(Не) люби меня

– Отца найди, Красавчик, – ласково попросила Лили верного друга. – Сюда его приведи, я ждать буду.

А сама на траву опустилась неподалеку – ждать. От Ур-Таара она не так уж и далеко отъехала – полтора, может два часа понадобится Красавчику, чтобы до дома доехать. Жарко только и скучно, но на этот случай у Лилианы была книжка с собой и лепешки. На живот на траву улеглась, подбородок ладонью подперла и провалилась в прекрасно-порочные приключения иноземной принцессы, сбежавшей из монастыря, переодевшись в мужскую одежду и отправившись на поиски счастья. Книга, правду сказать, была матушкина, тщательно на полке среди книг спрятанная, но интересная до ужаса, особенно в тех местах, где про любовь и поцелуи было.

Тот, черный с красной спиной, неожиданно застонал жалобно, и Лилиана аж подскочила от неожиданности. Жарко ведь, солнце палит! А он явно раненый! Помрет ведь сейчас, а кто виноват будет? Отец ведь ее учил всегда, что людей в беде бросать нельзя, только он еще говорил, что к незнакомым мужчинам приближаться не стоит, вот она и стояла теперь в растерянности, разрываясь между страхом и желанием помочь.

Сделала осторожно шаг, другой. Мужчина снова застонал, приподнялся на руках и попытался то ли встать, то ли повернуться на бок, только ничего у него не вышло. Сил, видимо, не хватило. Он снова упал плашмя и лежал, вздрагивая и что-то бормоча. Лили подошла еще ближе, пытаясь расслышать хотя бы, на каком языке он говорит. Не понятно. А вот со спиной всё стало ясно: человек был бит плетью, бит жестоко и безжалостно: не спина, а кровавое месиво. И всё это под палящим степным солнцем.

Каторжник? Но портал! Беглый каторжник-маг? Ерунда! Лили точно знала, что магов на каторгу не отправляют, их используют совсем по-другому. Тем более, портальщиков – они же ценные, редкие. Да и учиться на портальщика долго.

Мужчина вдруг зарычал, приподнялся и перевернулся на спину и, вскрикнув от боли, обмяк. Еще бы, на спину-то! Теперь можно и подойти поближе – тем более, пистоль заряженный все еще при Лилиане. Одет диковинно – в какой-то шелковой темно-серой, почти черной рубахе с алыми пуговицами и таких же штанах, широкая шелковая лента на лбу. Лекарь, что ли? У отца в больнице так врачи одеваются, это у них рабочая одежда. И лицо… лицо, хоть и бледное, но явно с примесью степной крови: глаза раскосые, брови густые, волосы только не чисто-черные, а вроде как с рыжиной. И подбородок щетиной рыжеватой покрыт – а у степняков борода вообще плохо растет. И роста он что-то уж очень большого для степняка. Смесок, похоже, как и она сама.

Теперь Лили совсем перестала бояться, опускаясь рядом с мужчиной на колени и осторожно убирая волосы с его лица. Даже если он чем-то и болен, оставить в беде соплеменника – преступление. Вызвала немного влаги, омыла запыленное лицо дождиком. Мужчина очнулся, пытался хватать губами капли воды, но разве дождем напьешься? Девушка сняла с пояса кожаную флягу, подсунула руку под голову незнакомца – едва не отдернув в ужасе, поняв, что волосы тоже все в спекшейся крови – и поднесла сосуд к губам. Половина воды пролилась мимо, но это не страшно: водник без воды не останется нигде. Мужчина жадно глотал, едва не захлебываясь, а потом, взглянув на девушку странными золотистыми глазами (смесок, точно смесок!), прошептал:

– Конно ху.

– Не понимаю, – ответила девушка на славском, и видя, что он смотрит с явным недоумением, повторила эти же слова на галлийском.

– Благодарю, – едва слышно выдохнул человек и зажмурился. – Все-таки ад!

2. Раненый

Услышав от сына, что конь Лилианы вернулся без седока, Аяз бросил все свои дела и, даже забыв снять рабочую одежду, бросился домой. Он корил себя за беспечность, понимая, что это он во всем виноват – а ведь Виктория не раз ему говорила, что девушке не след разъезжать в одиночестве. Если с дочерью что-то случится – он себя никогда не простит. Лошадь бы ему – прямо сейчас бы помчался, только куда? Извозчика брать не стал – бушевавший внутри противный страх требовал движения. Пешком быстрее. Рядом быстро шагал, порой срываясь на бег, Раиль. Мальчишка ведь совсем другой, не такой как дочь. Нет в нем ни особой силы, ни этого обаяния. Просто обычный одиннадцатилетний мальчик, худенький, головастый, загорелый до черноты. Почему так бывает – от одних и тех же родителей рождаются совершенно разные дети?

