Страница 38 из 56
Умом и сердцем я понимала, что тетя зря наговаривала на Триена. Я верила и знала, что он из-за усталости и только из-за нее просит о помощи. Но мерзкое предчувствие, что он не последний раз вовлечет меня в ритуал, крепло с каждым часом. Как и понимание того, что Триен не озвучил истинную причину, по которой решил отвести меня в Каганат.
Человек, к которому я так удивительно быстро и сильно привязалась, который за очень короткое время стал мне чрезвычайно дорог, не был со мной откровенен.
* * *
Свеча горела ровно, мягкие отсветы ласкали лицо сидящей напротив девушки, подчеркивали разрез глаз и длину черных опущенных ресниц, усиливали необычную рыжину волос. Алима ждала начала ритуала, дышала глубоко и ровно, чтобы не помешать чарам. Полные губы лишились чудесной, ставшей такой привычной за последние дни улыбки, но из-за этого соблазн поцеловать их стал только больше. Сосредоточиться на волшебстве не получалось, на язык просились совсем другие слова, адресованные не магическим потокам, а Алиме.
— Я… — неловко начал Триен.
Девушка посмотрела на него, в карих глазах отразилось пламя свечи. Оранжевое, почти красное, как искры, сопровождающие Смерть.
— Спасибо. Я благодарен тебе. За все, — прозвучало веско, торжественно. Душу кольнуло холодом предчувствие, что это едва ли не последняя возможность показать Алиме, как много она стала для него значить.
— Мне тоже любопытно увидеть твоего племянника, — улыбнулась она. — И что скрывать, магию тоже хочется почувствовать.
— Тогда сейчас начнем, — Триен кивнул и, взяв девушку за руки, произнес первые слова заклинания.
Имя Каттиш сплеталось с именем Симорта, имена их родителей появились сами, стали слышны в биении несуществующего бубна. Напев подчинял магические потоки и, казалось, остановил время, настолько вязкой, густой стала действительность. Язычок пламени стал шире, в середине рядом с фитилем появились образы. Уставшая Каттиш любуется ребенком, Симорт обнимает жену, а одну ладонь положил сыну на голову. Триен одновременно и порадовался вызванной ритуалом безэмоциональности, и сожалел о ней. Он не мог ощутить радость брата и радость за него, но и горечь оттого, что самому Триену такая судьба не уготована, не отравила сердце.
— Ты все ещё можешь изменить, — раздался слева свитый из многих голос. — Предоставь мэдлэгч ее судьбе, отступись.
— Нет, — глядя поверх огонька на недвижимую, застывшую в замершем времени девушку, ответил Триен.
— Ты упрямец, но так даже интересней, — усмехнулся Смерть.
Образы в пламени изменились, и Триен увидел светловолосого мальчика лет десяти. Левая рука ребенка была перевязана, повязка, явно свежая, успела пропитаться кровью, и Триен не мог отделаться от ощущения, что под бинтами не просто царапины, а следы когтей. Очень похожий на своего отца мальчик был ночью в магазине Симорта и смотрел в зеркало. Он не разглядывал свое отражение, нет. Казалось, ребенок вообще не понимал, ни где находится, ни что делает. Он медленно поднял руку и протянул ее к сияющей бирюзой поверхности зеркала.
— Нет! Стой! — крикнул Триен.
Пальцы мальчика коснулись зеркала. Вспышка. Ребенок упал. Триен знал, что он мертв.
— Что случилось? Почему? — Триен резко повернулся к Смерти.
— Он одаренный и станет некромантом, — спокойно пояснил тот. — Зеркала всегда будут манить его. После пробуждения магии и до тех пор, пока он не научится ими пользоваться, они станут для него опасны. Симорту придется очень хорошо следить за сыном, ведь зов зеркал сильней любых объяснений. Следить придется долго, учителей мало. Ты мог бы учить племянника, мог бы, но сейчас попросишь меня сдержать данное слово, так?
Зеленоглазый улыбнулся, склонив голову к плечу и разглядывая шамана. Триен тщетно пытался собраться с мыслями. Некромантия — очень опасный дар. Без поддержки и наставника Бартоломью не справится. Триен знал, что Смерть бывает жестоким, догадывался, что и давнего знакомого Зеленоглазый щадить не станет. Но легче от этого не было. Несмотря на вызванную трансом безэмоциональность, сердце сковало льдом и страхом за ребенка. Но Жнецу не след это знать, как не стоит догадываться, какой ужас вызывают мысли о том, что Алима может погибнуть.
