Ты будешь умолять

Да мы ссоримся каждый день.

Папа уверен, что я упираюсь из глупости, а я злюсь, что он постоянно мне выговаривает за тот разговор с Мазуром. Замкнутый круг, если учесть что я не просила Виталия напрямую отговорить отца. Тот лишь намекнул, что может помочь, а я с дуру повелась. Не надо было с ним вообще заговаривать.

Беру ноутбук и сажусь за кухонный стол с полной чашкой горячего какао. Надо проверить почту, вдруг там есть письма от моих учеников, с которыми мы договорились быть на связи.

Загружаю браузер, и слышу негромкое покашливание сзади.

– Спасибо за одежду.

Оборачиваюсь и взгляд натыкается на моего нового сожителя. Широкие плечи обтянуты черной футболкой с надписью No Pasaran, бедра довольно плотно облегают спортивные штаны Найк. Эти вещи у меня валяются с тех пор как отец останавливался у меня проездом, пока в нашем загородном доме был ремонт. А что ни говори, Рустам гораздо крупнее него, и одежда отца на нем сидит слишком…

Идеально.

– Не за что. Твою пришлось разрезать, она пропиталась кровью, – машинально захлопываю крышку ноутбука и поднимаюсь со стула. – Тебе уже лучше? Хочешь, приготовлю завтрак?

На мой вопрос парень кивает, и я вздыхаю, поняв, что ляпнула не подумав.

Готовка – не самая сильная моя сторона.

– Омлет подойдет? – подхожу к холодильнику и достаю яйца помидоры и зелень. Оборачиваюсь, так и не дождавшись ответа, и натыкаюсь на задумчивый взгляд карих глаз.

– Вполне… – Рустам словно только опомнился, рассеянно пожаимает плечами, усаживаясь на стул у кухонного островка.

Нарезаю помидоры и зелень и вываливаю это все на сковороду, и пока овощи томятся на медленном огне, взбиваю яйца, задумчиво глядя в окно.

Если кто-то из охраны отца узнает, что у меня в доме живет мужчина, это плохо кончится. Сегодня утром я спустилась на первый этаж и всеми правдами и неправдами уговорила консьержа молчать о том, что он вчера видел. Возможно, актриса из меня неубедительная, но десять тысяч вполне разумная плата за его молчание. И раз отец сегодня утром по телефону не спросил, кого я вчера тащила к себе домой, значит, он все еще не в курсе. Осталось только поговорить с новым гостем.

Вываливаю взбитые яйца на сковороду, и кухня наполняется ароматом жареных помидор и омлета. Сказать по правде – это единственное блюдо, которое я умею готовить. Обычно ко мне по утрам заскакивает Наталья Николаевна: она закупает продукты и готовит, но сегодня я позвонила и отменила ее визит, сообщив, что справлюсь сама. А значит, придется учиться готовить.

– Слушай, Рустам, я…

Черные глаза впиваются в мое лицо и, мне кажется, в них мелькает растерянность. Черные брови моего гостя сходятся на переносице, и он чуть склоняет голову.

– Моему отцу не понравится присутствие в моей квартире мужчины, поэтому, пожалуйста, постарайся никому не говорить, где ты сейчас, ладно?

– Почему ты называешь меня Рустам? – вдруг выпаливает, и я непонимающе моргаю, он что, не слышал о чем я просила?

– В твоей куртке был пропуск в стрелковый клуб. Там были твои имя и фамилия. А что? – спрашиваю, ведя плечом. Он не представился мне, может поэтому удивлен, откуда я знаю как его зовут? – Ну так, что, ты не станешь никому говорить…?

– Чего ты так боишься, Ангел? Испортить репутацию? – уголок его губ дергается в насмешке, и я стискиваю кулаки, машинально шагая к гостю.

– У меня есть жених, поэтому лишние слухи ни к чему, – все еще вижу эту его самодовольную улыбочку, ощущение такое, словно он насмехается над моей просьбой, и это не на шутку злит. – Я не хочу, чтобы до моего жениха дошли слухи, что я жила с другим мужчиной до свадьбы.

– С другим мужчиной? – он поднимается, и я слишком поздно осознаю, что подошла слишком близко. Один его шаг в мою сторону, и я уже зажата между столешницей и его мощной фигурой. – Ты серьезно ни о чем не догадываешься, Ангел?

Тянется к моей щеке, и я отшатываюсь, не позволяя коснуться кожи. Взгляд против воли падает на его сбитые костяшки, но слишком поздно. Он охает, когда я упираюсь рукой в его живот, пытаясь оттолкнуть, и нечаянно касаюсь пореза сквозь ткань.

