Страница 11 из 15
I.1.10. Слева: Коронование Христа терновым венцом.
Рудольф фон Эмс. Всемирная хроника. Регенсбург. Ок. 1400–1410 гг.
Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. Ms. 33. Fol. 290
Справа: Бичевание Христа.
Вышивка. Германские земли. XIV в.
New York. The Metropolitan Museum of Art. № 64.27.21
Вина иудеев за казнь Христа продвигалась страстны́ми мистериями, которые выставляли их как главных богоубийц, а римлян – как статистов или исполнителей их воли. Во Франкфуртской мистерии 1493 г. после бичевания Пилат просит иудеев сжалиться над Христом и отпустить его. Однако двое, Натан и Йоселин, наоборот, возлагают ему на голову терновый венец и требуют у Пилата, чтобы казнь Иисуса была максимально унизительной[73]. В разных средневековых текстах римский прокуратор представал как воплощение зла или как слабый правитель, стремившийся спасти узника, но не сумевший справиться с коварными иудеями. Более того, в иконографии самого римского прокуратора часто изображали в юденхуте, словно и он был евреем (I.1.11)[74].
I.1.11. Сцена бичевания Христа, написанная монахом-доминиканцем Мастером Франке (ок. 1428 г.). Пилат, сидя на роскошном престоле со львами, наблюдает за тем, как трое палачей хлещут тело узника плетками и розгами. На верхней панели трона изображен золотой щиток с красным юденхутом, а на голову Пилата водружен причудливый головной убор: красный тюрбан, на него надет желтый конус-колпак, а из-под него высовывается желто-золотой «язык», который частично закрывает лицо прокуратора.
Мастер Франке. Христос перед Пилатом (одна из панелей алтаря св. Томаса Бекета, архиепископа Кентерберийского). Ок. 1428 г.
Hamburg. Kunsthalle. Nr. HK-494
Столь же подвижна могла быть идентичность безымянного сотника, который признал Христа Сыном Божьим. На средневековых изображениях Распятия нередко с одной стороны от креста стоит Лонгин с копьем, а с другой – сотник: порой в воинских доспехах, порой в светском платье знатного господина. Его можно узнать по характерному жесту, который пришел в западное искусство из византийской иконописи: он правой рукой указывает на Христа, висящего на кресте. На некоторых образах от уст, ладони или кончика указательного пальца сотника разворачивается свиток, на котором запечатлены его слова, либо они поднимаются вверх по фону, поверх фигур и пейзажа.
В итальянском искусстве XIV–XV вв. нетрудно найти примеры, когда оба сотника предстают с нимбами[75]. Однако и в итальянской, и в северной иконографии нередко встречаются сцены, на которых праведный римский сотник изображается в экзотическом восточном обличье или с какими-то еврейскими атрибутами. Где-то на его голову накинут плат, похожий на талит – белое покрывало с синими или черными полосами, которое мужчины-иудеи надевали во время молитвы[76], а где-то он, подобно еврейским первосвященникам со старейшинами, одет в тюрбан (I.1.12).
На Распятии, которое Ганс Плейденвурф в 1465 г. написал для церкви св. Михаила в Хофе, праведный сотник изображен с длинными волосами и бородой, как часто представляли иудеев, а на его шапке, напоминающей юденхут, золотом вышита псевдоеврейская надпись[77]. Интересно, что на другом Распятии того же мастера справа от креста стоят два персонажа: сотник в доспехах, который характерным жестом указывает на Христа (при этом по низу его лат идет надпись псевдоеврейским шрифтом), а рядом – бородатый мужчина в широкополой шапке с большой псевдоеврейской надписью, очень похожий на сотника с алтаря из Хофа. Видимо, под ним подразумевался один из еврейских старейшин. Как римский сотник приобрел иудейские атрибуты? Судя по всему, дело в недопонимании (или намеренной корректировке) при копировании фламандских образцов. Скажем, на Снятии с креста, написанном около 1450 г. кем-то из круга Рогира ван дер Вейдена, по левую руку от Христа стоит сотник в кирасе и тюрбане. Рядом с ним – праведный Никодим, фарисей и член синедриона, тайный ученик Иисуса. Он одет в роскошное, шитое золотом платье, в его руке меч, а на голове широкополая темная шляпа. У некоторых немецких мастеров в сцене Распятия изображена та же пара – и вверх на распятого указывает не сотник, а Никодим. Однако у Плейденвурфа фигуры Никодима и сотника «совмещаются». В итоге появляется персонаж в доспехах и в головном уборе с псевдоеврейской надписью, который, судя по воинским атрибутам, жестам и положению в композиции, означал сотника, но выглядел скорее как иудей[78].
Когда Стефатона или Пилата представляли в юденхутах или с какими-то еще еврейскими знаками, это была попытка их обличить, отождествив с иудеями-богоубийцами, очередной выпад в адрес иудеев, к которым причисляли столь тяжких грешников. Однако праведный сотник, как писал Беда Достопочтенный (ок. 672/673–735 гг.), олицетворял веру Церкви в то, что Иисус был истинным Богом и истинным человеком[79]. И его вряд ли стали бы специально уподоблять врагам Христа. Похоже, что талит, юденхут и тюрбан в разные времена функционировали не только как указания на еврейство, но и как знаки древности. А они подходили не только иудеям, врагам Спасителя, но и праведному римскому сотнику.
