Заслужить смерть

Поэтому меня очень беспокоило то, что он пропал на две недели, а в гости приезжала только мама. Она уговаривала меня не волноваться, объясняла, что у отца просто много дел. Я пообещала себе быть терпеливой и дать ему столько времени, сколько понадобится. Теперь, когда бабушка взялась учить нас с Триеном, оно было.

В одно из своих посещений мама привезла мне подарок — гуцинь. Традиционный черный лак, перламутр, символизирующий мудрость, и изящная золотая вязь, сплетающая северные руны в молитву о спокойствии и благоденствии. Я провела по ней пальцами, подняла на маму удивленный взгляд: обычно гуцинь не украшали ни золотом, ни северными рунами.

— Я не хотела говорить, пока инструмент не был готов, — ласково накрыв мое запястье ладонью, улыбнулась мама. — У тебя своя судьба. Не такую я представляла, не о такой думал отец. Она иная, она неразрывно связана с Триеном, с шаманской магией, которую твой дар может подпитать своей музыкой. Оттого в украшениях золото, укрепляющее дар шамана.

— Это означает, что вы благословите нас? — сердце заколотилось взволнованно и радостно.

Мама кивнула.

— И отец? — уточнила я.

— Да, и отец, — подтвердила мама. — Он порой бывает жестким, нетерпимым, но он любит тебя, и эта любовь сильней упрямства.

Она сказала это просто, как непреложную истину, оттого в глазах защипало, и слезы сдержать не удалось. Мама пересела ближе ко мне, обняла.

— И он, и я любим тебя и желаем добра. Мы не сразу осознали, что наше понимание добра не равно тому, что ты считаешь счастьем для себя. Мы постараемся это исправить и, надеюсь, вы с Триеном сможете это понять.

Я кивнула и вытерла непослушные слезы. Мне было проще понять родителей, высокомерие, которое они показывали сначала, их неприятие, потому что они ведь были моими родителями. Триену я за прошедшие дни несколько раз объясняла, почему моя семья отреагировала так и вряд ли могла воспринять новости иначе. Мне казалось, он принял случившееся как данность, хоть она не могла радовать. И мы оба были благодарны бабушке Цэрэн за то, что она пригласила нас и дала возможность пересмотреть отношения с моей семьей. Нам всем это пошло только на пользу.

* * *

Триен никогда прежде не думал, что музыка может обладать такой силой, способна столь ярко и живо передавать тончайшие оттенки эмоций. Гуцинь, который Алима не зря называла инструментом души, пел и менял мир вокруг себя, изменял людей. Волшебная мелодия была сильней слов, сильней признаний в любви. Лишь услышав перебор струн и песнь Алимы, Триен понял, насколько совершенным было чувство любимой. Сердце пело от радости, и важней на свете не существовало ничего.

В тот же вечер пришло осознание того, что препятствий для свадьбы нет и быть не может, что благословение родителей Алимы можно считать полученным. Мэдлэгч, разумеется, чувствовали все эмоции, заложенные в музыку. Нужно быть не просто жестокосердным, а бессердечным, чтобы пытаться противопоставить что-то людям, связанным таким прекрасным чувством.

Песнь закончилась, гуцинь смолк, последние ноты повисли в воздухе невысказанными вопросами. Такая же неопределенность сквозила и в каждом жесте господина Азата, человека, чье благословение Триен хотел получить. Потому что это было бы правильно, потому что искреннее одобрение господина Азата казалось прекрасной конечной целью. Если бы родители Алимы дали согласие на брак под давлением госпожи Цэрэн, то свадьба как таковая не стала бы для Триена достойным завершением долгого похода на восток. Триен ценил искренность и хотел получить настоящее благословение, данное от сердца, а не из-под палки.

Потому Триена так радовало желание господина Азата в самом деле понять будущего зятя. Потребовалось достаточное количество такта и большие запасы терпения, чтобы выдержать первый разговор с будущим тестем. К счастью, госпожа Цэрэн хорошо знала своего упрямого сына и не оставила господина Азата наедине с шаманом в первый раз. Иначе о взаимопонимании не пришлось бы и мечтать.

Беседа не была простой, господин Азат многое изначально ставил под сомнение. От способностей шамана принимать магию мэдлэгч до возможности сделать Алиму счастливой в доме, в котором не было ни одной служанки. Удивительно, но, общаясь с будущим тестем, Триен чувствовал себя более мудрым и уравновешенным человеком, чем тот, которым представлялся господин Азат. Судя по улыбкам госпожи Цэрэн, она сложившуюся ситуацию расценивала так же.