– Прости… – потрясенно застываю, убирая руку и приподнимаю край футболки, замечая что рана кровит, и повязка пропитана насквозь. – Прости, я сейчас все исправлю.

Выныриваю из под его руки и бегу в спальню, где оставила аптечку. Возвращаюсь в кухню, и вижу что мой гость уже сидит на стуле. Его челюсти плотно сжаты, а лицо белее мела. Приподнимаю футболку и опускаюсь на колени у стула. Аккуратно поддеваю край бинта и срезаю повязку.

– Рану надо промыть, – поднимаюсь, хватая чистое полотенце и намочив его в раковине возвращаюсь к гостю. – Тебе нельзя ходить, рана снова разошлась, – аккуратно смываю кровь, мысленно ругая себя за неосмотрительность. Чувствую запах яичницы, и вскакиваю с места, с опозданием осознав, что все сожгла. Снова! Выключаю конфорку и удрученно вздыхаю, поворачиваясь к пациенту. – Может, закажем пиццу?

Рустам ухмыляется, а потом морщится, словно любое движение причиняет боль, но его голос звучит ровно, с легким налетом приказного тона.

– Подлатай меня, Ангел, а потом я приготовлю нам поесть.

Смотрю, как этот широкоплечий огромный мужчина орудует у плиты и разрываюсь между двумя странными желаниями: бесконечно наблюдать за ним и сорваться с места и с криками убежать, потому что он нравится мне и одновременно пугает. Рядом с ним я испытываю какой-то благоговейный страх, хотя и понимаю, что он ничего мне не сделает. Эта мысль плотно засела в подкорке, но я все равно не могу унять эту предательскую дрожь, когда он рядом.

– Где соль, Ангел? – он невозмутимо оборачивается, а мой взгляд скользит по обнаженной груди к белоснежной повязке, которую я только что ему поменяла. Вид синяков на мощном теле немного коробит, но я пытаюсь избежать прямого взгляда, поэтому продолжаю смотреть куда угодно только не в его невероятные черные глаза, потому что боюсь – он прочтет в моем взгляде все мои мысли.

– В шкафу, – мотаю головой в нужном направлении, и с губ срывается еще одна необдуманная фраза. – Ты можешь не называть меня Ангел?

Рустам достает соль и, не оборачиваясь ко мне, негромко фыркает, будто мои слова его смешат. Я поджимаю губы, непроизвольно раздражаясь.

– Меня зовут Ангелина. Ты можешь звать меня Лина или Геля. Как тебе больше понравится. Только не Ангел ладно? – моя рука тянется к салфетке и я беру тонкую бумагу и комкаю в руках, только бы чем-то себя занять, чтобы не чувствовать эту неловкость.

– Лина… – задумчиво произносит и мне кажется, улыбается. – Почему ты нарушила запрет отца и убежала из дома?

Вскидываю взгляд на широкую спину и замираю, пытаясь понять, когда рассказала ему о взаимоотношениях с отцом. На ум ничего не приходит.

– С чего ты взял что я…

– Той ночью в клубе. У тебя не было телефона, и ты была без машины. Боялась, что тебя найдут по ним? И ты сказала, твой отец не обрадуется, если узнает, что ты привела в дом мужчину.

Он пояснил, и мне вмиг полегчало. Не знаю почему, но мысль что Рустаму известно о нарушенном запрете напрягла. Это не его дело. Хотя он согласился не говорить никому, что живет у меня, значит мы стали сообщниками поневоле. И глупо что-то от него скрывать.

– Я…подруга уговорила меня отпраздновать получение диплома. Я совсем недавно вернулась из столицы, и она позвала в клуб, – сгребаю разорванную салфетку и поднимаюсь на ноги, чтобы выбросить в урну, и невольно натыкаюсь на Рустама. – Прости.

Опускаю взгляд на бинт, но тот по-прежнему белый, значит рана не кровит. Замечаю большой синяк под ребрами и безотчетно касаюсь его края. Кожа гладкая и горячая, и до меня не сразу доходит, что я касаюсь торса полуголого мужчины. Но когда слышу рваный выдох, отдергиваю руку и испуганно вскидываю глаза.

– Тебе больно?

Вместо ответа Рустам перехватывает мое запястье и прижимает мою ладонь к своей коже, отчего по телу снова пробегает дрожь. Пульс сбивается, и я облизываю губы.