позволила работа. Прочитав очередную эсэмэску, он посетовал на то, что преступный мир не дремлет и ему не велит, пожелал Елизавете Павловне и Виктории Петровне здоровья и счастливого Нового года, себе пожелал спокойной ночи и счастья в личной жизни, лихо опрокинул в себя чашку остывшего чая, закусил конфеткой и ушёл.
В палате, как в той загадке, остались две мамы, две дочки, бабушка и внучка.
Дочка-внучка, накрытая пледом, сладко спала, а две мамы, немного подумав, распаковывать подарки решили утром вместе с Кристиной, потому что разворачивать хрустящую обёртку и открывать коробки гораздо интереснее рядом с ребёнком, который ещё умеет визжать от восторга и звонко хлопать в ладоши от радости. Дети способны заражать окружающих искренней верой в чудеса.
А пока Елизавета Павловна расправила льняную салфетку с собственноручно вышитыми в уголках веточками омелы и начала накрывать праздничный подоконник.
— Молодец, Алексей, всё доставил, — она извлекла из пакета контейнеры и судочки.
— На еду даже смотреть не могу, — пожаловалась Вика.
— Тогда бери пример с дочери: отвернись к стеночке, ладошку — под щёчку и спи. Я и одна президента послушаю, а потом рядом с Кристиной пристроюсь. Выспимся как следует.
Вика сделала так, как ей советовала мама, сосчитала до тысячи, но сон не шёл.
— Маам? — потревожила она Елизавету Павловну, смотревшую какой-то советский фильм по внучкиному планшету.
— Что, моя лапочка?
— Почему ты не ругаешь меня за этот глупый роман? На тебя не похоже.
— Ну, во-первых, я пока романа не вижу, ни глупого, ни умного.
Виктории, так и лежавшей лицом к стене, было слышно, как её мама улыбается.
— А во-вторых? — она решила идти до конца и выяснить отношение своей строгой мамы к происходящему.
— Во вторых, много всего, — Вика услышала горестный вздох. — Почему-то сегодня со мною не поздоровалась Оксана Михайловна, посмотрела холодными глазами. С чего бы?
Вика не стала ничего объяснять, её мама не стала настаивать на откровенности. Они пару минут помолчали, а потом Елизавета Павловна продолжила размышлять вслух:
— Если всё у вас с Вадимом гладко, никуда ты от него не денешься. А мужское внимание… Мужу полезно знать, что жена у него — красавица и держаться за неё надо крепко. А тут… Какой матери понравится: он мурыжит, ведёт время, второй ребёнок в проекте, а о том, чтобы оформить отношения, даже речи нет. А этот Алексей прямо говорит — женюсь.
— Кому он такое говорит? — вскинулась Вика, привстала с кровати, обернулась, с укором посмотрела на маму.
Но Елизавету Павловну отработанные воспитательные взгляды не сбили с настроя, она сама педстаж имела солидный и потому говорила твёрдо, гнула свою линию:
— Мне. В первый же день, как познакомились, так и сказал. Вроде как благословения попросил.
— Глупость какая, мама! У меня за спиной! Как ты можешь?!
— Ну как же за спиной, вот, рассказываю. И не бойся, без твоего согласия не выдам.
Елизавету Павловну, очевидно, забавляла ситуация, она шутила, а Виктория, не найдя нужных аргументов, растерялась:
— Так же нельзя. Так не бывает, — пролепетала она.
— А как бывает? Я же видела, какая ты была в тот день, когда мы тебя в больницу провожали. На тебе лица не было. Ни сил, ни надежды. А вечером, как появился твой Половцов, ожила, перестала в пустоту смотреть. Я и решила: человек он вроде бы неплохой, пусть попытает счастья.
— Это ты меня счастьем считаешь?
— Тебя. Ты как раз та жена, что дороже жемчугов, и только такой идиот, как Вадим, этого не ценит. А мальчик этот простоват, конечно…
— Мам, ну какой мальчик, к тридцати, наверное. И простые академий не заканчивают и карьеру в полиции не строят, — зачем-то бросилась на защиту «мальчика» Вика.
— И хорошо, что не так прост, как кажется, тебе с ним не скучно будет.
— С вами не соскучишься, — Виктория уже пожалела, что начала этот разговор, они с мамой никогда всерьёз не ссорились, но и сходились во мнениях тоже нечасто. Так и оставались каждая при своём. Обиднее всего бывало, когда мама оказывалась права.
Ночными новогодними разговорами, как это ни странно, Виктория нагуляла аппетит. Надо было пользоваться, пока организм разрешал. Вика села в кровати и попросила подать себе чего-нибудь эдакого.
Ох уж эти мамины новогодние пельмени. Лёгкой такую еду назвать нельзя, но как же вкусно. Получив в руки тарелку, Вика вспомнила дружные пельменные вечера. В их семье принято было пельмени и вареники лепить вручную, не используя формы, ускоряющие процесс. И никуда не денешься, такова семейная традиция — стоять локоть к локтю, смотреть, как проворно работают родные руки, и стараться не отставать. Мука лёгким облаком поднимается над столом, оседает на лицах, добавляет чуть сладковатый привкус добрым шуткам и сплетням. И каждая из стряпух лепит сообразно своим умениям и чувству прекрасного. Так тётушка Вики Маргарита Павловна создавала пельмени с толстым витым краем, крупные, продолговатые, похожие на лапти. Елизавета Павловна предпочитала нарезать тесто маленькими квадратами, заворачивая комочек фарша в "косыночку". И в этот раз тонкое тесто забавно топорщилось уголками, но ни один шовчик не разошёлся. Была у них и другая давняя традиция: начинить одну из пельмешек вместо фарша дроблёным орехом с мёдом, а вторую — горошинами чёрного перца. И что судьба преподнесёт за праздничным столом, того и следует ожидать в наступающем году. В этот раз сочная и нежная начинка ничуть не жгла нёбо: оберегая свою Викусю, Елизавета Павловна не положила специй, может быть, только в бульон была брошена горошина душистого перца. Вика ела и жмурилась от удовольствия.