— Да, попрошу, — твердо ответил Триен.
— Ладно. Она не увидит всего, только то, что ей нужно знать. Тебе я покажу больше, потому что ты мне нравишься, — вздохнул Заплечный.
Пламя свечи качнулось, появились новые образы. Карта, дороги и селения на которой постепенно становились объемными, будто вылепленными из глины. Цепочка алых огоньков отмечала нужный путь в обход ущелья, и откуда-то пришло осознание, что в ущелье ждет обвал. Будто подтверждая эту догадку, появился смутный образ убитых лошадей и раненной Алимы.
Триен чувствовал ее отклик, страх, естественный и яркий, и отметил, как девушка потускнела. Она хотела идти короткой дорогой через ущелье, очень рассчитывала на нее. В трансе это стало совершенно очевидно, как и то, что без серьезной размолвки Алима не согласилась бы идти длинным путем. Триен кивком поблагодарил Смерть, тот жестом предложил смотреть в пламя дальше.
— Вас все равно настигнут. Даже если ты разрушишь метку. Убийца твоего тела упрям не меньше тебя, — подчеркнул Зеленоглазый. — Если в день встречи, а это случится вот здесь, — на объемной карте запылал алым огонек, — девушка будет с тобой, убьют и ее. Если ты передумаешь умирать и решишь вернуться к семье, то сможешь уйти вот тут. Вдоль реки на север и в лес. Тогда убьют только ее.
— Дай уточню. Если я буду там один. Без нее. Она доберется до родственников и будет жить? — Триен пытливо смотрел в изумрудные глаза, опасаясь услышать дополнительные условия.
— Да. Так и будет, — подтвердил Смерть.
Шаман глубоко вдохнул, запах горячего воска и зелья с вербеной ласкал обоняние и укреплял решимость, тепло рук Алимы не давало забыть, ради кого Триен шел на все это.
— Благодарю за помощь.
— Не понимаю, почему ты уверен, что она этого стоит…
Зеленоглазый не ждал ответа и растворился в воздухе. Остался лишь шлейф алых искр. Образы в свече погасли, времени вернулся былой ход, Алима, замершая по желанию Смерти на середине вдоха, встретилась взглядом с Триеном.
— Было меньше образов, чем я думала, — недоуменно нахмурилась она. — Пара обрывков и почему-то не только о твоем племяннике.
— Наверное, это потому что твоя магия участвовала в моем ритуале, — он пожал плечами, задул свечу и в струящемся от фитиля дымке увидел, как Фейольд надавливал на торчащий в груди шамана болт.
— А ты тоже видел дорогу? Подсвеченную алыми искорками? Я о таком раньше и не слышала! Жаль, не могу понять, какие формулы ты использовал.
— Это не тайна, — Триен нехотя выпустил руки девушки и стал складывать в мешочек камушки с рунами. — Я напишу нужные слова. Уверен, ты прекрасно справишься с этими заклинаниями, когда освободишься от ошейника.
Мешочек наполнялся, камушки стукались друг о друга. Главное, не проговориться, формулировать фразы так, чтобы Алима ничего не заподозрила. Беречь местоимения, не строить планов, не вплетать ненароком свой образ в ее будущее. Чтобы у нее остались воспоминания, но не гнетущее ощущение утраты.
Она достаточно видела зла и горя, не для того он рисковал собой и посмертием, чтобы множить печали.
— Ты чем-то огорчен? — Алима подалась вперед, заглянула ему в глаза.
А ведь он был уверен, что удержал улыбку и привычный тон.
— Так заметно?
Она кивнула:
— Мне — да, хоть ты стараешься не показывать.
— Ты сцену с зеркалом видела? — уточнил он. Девушка отрицательно покачала головой. — У племянника будет магический дар. Потустороннее может ребенка убить, если не соблюдать осторожность.
— Но ты сможешь научить его, помочь совладать с магией, — Алима хотела подбодрить, не догадываясь даже, как ранит этими естественными словами.
— Конечно, — заверил Триен. — Но я не увидел, когда именно проснется дар. Меня может не оказаться рядом вовремя. Нужно поговорить с Симортом.