Триен даже порадовался тому, что не сказал Алиме о проклятии, лежащем на роду Οрлов. Она не использовала этот довод в спорах с отцом, господин Азат не оскорбился из-за справедливого упрека, и уязвленное самолюбие не ухудшило отношения еще больше. Проклятие Орлов Триен показал госпоже Цэрэн во втором ритуале, и по отголоскам ее гнева на соплеменников понял, насколько разрушительным был бы всплеск злости господина Азата, узнай он о проклятии от дочери или от чужака-шамана.

— А я до того искренне сочувствовала Орлам, потерявшим трех мужчин за четыре года, — старая мэдлэгч зло отложила трубку, которую курила в ритуале. — Но смерти не вызывали подозрений. Интри погиб на чужбине от рук разбойников, как и его дядя, ребенок умер после рождения. Это бывает.

Она сложила руки на груди, откинулась на спинку кресла, раздраженно поджала губы и долго молчала. Триен не нарушал ход мыслей бабушки Цэрэн.

— Я сомневаюсь, что Интри действительно знал о проклятии, — подвела итог своих рассуждений мэдлэгч. — Скорей всего, он лишь догадывался. Орлам нет смысла это скрывать, напротив, если обличить проклинателей, их род лишат магической силы. Дары заблокируют, наказать за смерти, как за доказанные убийства, не получится, но Хараал заставят выплатить деньги за каждого умершего. Проклятие постараются снять.

— Алима говорила, это невозможно, — осторожно возразил Триен.

— Она была отчасти права, — вздохнула бабушка Цэрэн. — Порой можно чары только смягчить. Все зависит от силы проклятия и его точной формулировки.

— Но Хараал ее не скажет.

— Для этого есть Певуньи в Тангайхоте. Им это под силу, — заметив удивление Триена, мэдлэгч охотно пояснила: — На гуцинь могут играть только женщины. У кого-то получается особенно хорошо. Они могут показать в подробностях прошлое, настоящее и грядущее. До слова, до жеста, до цвета одежды человека. Сильнейших трех называют Певуньями. К ним обращаются в таких случаях, и им не нужны ни волосы, ни прикосновение, ни личное знакомство с человеком. Ничего. Только дар и гуцинь.

Она снова нахмурилась и жестче добавила:

— Я поговорю с сыном, расскажу о проклятии сама. Не хотела говорить тебе и Алиме раньше, но Орлы, пользуясь тем, что траур еще не закончился, требуют ее обручения с одним из их рода. Причем потребовали в тот же день, когда Алима вернулась.

Триен хотел возмутиться, но бабушка Цэрэн жестом остановила его.

— По закону они имеют право. Традиции на их стороне. Азат вначале согласился, но, услышав гуцинь дочери, отказал им. Новости о проклятии усилят его доводы и отвадят Орлов. Нет закона, который заставил бы отдать Алиму за проклятого, — твердо подчеркнула она и усмехнулась: — Мой сын на стороне своей дочери, значит, и на твоей стороне. Но он упрямый лис, ему нужно время, чтобы смириться с тем, что не все идет так, как он задумал.

Второй разговор без посредничества бабушки Цэрэн прошел в значительно более спокойном тоне. И в тот день стало ясно, что господин Азат способен справиться с собственными предубеждениями и принять выбор дочери. Эта беседа не могла не радовать. Будущий тесть заговорил о свадьбе, спросил, будет ли уместно пригласить родителей Триена, и хотят ли молодые пышное торжество.

Алима богатый праздник точно не хотела. После первого брака у нее осталось ощущение искусственности и навязанного веселья, повторять этот опыт она не желала. А сам Триен о брачной церемонии в храме чуждого божества не задумывался.

Ему важно было знать, что Алима с ним, что она стала его женой по закону и с благословения родителей. В том, что и его родным Алима запала в душу, Триен не сомневался. Некоторые оговорки матери однозначно давали понять, что девушка им с отцом очень понравилась. Остальное значения не имело, и Триен с чистой совестью сказал господину Азату, что скромный праздник, на котором будут лишь ближайшие родственники, доставит больше радости, чем пир на весь мир. При этом Триен особо подчеркнул, что говорит лишь о родственниках со стороны невесты. У него не получалось представить своих родителей среди подобных господину Азату дворян и не ощущать кожей неловкости, которую несомненно будут испытывать все причастные.