Страница 28 из 37
Е. С. Сонина (Сонина Е. С. С. 49–50) убедительно оспаривает установившуюся традицию, согласно которой это шутливое стихотворение приписывалось долгое время Ф. И. Тютчеву. Авторство установлено благодаря автографу стихотворения, подписанного Полонским (хранится в рукописном альбоме его сослуживца П. А. Вакара).
В защиту слова. СПб., 1905. С. 206–207. Тост, предложенный поэтом и цензором в последних трех строках стихотворения, отчетливо характеризует сложную позицию Полонского. В записке, составленной им в 1881 г., он так характеризует неустранимое, с его точки зрения, противоречие в действиях цензуры: «Печать не может быть ни подневольной, ни свободной в России – вот первое противоречие… Цензура вредна и цензура полезна – вот второе противоречие… На основании опыта прихожу к убеждению, что чем строже цензура, тем нецензурнее разговоры, и то, что не высказывается в печати, с пустым раздражением высказывается в домашнем быту… на чердаке и в салонах» (Сонина Е. С. С. 50).
А. Н. Майков
***
Майков А. Н. Избранные произведения. Л., 1947. С. 619.
Аполлон Николаевич Майков (1821–1897) – поэт. С октября 1852 г. стал служить в Комитете цензуры иностранной – сначала младшим цензором, а с 1875 г. – председателем. Однажды он сказал «Мне ничего не надо; я и умереть хочу, как и Тютчев, в дорогом моему сердцу комитете» (Русские писатели. Т. 3. С. 455). О службе Майкова в цензуре см. воспоминания М. Л. Златковского в кн.: Комитет цензуры иностранной в Петербурге. С. 198–202.
Майков А. Н. Указ. соч. С. 864. При жизни автора не публиковалось. Обнаружено в архиве Майкова составителями указанного выше сборника его произведений.
Парадокс в том, что Майков, сам исполнявший цензорские обязанности, жалуется на удушающе-мертвенную суть такой работы. Майков слыл довольно либеральным цензором. Тем не менее Некрасов в 1855 г. обратился к нему со стихотворением, одна строка которого говорит сама за себя: «Давно ли воспевал он прелести свободы?» (см. выше).
М. Е. Салтыков-Щедрин
Из высказываний о цензуре
[О гласности]
<…> Но вот и в третьем углу засели либералы, и в третьем углу ведется живая и многознаменательная беседа. – А что вы скажете о нашей дорогой новорожденной? ведь просто, батюшка, сердце не нарадуется! – говорит очень чистенький, с виду весьма похожий на мышиного жеребчика старичок, бойко поглядывая по сторонам и как бы заявляя всем и каждому: «Не смотрите, дескать, что наружность у нас тихонькая, и мы тоже не прочь войти в задор… Как же-с!» – Вы знаете, что на языке наших мышиных жеребчиков под именем «дорогой новорожденной» следует разуметь гласность и что гласность в настоящее время составляет ту милую болячку сердца, о которой все говорят дрожащими от радостного волнения голосами, но вместе с тем заметно перекосивши рыло на сторону. – Удивительно! – отвечает другой такой же бодренький, румяненький старичок, – мы вчера читаем с Петром Иванычем да только глаза себе протираем! – А помните ли, прежде-то! Получишь, бывало, книжку журнала: либо тебе «труфель» подносят, либо «Двумя словами о происхождении славян» потчуют… Просто, можно сказать, засоряющая зрение литература была!
Из цикла «Сатиры в прозе». Отрывки печатаются по изд.: Салтыков-
Щедрин М. Е. Собр. соч.: В 20 т. М., 1965–1977. Т. 3. С. 404 (далее указываются только номер тома и страницы).
[Седьмая держава]
<…> Да, надо сознаться, что в наши дни пресса приобрела такое значение, которому равное представляет лишь Главное управление по делам книгопечатания[127]. Это две новые великие державы, которые народились на наших глазах и которые в равной мере украсили знаменитую меттерниховскую пентархию[128].
Возникли они одновременно, чего, впрочем, и следовало ожидать. Еще покойный Ансильон (а у нас Иван Петрович Шульгин) заметили, что одна великая держава непременно стремится нарушить политическое равновесие, а одновременно с нею другая великая держава непременно же стремится восстановить его.
Так точно и тут. Как только пресса обнаруживает стремление нарушить равновесие, так тотчас же Главное управление открывает по ней огонь из всех батарей. Как это ни грустно, но мы должны покоряться безропотно: во-первых, потому, что таков уж сам по себе неумолимый закон истории (по Ансельму), а во-вторых, и потому, что в противном случае нас ожидают предостережения, воспрещения розничной продажи, аресты, приостановки и проч. <…>
126
М. Р. Шидловский (1826–1880) в 1870 г. был назначен начальником Главного управления по делам печати. О нем, Красовском и авторе стихотворения см. Перечень цензоров.
127
Главное управление по делам книгопечатания – более точно: Главное управление по делам печати, созданное в 1865 г. при министерстве внутренних дел как верховное цензурное ведомстсво.
128
Меттерниховская пентархия – великими державами называли пять государств (Англия, Пруссия, Франция, Россия и Австро-Венгрия), образовавших в 1815 г., после победы над Наполеоном, «Священный союз». Ведущую роль в его создании играл австрийский канцлер Меттерних. Шестой державой стали называть прессу, Щедрин же придумал «седьмую», подразумевая под ней не названную – опять-таки по вполне понятным соображениям – отечественную цензуру. Этот термин встречается позднее у В. В. Розанова (см. ниже). Писатель на собственном горестном опыте испытал все тяготы цензуры, начиная с одной из ранних повестей конца 40-х годов «Запутанное дело», в которой обнаружено «вредное направление и стремление к распространению революционных идей, потрясших уже всю Западную Европу». Публикация повести стала причиной его ссылки в Вятку.
Особенно тяжело воспринимал Щедрин постоянные нападки на его любимое детище – журнал «Отечественные записки», который он редактировал 16 лет, с 1868 по 1884 г. В 1884 г. журнал прекратил свое существование, будучи закрыт специальным решением министерства внутренних дел. Щедрин, страдавший от цензуры всю свою жизнь, оставил массу гневных высказываний о ней в многочисленных письмах. В них цензура уже названа собственным именем, а не эвфемистическим, как это видно из приводимых отрывков.