I.1.12. На голове благочестивого сотника желтый тюрбан, и у него такой же крючковатый нос, как у стоящих вокруг иудейских старейшин и стражников, воплощающих неверие и богохульство.
Распятие (лист, вероятно вырезанный из Миссала). Майнц или Кёльн (?). 1481–1482 гг.
New York. The Metropolitan Museum of Art. № 1975.1.2479
юденхуты: праведные и неправедные
Сам по себе юденхут был знаком нейтральным. Он идентифицировал персонажей как евреев, но оценка, которую им выносили, зависела от сюжета. В одинаковых шапках можно увидеть ветхозаветных пророков, предсказавших грядущее воплощение Христа, его приемного отца Иосифа (I.1.13) и средневековых иудеев, которые, вновь «разыгрывая» Страсти, втыкают ножи в распятия, гостии или тела христианских детей[80].
Около 1210 г. клирик по имени Гийом Ле Клер составил на англо-нормандском языке стихотворный бестиарий. Как и в других похожих сочинениях, у него описания животных и птиц были снабжены аллегорическими или моральными толкованиями. Восемнадцатая глава его поэмы посвящена гиене – животному нечистому, которое питается мертвечиной и, как считалось в Средневековье, может менять свой пол с мужского на женский.
I.1.13. Бегство Святого семейства в Египет. Иосиф, который спасает жену и приемного сына – Богочеловека, одет в огромный юденхут.
Миниатюра, видимо, из Псалтири. Мури (Швейцария). Первая половина XII в.
Sarnen. Benediktinerkollegium. Cod. membr. 83. Fol. 2v
По словам Ле Клера, гиена олицетворяет сынов Израиля. Изначально они твердо верили во всемогущего Господа, а потом, словно «оборотившись в женщин» (femeles deviendrent), предались радостям плоти, забыли о Боге и стали поклоняться идолам. Кроме того, гиена означает людей двуличных и переменчивых в своих взглядах. Их вера слаба, но они и не уклоняются в неверие. Они не мужчины и не женщины. Ведь сказано, что «человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих» (Иак. 1:8) и что «никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6:24).
73
Rohrbacher 1991. P. 308–309.
74
См.: Sansy 1992. P. 357, Fig. 4; Mellinkoff 1993 I. P. 71–72; Strickland 2003. P. 115; Frugoni 2010. P. 174, Fig. 141. См. также: Hourihane 2009.
75
См. «Распятие» сиенского мастера Джованни ди Паоло ди Грация (ок. 1447 г.), где и Лонгин с копьем, и безымянный сотник сидят на конях по обе стороны от креста. Оба изображены с круглыми нимбами, как и Дева Мария, Иоанн Богослов и другие святые. Сотник, признавший распятого Сыном Божьим, указывает на него рукой, обернувшись к толпе иудеев (Amsterdam. Rijksmuseum. № SK-C-1596).
76
Николо Пизано на кафедре из баптистерия Пизы около 1260 г. изобразил благочестивого сотника с бородой и в накинутом на голову плате, который похож на талит. Точно так же он выглядит и на фреске, которую в 1277–1280 гг. Чимабуэ написал в верхней церкви Сан-Франческо в Ассизи. И там сотник-«иудей» вдобавок изображен с нимбом. Как предполагает итальянский историк Кьяра Фругони, такое визуальное решение могло напоминать о том, что чудеса, последовавшие после смерти Христа, обратили не только римского офицера и его воинов, но и множество иудеев (Frugoni 2010. P. 178–190, Fig. 144–148). Однако, возможно, все объясняется проще: в таких накидках изображали не только евреев, но и других иноверцев, в том числе римлян-язычников, либо не все мастера хорошо представляли, кто на изображении римлянин, а кто – иудей. См. также: Patton 2012. P. 75–76.
77
München. Alte Pinakothek. № 670.
78
Nürnberg. Germanisches Nationalmuseum. № Gm 131. См.: Borchert 2011. P. 78–79, 208–209, 230, 402–405.
79
PL 92. P. 620. См.: Frugoni 2010. P. 171, 204 (n. 26).
80
Кроме того, на полях готических манускриптов в юденхутах нередко изображали различных гибридов, вымышленных зверей (например, мантикору – льва с человеческой головой и хвостом скорпиона) и монструозные расы (пигмеев, гигантов и т. д.). В этих образах обычно видят выпады в адрес иудеев (своего рода протокарикатуры), указание на их духовную «монструозность». См.: Strickland 2003. P. 128–130, 133–137, 149–151, Fig. 55, 57, 59, 60, 71. Однако возможно, что такие шапки напоминали о восточном, экзотическом происхождении этих персонажей. Антииудейский подтекст здесь вероятен, но вовсе не обязателен.