И всё же Раиль послушный и добрый мальчик. Но Аяз внутри себя знал, что больше всех все равно любит дочь, и пусть она вредная, упрямая и взбалмошная, но никого ближе у него не было. Даже жену он любил меньше, и отдавал себе в этом отчет. Между Викторией и Лилианой он всегда выбирал дочь, хоть это и неправильно. Довыбирался.

Бледная как полотно Виктория с огромными глазами, в которых уже плескалась паника, ждала его во дворе с взнузданными конями: его и дочкиным. Ее трагический вид вызывал раздражение: как всегда, супруга уже надумала себе всяких страхов. К счастью, она ничего не сказала, понимая, что он и сорваться может, и наорать – а потом будет мучиться чувством вины. В последнее время ссоры из-за поведения Лилианы случались всё чаще, и раздувать сейчас скандал никому не хотелось. И без того понятно, что делать: муж едет на поиски, Вики ждет его дома, тем более, что скоро должны вернуться из школы младшие сыновья.

Аяз всё же не смог оставить ее в таком состоянии, подошел, крепко обнял жену, а она вдруг, как раньше, уткнулась ему в плечо и тихо всхлипнула.

– Все будет хорошо, – пообещал он. – Смотри, Красавчик спокоен. Если бы случилось что-то страшное – он бы тут не стоял смирно, а бесился бы. Я обещаю, что найду ее.

– Будь осторожен, – внезапно сказала Виктория. – Я не переживу, если с тобой что-то случится.

Он удивленно поглядел на жену: с ним-то что может произойти? Он взрослый сильный мужчина, может себя защитить, а в Степи его хорошо знают, никто не посмеет тронуть. Вздохнув, Аяз коротко поцеловал жену в лоб и вскочил в седло.

– Ну, показывай, куда ехать, – крикнул он длинноногому гнедому жеребцу, а тот, словно только этого и ждал, подкинул задние ноги и помчался вперед по извилистым улочкам Ур-Таара в сторону городских ворот.

Ехали долго, Аяз, действительно успел успокоиться. Коней он понимал хорошо, всё-таки начинал он как лошадник. Красавчик вел себя спокойно, не паниковал, вперед сильно не рвался, но дочь всё равно мужчине впервые в жизни захотелось выпороть за такие шутки. Может, и права Виктория, да что там – совершенно точно права, именно его вина, что девочка выросла такой легкомысленной. Виктория явно знала их детей лучше – он-то целыми днями пропадал в больнице и видел их по большей части либо спящими, либо больными. Сейчас он в этом раскаивался и обещал себе, что обязательно возьмёт отпуск и поедет вместе с семьей ну хоть бы и в Славию к Градским, просто отдыхать: спать до полудня, собирать в лесу ягоды и купаться в речке, а может быть, даже и в Аранск, где есть театр, зверинец, карусели и прочие развлечения, которые дети и не видели никогда. Только он знал про себя, что назавтра в больнице обязательно появится какой-то тяжелый пациент, или в дальнем стане вспыхнет холера, и про отпуск он опять забудет до следующего лета.

Дочь сидела на траве и выглядела вполне здоровой и бодрой, но Аяз сразу увидел неподалеку от нее чужака, лежащего лицом вниз.

– Твоя работа? – строго спросил он дочь. – Мне его добить?

– Ты что! – возмутилась Лили. – Его из портала таким выкинуло!

– Портал? В Степи? – удивленно спросил мужчина, приседая рядом с раненым и сразу же забывая, что хотел отругать дочь. – Ты его трогала?

Лили хотела соврать, но вдруг он и правда заразный, а она тоже может заболеть, и она призналась:

– Да, напоила.

– Молодец, – пробормотал лекарь. – Крепкий парнишка. Дай мне воды!

Лилиана растеряно смотрела на отца – во фляге было пусто.

– Воды? – неловко переспросила она.

– Лили, ты водник. Найди мне воды помыть руки. И раны надо обработать, а я только из больницы, во мне нет столько сил, чтобы его хоть немного подлатать. Но перевязать смогу.